Страница 6 из 89
В школах не прекращаются занятия. Идут уроки даже немецкого языка (?!). Это как-то странно…
В городе все ухудшается положение с продовольствием. Сахару выдают по пятьдесят граммов на десять дней. Масла нет. С волнением ждут объявления завтрашних норм хлеба. На базаре кило кислой капусты стоит пятьдесят рублей. За ней очередь. Из жмыхов делают лепешки. Хлеб, водка и теплая одежда — вот сегодняшняя ленинградская «валюта». Конину тоже достать трудно.
У некоторых людей сдают нервы… Это заметно… Но это не окажет влияния на массы…
Написали второй очерк — о подводной лодке Иванцова — в «Правду».
Из Кронштадта вывозят лишних граждан. (Проблема снабжения?)
Сегодня передовая «Ленинградской правды» — о необходимости прорыва блокады вокруг Ленинграда. Фронт готовится.
По дороге к Неве поток обозов. Гонят тощий скот. Везут на повозках раненых. На левом берегу канонада.
Ночью воздушная тревога, покачивает дом.
Новое блюдо: лепешки из казеина, глицерина, соли и горсти муки.
13 ноября 1941 года.
(145-й день войны.)
Обстрел…
Бои на всех фронтах.
Налеты… Зенитки… Немецкие батареи с южного берега бьют прямой наводкой.
Жестокий обстрел (днем) по Неве. Воздушная тревога.
7 часов. Опять бомба рвется рядом… Иду по городу… Бомбежка…
Все-таки немцы взяли Тихвин… Это плохо…
14 ноября 1941 года.
(146-й день войны.)
С утра бомбежки; «юнкерсы» (по 16 штук) сбрасывают и листовки. Мороз… Солнечный день… Еду на «Полярную звезду». Беседа…
Иду по городу. Западный теплый ветер. Тревога… Пустые улицы… Прекрасный город… На Аничковом мосту сняты кони барона Клодта. Зарницы боя… Мне хорошо, как-то отрешенно…
Читаю центральные газеты. Статья генерала Хозина об обороне Ленинграда. Немцы потеряли под Ленинградом 216 000 человек, 759 орудий, 679 танков, 1681 автомашину и пр.
На самолетах вывозят семьи рабочих оборонных заводов (на Урал и в Сибирь).
Октябрьская телеграмма от С. К. Тон бодрый, но просит ее вызвать в Ленинград. Послал два письма. Умоляю ее еще выждать.
15 ноября 1941 года.
(147-й день войны.)
Почти весенний солнечный день… Оттепель… Сверкают на солнце лужи, тающий лед… Иду (впервые за дни войны) на собрание Ленинградского отделения ССП.
Читают стихи, рассказы… А война грандиознее всего этого…
Моя речь к ленинградским писателям: о ходе войны, о Союзе писателей и его задачах, о традициях Ленинграда, о враге и о несомненной будущей победе.
На Ладоге немцы потопили баржу с мукой. Водолазы ее достали. Муку отправили на макаронную фабрику…
Иду на радио.
5 часов дня. Обстрел города. Нежный закат…
Читал «Красную звезду» от 9, 11, 12, 13 ноября. Жестокие бои у Севастополя, в Донбассе, под Тулой, под Москвой. Атаки противника у Ильменя и Тихвина. Наши контратаки. Противник все жмет — натиск колоссален. Но наше сопротивление нарастает. Выпущены противотанковые ружья и пр.
Иду на Каляеву. Битое стекло на Литейном. Огромная воронка у Фурштадтской. Мостовая разрыта. Бомбежки усилились.
Поел (суп, капуста кислая, один кусочек хлеба). Помылся…
16 ноября 1941 года.
(148-й день войны.)
Воздушная тревога… Иду домой на Фонтанку… Осколки сыпятся у Гороховой. Темно, звезды.
Дома — чай и хлеб. Работаю над очерком о новых орденоносцах КБФ — для «Правды». Была еще тревога. Не слушаю, читаю газеты.
17 ноября 1941 года.
(149-й день войны.)
Тон прессы все активнее.
Планы восстановления Европы и пр.
Бои на всех фронтах, отбито десять атак (!) на московском направлении.
Пишу статью о базах: Таллине, Палдиски, Риге, Либаве и пр. Это наше! Мы придем на West!..
Телефонной связи с Казанью через ЦО нет уже целую неделю…
Послал письмо С. К.
Величайшее наслаждение — Ленинград ночью: сейчас звездно, северное сияние и чистая музыка (из радиорупоров) над прямыми темными улицами… «Половецкие пляски»… Россия любимая, все к ногам твоим! Иду с душой, очищенной от всего, — я весь только во времени, в истории, в воинственной поэзии… Минутами это нестерпимо высоко — ликующе освобождение! В мечтах — парад мира и победы… Советские русские люди должны пройти со своими знаменами, чтя павших и ликуя перед всем миром…
Меня спускают с облаков: люди голодны, — по нескольку дней не обедают. В «Норде»[5] очередь за стаканом пустого чая. Ощущение голода у ленинградцев все сильнее. Худеют.
На Ленинградском фронте. Наши упорно действуют на подступах к Северной железной дороге, пробивая первое окружение. Немцы стремятся, взяв Тихвин, выйти к Волховстрою и совсем отрезать Северную железную дорогу. Обстановка трудная. Надо рассчитывать на общее улучшение дел на Московском и других фронтах, на резервы.
Получил комплект газет «На страже Родины». (Воздушные тревоги.) Ответил Фадееву о Кроне: «Крон должен быть тут, на месте, на Балтике».
18 ноября 1941 года
(150-й день войны.)
Приехал Крон.
Читаю брошюры писателей-балтийцев. Сдаю отчет за десять дней в Политуправление. Прошу созвать совещание писателей и журналистов Балтийского флота.
Хорошо работалось…
Воздушная тревога. Иду пешком с набережной Красного Флота на Каляеву. Темно, стрельба… Образ военного ночного Ленинграда останется в памяти навсегда…
Я похудел, но чувствую себя бодро.
В госпиталях нет масла, нет мяса. Крупа часто бывает бракованная…
Все труднее…
19 ноября 1941 года.
(151-й день войны.)
С утра воздушные тревоги.
Мысли о позиции Англии… Последняя речь Черчилля дает только формулу ожидания вторжения к весне 1942 года. Мы ждем активных действий Англии.
В сводке. Сильный удар по противнику. Уничтожены десятки орудий, машин и 2500 солдат и офицеров.
2 часа дня. Совещание нашей оперативной группы писателей (итоги за десятидневку). Организационные задачи по группе: задания, планы на месяц вперед.
Штудирую комплекты военных газет.
Говорят, что Л. Соболев в начале октября уехал в Ростов — Ейск — Севастополь… Странно, что он мне не пишет.
Из рассказов:
«В Большом драматическом театре — спектакль «Малыш». Холодно. Заполнено 25 процентов зала. Люди сидят в шубах, актеры комкают текст. Играют небрежно… Зрители дыханием греют руки…»
«В домах появляются «буржуйки»…
Мга окружена нашими. Наступление продолжается. Немцы по ночам «долбят» аэродромы, Выборгскую сторону и пр.
20 ноября 1941 года.
(152-й день войны.)
Эвакуирована Керчь. Остро стоит вопрос о Кавказе.
В Ленинграде уменьшили паек хлеба до ста двадцати пяти граммов в день.