Не засыпай

Она протянула фото Лавелю. Он кивнул. Это было поразительно. Единичная колотая рана. То же место. Тот же «почерк», что и у убийцы Теда Коула.

– Звучит так, будто вы не согласны с Краузе, что это сделала Риз?

– Краузе полагал, что это плевое дело: ревнивица закалывает изменяющего парня и его любовницу, которая оказалась ее лучшей подругой. Ревность и предательство, основные мотивы для убийства.

– Это убедительный сценарий, – согласился Лавель.

– Согласен. Семья Эмили Декер думала так же. Но меня беспокоят несостыковки. Я провел собственное расследование в сверхурочное время. Чем больше я узнавал, тем меньше был уверен, что это сделала Лив Риз.

– Почему? – спросила Хэллидей.

– Я консультировался с ведущим экспертом-криминалистом по ножевым ранам. Он сказал мне, что колотую рану в своем теле Лив Риз никак не могла нанести сама. Она левша. Рана должна была быть нанесена правшой, на что указывает угол, под которым клинок вошел в тело.

– Криминалисты могут ошибаться, – усомнилась Хэллидей.

– Были и другие зацепки, которые мы так и не проверили. Потенциальные подозреваемые.

– Например, кто?

– Художник, чью выставку обозревала Лив Риз. Вы слышали о Зи?

Хэллидей кивнула. Лавель помотал головой.

– Зи – авангардный художник, которого обвинили в избиении собственной беременной девушки, – сказал Реган. – Он подвергся осуждению в социальных сетях, и его карьера, в общем-то, закончилась. Он воссоздал себя в качестве акциониста-партизана, известного как Кью. По крайней мере, так предполагает свежее разоблачение в «Нью-Йорк Таймс».

– А как Зи связан с Лив Риз? – спросила она.

– Она написала разгромный обзор последней выставки Зи перед тем, как он ушел в подполье. Ее обзор был началом конца его карьеры, – сказал Реган. – Незадолго до убийства Декер и Реджио Лив была приглашена на предпоказ выставки Кью. Она нашла ее жестокой и тревожной. Она не хотела писать про нее, но ее редактор настоял. Она работала над статьей в день, когда произошли убийства.

– То есть вы хотите сказать, что если Зи и Кью – один и тот же человек, то, возможно, он пытался поквитаться с ней за разрушение его карьеры?

– Да, – согласился Реган. – После убийств я просмотрел ее записную книжку. Выставка Кью была чертовски жуткой. Будто бы он привел ее туда, чтобы напугать.

– Почему вы так считаете?

– Потому что выставка, по записям Лив Риз, содержала темы насилия, женоненавистничества и связывания, что кардинально отличалось от реальной выставки, которая прошла несколько месяцев спустя.

– Были ли другие подозреваемые?

– Фотограф Джордж Янис.

– Что с ним?

– Он был уволен после того, как Лив Риз пожаловалась в редакцию журнала, где работала, на сексуальные домогательства с его стороны. Она была не первой, но он винил ее. Он говорил людям, что поквитается с ней. Краузе решительно отказался рассматривать его в качестве возможного подозреваемого. Также за несколько недель до убийств от нее поступали жалобы на преследование.

– Преследование? Ее преследовали? – спросил Лавель, оживившись.

– Отчеты полиции в папках, – Реган покопался в документах, пока не нашел несколько отчетов, которые протянул детективам.

– Хотите сказать, что Краузе не рассматривал версию преследования, когда расследовал убийства Декер и Реджио? – удивилась Хэллидей.

– Он думал, что это дутое дело. По его версии, она выдумала инциденты преследования, потому что намеревалась убить Эми и Марко и хотела создать альтернативного подозреваемого. Он сказал, что это указывает на умысел. По его убеждению, Лив знала, что Эми и Марко спят друг с другом. По словам некоторых соседей, они едва ли скрывались.

– Что думаете вы? – поинтересовался Лавель.

– Я ходил с Краузе в ее квартиру после одной из жалоб на преследование. Это было за несколько дней до двойного убийства. Она была в ужасе. Это не было наигранно. Краузе подумал, что это была большая шутка. Когда мы ушли, он сказал мне, что у нее не все в порядке с головой. Может, он и был прав. Но ее страх, он был неподдельным.

