Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 67



Через несколько дней по дороге в город произошло нападение на караван с рудой. Какие-то незнакомцы разогнали индейцев-погонщиков.

— Это ворованная руда, рудник принадлежит сеньору Артече, — заявили они погонщикам в свое оправдание.

Омонте вернулся на рудник вместе с двумя весьма сомнительными типами из Кочабамбы, отсидевшими в Клисе в тюрьме за убийство. Их нанял Сентено в Пулакайо и, рекомендуя, произнес следующее краткое похвальное слово:

— Они храбрецы, указательный палец у них так и чешется нажать гашетку. Впрочем, у них все пальцы чешутся… ухватить чужое добро.

После похищения руды Омонте пришлось снова отправиться в Оруро и заявить властям, что подстрекателем всех бесчинств является Артече. В Оруро весть об открытии новой жилы дошла с совершенно фантастическими подробностями, и Артече еще яростнее стал бороться за восстановление своих прав на пятьдесят гектаров рудника «Провидение». Вдобавок он еще предъявил требование на четыре гектара Уачипондо, неправильно показав расположение обоих участков.

Артече был белый и пользовался известным влиянием в правящих кругах. Он добился решения суда о передаче рудника доверенному посреднику. Альгвасил отыскал Омонте в баре, где тот выпивал со своими приятелями, и при свидетелях вручил ему уведомление. Омонте отказался подписать его.

— Это подлость, будь они все прокляты! Этот Артече подкупил судей. Но мы еще посмотрим.

Тут же в баре его предупредили:

— Будьте начеку. Он похваляется, что захватит рудник силой. Говорит, будто вся ваша добыча принадлежит ему.

— Принадлежит ему? Я всю гору насквозь прогрыз, а теперь, когда я напал на жилу, она принадлежит допу Артече? Пусть убирается ко всем чертям, пока жив!

Омонте бушевал, ярясь на своих собеседников, словно они-то и собирались отнять у него рудник, и, все больше распаляясь с каждым выпитым стаканом, выкрикивал угрозы и проклятия.

Около трех часов утра, в леденящий холод, Артече, получив на руки решение суда, выступил в поход из Унсии. Вместе с ним отправились назначенный в отсутствие Омонте посредник, ходатай по делам, четверо полицейских в форме и тридцать человек, нанятых в Чаянте и Унсии. Все верхом на мулах. У подножия горы Сан-Хуан-дель-Йермо мулы были оставлены на попечение пеонов, и едва взошло солнце, вооруженные люди стали карабкаться вверх, медленно приближаясь к руднику.

— Идут! Идут!

На руднике все были настороже. Эстрада приказал своим подручным из Клисы:

— Возьмите двух пеонов. Как только те свернут на тропинку, стреляйте!

Другая группа расположилась на вершине. Эстрада и Омонте остались в лагере, укрывшись за скалами; отсюда просматривался весь склон горы. Они ожидали нападения, но на тропинке показались всего четыре человека: судебный пристав, ходатай и двое полицейских. Робея, они заявили:

— Мы пришли выполнить решение суда.

Омонте взял бумаги. Он был очень бледен, веки его нервно подергивались.

— Дело приостановлено, мой адвокат подал апелляцию в префектуру Потоси. Это просто незаконное нападение.

— Погодите-ка, — вмешался Эстрада. — А где посредник? И тот негодяй, что им командует? Пусть сами явятся.

— Ставлю вас в известность, — произнес судейский, — что есть приказ выполнить решение, применив силу.

— Отлично, — сказал Эстрада, — передайте этому Артече, чтобы явился сам, а не посылал своих прихвостней.

Четверка удалилась. Вскоре раздались воинственные крики. Враги ринулись на приступ, все они были совершенно пьяны. Защитники были пьяны не меньше и, не долго думая, подняли стрельбу. Выстрелы рвали воздух, словно натянутую струну, пули щелкали о скалы. Вдруг в лагере громыхнул взрыв динамита.



— Это они из пращи запустили, — заметил Эстрада. — Пора прикончить кого-нибудь. Пусть увидят, что с ними не в игрушки играют.

