Страница 37 из 126
Во вторую группу вошли приемлемые формы решения, предусматривавшие установление контроля России над проливами: 1) отмена ограничений пользования проливами для судоходства, установленных Берлинским трактатом; 2) закрытие проливов для плавания всех военных судов, не принадлежащих прибрежным державам Черного моря, с установлением фактического русско-турецкого контроля над плаванием в проливах; 3) и, наконец, — самое главное в этой группе — предоставление России обеспечения ее участия в фактическом контроле плавания в проливах, базы в районе самих проливов или в их непосредственной близости. Эта группа являлась основой для мирных переговоров в случае нерешительного окончания войны.
Третью группу составляли неприемлемые и опасные для России формы решения вопроса, всесторонне рассматривались и подробно анализировались различные виды и комбинации видов нейтрализации и интернационализации проливов, представляющих собой самую опасную и наименее приемлемую для России форму решения вопроса о проливах. Причем указывалось, что в случае неуспешного исхода войны Россия должна настаивать на сохранении status quo в проливах, т. е. на сохранении над ними турецкой власти, ни в коем случае не соглашаясь на применение форм решения, перечисленных в этой группе.
Изучению этой группы в записке было отведено обширное место, так что здесь возможно привести лишь основные положения заключения.
Нейтрализация проливов состоит в том, что на их берегах и в их водах воспрещается возводить какие бы то ни было укрепления или сооружения военного характера, а военным и торговым судам всех наций разрешается проходить через проливы как в военное, так и в мирное время.
Таким образом, с точки зрения России разница между нейтрализацией проливов и положением вещей, установленным Берлинским трактатом, бывшим в силе до Первой мировой войны, состояла в том, что по постановлениям Берлинского трактата никакие военные суда, кроме турецких, не имели права входить через проливы в Черное море, а при нейтрализации этим правом могли пользоваться все без исключения державы и Россия должна была считаться с возможностью появления в Черном море — центре ее жизненных интересов — флота любой державы в целях дипломатического на нее давления или нападения на ее берега и прекращения ее морских сообщений с внешним миром.
Иными словами, по постановлениям Берлинского трактата двери к жизненным центрам России были открыты для одного лишь слабого турецкого флота, тогда как при нейтрализации они становились настежь открыты для всех военных флотов мира. Это вызвало бы в первую очередь необходимость для России громадных затрат в целях создания мощного флота и укрепления берегов Черного моря, тогда как при режиме, установленном Берлинским трактатом, она могла ограничиться сравнительно незначительными силами, рассчитанными лишь на противодействие слабому турецкому флоту.
Без создания мощной морской силы в Черном море Россия при нейтрализации проливов была бы во время войны под постоянной угрозой непосредственного удара противника по ее жизненным центрам, а в мирное время в значительной степени лишена свободы действий во внешней политике, имея обнаженной свою ахиллесову пяту.
Казалось бы, однако, что нейтрализация проливов могла бы иметь для России выгоду в том, что в случае войны морская связь с ее возможными союзниками в бассейне Средиземного моря была бы обеспечена.
На самом же деле эта выгода только кажущаяся, и вот почему.
С военной точки зрения нейтрализация проливов, т. е. воспрещение создавать на их берегах долговременные фортификационные сооружения, в случае войны никакого практического значения не имеет, ибо при помощи мин заграждения, подвижных моторизованных батарей и авиации можно в 24 часа сделать проливы непроходимыми и остановить всякую попытку прорыва военных судов через них. Это в полной мере подтвердил опыт неудавшейся Дарданелльской операции, во время коей именно мины и подвижные батареи, а не долговременные укрепления, остановили союзный флот, пытавшийся прорваться через пролив.
Таким образом, дипломатический акт нейтрализации при современных средствах военной техники никакого реального значения иметь не может. Что же касается «моральной» ценности такого акта, пример нарушения Германией нейтралитета Бельгии дает на этот вопрос исчерпывающий ответ. Не могло быть сомнения в том, что и Турция, если бы того пожелала, легко сделала бы проливы непроходимыми, несмотря на акт нейтрализации, и тем самым прервала связь России с ее возможными союзниками.
С другой стороны, в истории вековой борьбы России за свои морские сообщения никогда еще не было и никогда не будет случая, чтобы Турция стояла на стороне России или ее союзников. Открыто или тайно она всегда будет на стороне ее явных и скрытых врагов.
Еще хуже была бы для России интернационализация проливов.
Турция сохранила бы свои суверенные права над ними, и Россия, имея с ней общую сухопутную границу на Кавказе, могла бы в случае необходимости оказать на нее мощное военное давление для облегчения положения в проливах или даже захватить Босфор высадкой на незащищенное турецкое побережье Черного моря.
Между тем при интернационализации суверенные права над интернационализированной зоной переходят от державы — собственницы этой зоны к специальному международному органу, и, таким образом, Россия для защиты своих жизненных интересов на Черном море и в проливах имела бы дело не с одной лишь слабой Турцией, а с целым светом.
Иными словами, по постановлениям бывшего Берлинского трактата, двери к сокровищнице России на Черном море были для всех закрыты, а ключи от них находились в руках слабой Турции; при нейтрализации проливов эти двери были бы для всех открыты, но вследствие сохранения при этом суверенных прав над проливами за Турцией Россия не была бы лишена возможности военного воздействия для облегчения своего положения; при интернационализации же проливов двери эти остаются настежь для всех открытыми, а ключи от них переходят в международные руки и Россия лишается возможности военного воздействия для облегчения своего положения.
Таковы были соображения, изложенные в записке штаба Верховного главнокомандующего, которая была вручена Сазонову и которая послужила основанием для заключения в 1915 г. нашего соглашения с союзниками о проливах.
По окончании Первой мировой войны и заключении Версальского мирного договора была созвана в 1922 г. в Лозанне конференция для решения вопроса о проливах, на которой руководящую и решающую роль играла Англия. И вот та самая Англия, которая в 1915 г., когда ей была необходима помощь России для борьбы с Германией, дала свое письменное согласие на оккупацию Россией проливов, т. е. на наиболее выгодное для русских решение вопроса о проливах, — эта самая Англия теперь, когда Россия, утратившая свой престиж, была ей больше не нужна, настояла на самой невыгодной и опасной для нас форме решения вопроса — на нейтрализации и интернационализации проливов.
Англия и иже с ней воспользовались первым благоприятным моментом, чтобы схватить Россию за горло, ибо стремление бывших союзников России к интернационализации проливов объясняется не чем иным, как их желанием подчинить себе Россию в политическом отношении и ослабить ее вес в международных отношениях.
При этом в контрольном органе интернационализации проливов, учрежденном в Лозанне, председательское место получила Англия, что было равносильно передаче именно ей, исконному противнику России в этом вопросе, фактического контроля над проливами, ибо в ту пору Англия располагала самым мощным флотом мира.
Большевистские представители на Лозаннской конференции из кожи лезли вон, чтобы избежать столь невыгодных и опасных для России решений или чтобы хоть сколько-нибудь эти решения смягчить, но их голос никем не был услышан, потому что за ними не было престижа императорской России.
Сам тот факт, что даже большевики, которые в начале своего властвования невнимательно относились к жизненным интересам страны, не подписали решений Лозаннской конференции, лучше всяких других доказательств показывает, какое катастрофическое значение имели для России принятые на этой конференции решения.