Не засыпай

– Никто меня не преследует, – говорю я с большей уверенностью в голосе, чем есть у меня на самом деле.

Глава восемнадцатая

Среда, 12:42

Клодин складывает ладони вместе от восторга и велит мне повернуться, когда я выхожу из примерочной в подобранной ею одежде.

Она наклоняет голову вбок, будто бы не совсем уверенная насчет моего внешнего вида, а затем копается в шкафу и достает асимметричный серебряно-голубой кардиган, такой длинный, что он доходит до верха моих бедер. Он сочетается с моим нарядом: узкие джинсы и кашемировая черная кофта с большим круглым вырезом.

– Все еще чего-то не хватает, – говорит Клодин.

Она исчезает в кладовой и возвращается с ожерельем, сделанным из горного хрусталя различных оттенков синего. Стоя позади меня, она застегивает замочек ожерелья.

– Еще кое-что, и затем можете идти, – обещает она.

Она достает ворох косметических пробников из коробки и подбирает оттенки, которые подойдут к цветовой гамме одежды.

– Это станет вишенкой на торте.

Когда я накладываю макияж, то вижу в зеркальце свое отражение, которое превращается обратно… в меня.

Мне почти удается обмануть себя, что все будто бы вернулось на круги своя, пока я не вспоминаю неровный шрам на своем теле. Как ни стараюсь, я не могу вспомнить, откуда он у меня. Между тем моментом, когда я отвечаю на телефонный звонок за своим столом и когда определенно был безоблачный летний день, и моментом, когда я просыпаюсь на лавочке в парке этим почти зимним морозным утром, зияет провал в памяти. Я говорю себе, что потеря памяти временная, что это последствия недосыпа или реально серьезного джетлага. Ясность вернется очень скоро.

Когда я появляюсь в главном офисе в новой одежде и со свежим макияжем, там уже никого нет. Я чувствую себя обделенной чем-то, когда вижу, как все оживленно переговариваются в стеклянных комнатах для совещаний, рассеянных по офису. Они, вероятно, обсуждают новый выпуск журнала.

Я больше не часть этого места. От этой мысли меня глубоко внутри пронзает ощущение невосполнимой утраты. Мне нравилось работать в «Культуре». Находиться тут, заниматься этой работой – один из самых счастливых периодов. Я не знаю, как я стала посторонней в своей собственной жизни. Я могла бы попросить Джоузи или кого-то еще ввести меня в курс дела, но мне стыдно показать, насколько я растеряна.

Я снова набираю Эми. Она доктор. Она скажет мне, что делать. Я почти слышу ее слегка удивленный голос, говорящий мне проспаться – точно так же, как она делала бесчисленное количество раз, когда у меня была ватная голова из-за похмелья или сильная простуда.

К несчастью, телефон Эми все еще выключен. Я подумываю позвонить ей в больницу, но знаю, что Эми очень не любит, когда ей звонят на работу по личным вопросам. В конце концов я звоню Марко. Подлинное облегчение пробегает по телу, когда на мой звонок отвечают.

– Марко!

– Кто это? – выпаливает мужчина.

– Марко? – мой голос неуверенно срывается.

– Тут нет никакого Марко.

– Но… это телефон Марко?

– Послушайте, дамочка, в миллионный раз говорю: вы ошиблись номером. Сколько еще раз мне нужно повторить вам одно и то же!

Сдавленный щелчок говорит мне, что на том конце повесили трубку. Я снова набираю этот номер. На этот раз я дважды проверяю его, чтобы убедиться, что он верен.

– Дамочка, – говорит мне тот же неприветливый голос, что и раньше. – Я уже сказал вам: вы ошиблись номером.

– Это точно номер Марко, – во мне просыпается истерика.

– Нет, не его. Как я вам и сказал в прошлый раз, когда вы позвонили. И еще раз до этого. И до этого. Вы поняли последовательность.

Я не понимаю. Я уверена, что это телефон Марко.

– Марко меня игнорирует? – спрашиваю я. – Скажите, что звонила Лив. Я его девушка. Мне нужно с ним поговорить. Это срочно.

– Поверьте, дамочка. Вы ошиблись номером. Вам нужно перестать названивать, – перекрикивает он тарахтящий мотор грузовика, а потом вешает трубку.