С ружьем на ремне он пробежал по склону горы к скалистому утесу и стал карабкаться на вершину. За ним полезли трое пеонов, не расставаясь ни с ружьем, ни с бутылкой. На плоской вершине утеса Эстрада лег ничком и указал пеонам место рядом с собой.

Взглянув вниз, они увидели на расстоянии двухсот метров нескольких противников, которые пробирались среди скал, подавая друг другу знаки.

— Целиться точно, — приказал Эстрада. — Раз, два, огонь!

Три выстрела прозвучали один за другим, три человека упали. Эстрада вскочил и, взмахнув рукой, крикнул:

— Все за мной! Огонь! Огонь!

Отчаянные ребята из Клисы с двумя пеонами тоже ринулись вниз по тропинке, стреляя кто с колена, кто на бегу. Враги бросились бежать, словно стадо коз, вспугнутое молнией. Пустив в ход приклады и кулаки, защитники рудника захватили нескольких пленных.

Омонте яростно стрелял вслед бегущим врагам, а те постепенно терялись на дальних склонах, по ту сторону ущелья.

— Теперь увидел, с кем он имеет дело! Думал, мы сразу сдадимся!

Из уха у Омонте текла кровь.

— Пустяки! — сказал он, вытирая кровь рукой. — Это осколок угодил, — пулей от скалы отбило.

Один из нападающих лежал убитый в ущелье.

Раненых подобрали, и еще один умер ночью.

Ни Омонте, ни Эстрада некоторое время в Оруро не показывались: Артече возбудил против них уголовное дело по обвинению в умышленном убийстве пеонов, сопротивлении судейским властям и захвате чужого рудника. Ему удалось добиться приказа об аресте Омонте. Однако через два месяца поток семидесятипроцентного олова, хлынувший словно из перерезанной в теле гор аорты, изменил все. Приказ об аресте и судебное решение были отменены, и Омонте не только утвердился во владениях Артече, но, в свою очередь, возбудил дело о похищении руды и вооруженном нападении.

Эстраду, стоявшего на гребне скалистой горы, еще издали можно было узнать по его орлиному профилю и желтым очкам. Он наблюдал за пеонами, которые устанавливали новую дробилку. Два каменных, обитых железом валика, соединенные горизонтальной осью, прокатывались по большому плоскому камню, — их вращали мулы, шагавшие вокруг камня. Это сооружение именовалось «чилийская мельница».

У входа в шахту, там, где раньше стояла первая хижина Омонте, вырос трехкомнатный дом из необожженного кирпича, носивший пышное название «Дом администрации». Тут жил Эстрада и, приезжая из Оруро, останавливался Омойте.

Пониже, на первом уступе, раскинулись глинобитные хижины с соломенными крышами. Там находилась пульперия и жили несколько сот пеонов.

В руднике по ходу жилы добывали семидесятипроцентную руду. Остальная руда, более низкого качества, поступала на обогатительную фабрику. Пять дробилок под соломенными навесами, расположенные уступами на склоне горы, приводились в действие вручную. Дробленую руду просеивали, швыряя лопатами в большие, наклонно поставленные грохоты. После просеивания руда поступала в систему чанов; там оседали более тяжелые куски, а остальная порода шла по- желобу с водой для сортировки на круглые вращающиеся столы, где она распределялась от центра к краям, согласно своей концентрации и весу. Отходы снова промывались водой в желобах, а работницы-индианки специальными щеточками отделяли землю от металлической пыли.

Вся эта деятельность проходила под руководством приехавших из Потоси знатоков-индейцев, которые на опыте изучили способы обогащения руды. Они на глаз определяли содержание и качество металла. На руднике система сдельной работы, на которую, по обычаю, опирались все расчеты, постепенно превращалась в смешанную систему, в нечто среднее между сдельной и поденной работой, между оплатой деньгами и оплатой натурой.

Бурильщики, забойщики, откатчики и женщины получали свою плату через пульперию, зарабатывая от двадцати сентаво до одного песо в день.

Обогащенную руду увязывали в мешки и на ламах везли к железной дороге.

Персонал управления стал разрастаться. Из Оруро приехал швейцарский инженер. Вместе с Эстрадой он исследовал жилы, произвел замеры и запроектировал как дальнейшую вертикальную проходку старой шахты, так и продолжение старой штольни еще на сто метров, со штреками по обе стороны.