– Почему Краузе подумал, что это была шутка? – спросила Хэллидей.

– Она заявила, что незнакомец поставил запеканку в духовку, принес ее белье из химчистки и оставил у ее кровати цветы. Где-то за неделю до этого она пожаловалась, что кто-то поставил пакет молока в ее холодильник, пока она спала.

– Все это звучит… безумно, – заметила Хэллидей.

– Ага, но некоторые преследователи ведут себя совершенно чокнуто, – сказал Реган. – Вы и представить не можете, что эти люди сделают, чтобы вклиниться в чью-то жизнь. У меня было дело, в котором преследователь устроился мойщиком окон, чтобы смотреть в квартиру жертвы. Той ночью, когда я был там, я увидел кое-что, заставившее меня думать, что Лив Риз говорит правду.

– Что это было?

– Пока я был в ее спальне вечером, когда нас с Краузе туда вызвали, у меня возникло покалывающее ощущение, что за нами следят. Когда все вышли из комнаты, я выключил свет и остался внутри. Я увидел мужчину с биноклем в квартире дома напротив. За Лив Риз определенно наблюдали.

– Вы сказали Краузе?

– Он отмел это, сославшись на жутковатого соседа. Может, если бы он отнесся к ее жалобам на преследование всерьез, убийств не было бы.

Реган рассказал, что видел, как Лив выбросила цветы и конфеты в уличный мусорный бак, когда они отъезжали от квартиры. Он объехал квартал и вернулся, чтобы забрать их.

– Коробка с конфетами, присланная вместе с розами, была эксклюзивной бельгийской марки. Восемь баксов за конфету. Все сделаны вручную. Я отвез коробку в магазин в надежде, что мне скажут, кто их купил. Они настаивали на том, что кто-то заменил их трюфели дешевой имитацией.

– Зачем кому-то делать это?

Реган пожал плечами.

– Без понятия, но Лив Риз заявляла, что была в состоянии наркотического опьянения после того, как съела один из трюфелей. Согласно ее заявлению, неизвестный пришел в квартиру, когда она была под чем-то. Если трюфели, которые ей прислали, были накачены снотворным, то у того, кто был в ее квартире, была причина подменить их, чтобы замести следы.

Хэллидей пролистала отчет криминалистов.

– Ничего из того, что вы сказали, даже если это и правда, не противоречит возможности, что она убила своих друзей, – сказала она, переведя взгляд с отчета на детектива.

– Верно, – согласился Реган. – Но мы так и не разобрались в некоторых других жутких вещах, произошедших до убийств.

– Например?

– Работник химчистки сказал, что ее одежду забрал ее парень. Когда я попросил описать его, он сказал, что это был мужчина со светло-русыми волосами, высокий и худой, с шишкой на носу и щербинкой между зубов, – сказал он. – Марко Реджио выглядел совершенно иначе.

– Вы говорили с соседом из дома напротив? С тем, который, как вы подумали, шпионил за квартирой? – спросила Хэллидей.

– Краузе раскритиковал меня, когда я признался, что изучил ее заявления о преследовании и что подумал, что в этом что-то есть. Он настаивал, что преследователя не было и убийства совершила Лив Риз. В этот момент она все еще находилась без сознания в больнице, и он ждал, пока она выйдет из комы, чтобы ее допросить. Он планировал заставить ее признаться и обвинить ее в убийствах Декер и Реджио.

Реган добавил, что тогда он только получил свой жетон. Это была его первая работа в отделе убийств, и ему сказали подчиняться Краузе как более опытному детективу.

– Мы крепко поспорили. Краузе считал, что защита исказит информацию, которую я нашел, чтобы заставить присяжных думать, что есть и другие возможные подозреваемые. Чтобы посеять разумные сомнения, – сказал Реган. – Вот почему мы с Краузе поругались. Меня возмутило его обвинение в том, что я заваливаю дело только ради того, чтобы убедиться, что мы арестовали нужного человека. Краузе остановил меня от дальнейшего расследования. По его мнению, наша работа – найти улики, доказывающие вину гражданки Риз. Точка. Он не хотел тратить время на поиски других подозреваемых.