Этот разговор иссушает меня. Я закрываю лицо руками. Все изменилось до неузнаваемости. Офис. Я. Шрам, думаю я, пока рассеянно тру его через одолженную дизайнерскую одежду.

На экране офисного телевизора снова начинается новостной репортаж и показывают тот кадр, где на окне квартиры написано: «ПРОСНИСЬ!»

На моей коже написано то же самое. Это должно быть больше, чем совпадение. Я поглощена сильным желанием пойти туда. Может, там ко мне вернется память, рассеется смятение, повисшее надо мной, словно туман, мешающий мне видеть, с того момента, как я проснулась на скамейке в парке.

В статье, которую я прочитала ранее, указан адрес здания, где было совершено убийство. Я снова читаю статью. Это недалеко от пересечения Пятьдесят Третьей улицы и улицы Лексингтон.

Когда я выхожу из офиса, администратор спрашивает меня, говорила ли я с мужчиной, чей звонок мне переадресовали. Я вздрагиваю, когда вспоминаю пугающий голос в телефоне, его обвиняющий и одновременно упрашивающий тон.

– Я говорила с ним.

– Он снова звонил. Сказал, что в первый раз звонок сбросили. Я переадресовала его, но вы не взяли трубку.

– Я была на совещании.

– О. Он сказал, что заскочит чуть позже. На самом деле, он попросил передать вам, чтобы вы оставались в офисе, пока он не подъедет. Он сказал, что это важно.

– У меня встреча, и я уже опаздываю, – вру я, вылетая из офиса еще быстрее.

Девять остановок метро и пять минут ходьбы спустя я стою у того многоквартирного здания из новостных сводок.

Машина полиции и фургон криминалистов припаркованы возле полицейского ограждения. Копы в форме стоят на тротуаре у входа. Несколько жителей дома ждут, когда их пустят внутрь. Их очевидно раздражает то, что им приходится стоять в очереди, чтобы попасть домой.

Зеваки толпятся за ограждениями. Я не иду к ним. Я чувствую страх от присутствия такого количества полиции. Я иду в дорогой обувной магазин прямо через дорогу. Я делаю вид, что разглядываю ботинки на оконной витрине, а на самом деле украдкой смотрю на полицию у здания.

– Я могу чем-то помочь? – я практически подпрыгиваю, когда продавщица подходит ко мне сзади.

– Конечно, – говорю я, указывая на ботинки до колена на витрине. – У вас есть такие тридцать седьмого размера?

Она исчезает на складе и возвращается с большой обувной коробкой.

– А что там происходит? – спрашиваю я.

– Кого-то убили в доме напротив, – осторожно шепчет она, хотя в магазине нет других покупателей.

Она поднимает крышку коробки и достает ботинки, нахваливая итальянские кожаные стельки и внутренние швы.

Она замолкает на полуслове, когда в магазин заходит полицейский.

– Почему бы вам не померить эти ботинки и самой не убедиться в их комфорте, – предлагает она, а после убегает к полицейскому, чтобы отвести его в угол у кассы.

Надевая ботинки, я внимательно слушаю, о чем они там шепчутся. Он говорит ей, что полиция собирает записи с видеокамер магазинов на этой улице.

– Мы думаем, что убийца мог попасть на камеру, когда покидал место преступления, – говорит он. – Мы ходим по всем магазинам этого района, нам нужны записи, сделанные начиная с раннего утра.

Продавщица заметно понижает голос.

– У нас есть камеры, направленные на улицу. Вам нужно поговорить с менеджером, чтобы получить копии. У вас есть какие-то догадки, кто это мог быть? – спрашивает она. – Я имею в виду убийцу.

– С жертвой видели женщину с длинными темными волосами до пояса. В последние дни вы не замечали поблизости никого, подходящего под описание? – спрашивает полицейский.

– Насколько я помню – нет, – отвечает она.

Я смущенно дотрагиваюсь до своих коротких волос, по телу проползает паника. Мои волосы были длинными, когда этим утром я проснулась в парке, в точности такими, какими их описал коп. Слово «ПРОСНИСЬ!» написано на моем запястье. Это больше, чем совпадение. У меня ужасное чувство, что я связана с этим преступлением.