Во льдах

Я сейчас сделаю официальное объявление — по просьбе компании «Чесс Интеллект», производящей шахматные компьютеры. Не возражаете?

Ведущая не возражала.

— «Чесс интеллект» официально объявляет, что готова организовать матч между шахматным компьютером «Чижик Чемпион» и программой «Пионер» в течение тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Встреча может проходить на территории Советского Союза или любой другой страны по выбору Ботвинника. Матч будет состоять из шести партий с классическим контролем времени. Победителем будет считаться тот, кто наберет три с половиной очка или более. Призовой фонд — тут я сделал паузу, — призовой фонд целиком получает победитель. Сумма — один миллион долларов Соединенных Штатов Америки. От себя я добавлю, что знаю Михаила Ботвинника как безусловного бессребреника, но считаю, что миллион долларов хотя бы частично возместит расходы государства на шахматную программу «Пионер». Если, конечно, «Пионер» победит. Слово за вами, Михаил Моисеевич!

Ведущая с сожалением отметила, что время программы подошло к концу, и мы расстались.

Телевизионщики вернули меня в «Тбилиси».

Есть не хотелось совершенно: адреналин воспользовался резервами организма и полностью выключил аппетит. Ничего страшного, завтра день доигрывания, а у меня отложенных партий нет. Отдохну.

Я опять переоделся, теперь уже в спортивный костюм. Погуляю перед сном, успокоюсь.

На проспекте Руставели было весело. И многолюдно. Некоторые даже пели что-то грузинское.

— Ура, дорогой! Ты рад? — спросил встречный, теперь уже с явным грузинским акцентом.

— Ещё как рад, — ответил я искренне.

— В самой Бразилии! На Маракане! Два — два! Ура!

— Ура — отозвались окружающие. И я порадовался вместе с ними. Оказывается, тбилисское «Динамо» провело товарищеский матч с «Фламенго» в Рио-де-Жанейро, и тбилисцы сыграли превосходно. Народ высыпал на улицы радоваться, а тут я в динамовской форме! Меня обнимали, хлопали по спине, звали в гости.

Выждав удобный момент, я скрылся.

В гости, конечно, я не прочь, но во время чемпионата пить нельзя.

Глава 24

Новогодняя ночь 1978 — 1979

Мы будем и впредь!

Редкие троллейбусы и автобусы, куда более редкие такси — вот что мы видели на улицах Москвы тридцать первого декабря в двадцать два сорок пять.

Лиса вела «Волгу» аккуратно, но немножко нахально. Демонстрировала класс. И она, и Пантера ходили на специальные милицейские курсы вождения, где их обучали всяким премудростям, недоступным простым водителям, и теперь показывали мне, что время тратили не зря.

Определенно не зря. Если, конечно, целью было меня напугать.

Нет, ничего рискованного они не делали. Но скорость держали на грани.

Впрочем, для «Волги», которую они уже окрестили «Матушкой», эта скорость, шестьдесят километров в час, была сущим пустяком. Под капотом фордовский мотор, который легко — по словам девочек — выдавал на-гора и сто пятьдесят. Нет, успокоили они меня, это мы не в городе, это мы на специальной трассе проверяли.

Надо же — проверяли!

Ну да, пока я в Тбилиси возился с талантливой молодежью (так писали в «Советском Спорте», хотя три четверти участников были старше меня), девочки то и дело летали в Москву, по делам. Одно из дел — покупка «Волги». Покупали не в одиночку, позвали из Чернозёмска барона Шифферса. Как эксперта-консультанта. В «Березке-Авто», что на пятнадцатом километре, он придирчиво осматривал машины, слушал двигатель и даже делал испытательные поездки, три авто забраковал, и только четвертое позволил купить.

Со мной бы такое не прошло, мне бы продавцы не позволили копаться в «Волгах», как в сору, но с Ольгой Стельбовой они держались предельно вежливо, стараясь угадать каждое желание. И вот мы обзавелись «Матушкой», семиместным универсалом, заплатив изрядную сумму чеками. Ну и ладно. Зачем мне чеки, как ни для подобных покупок?

Последние дни я провёл в хлопотах: прилетев из Тбилиси, заказал и обналичил сто девяноста тысяч. Изрядная сумма. Зачем? Ольга сказала просто: «Из принципа!». Ну, я догадывался, что за этим стоит, спорить не стал, но было немного не по себе — держать такую сумму рядом с собой. Нет, я, конечно, соблюдал правила конспирации, никому об этом не болтал, но в сберкассе, для других закрытой, об этом знали — а что знают в сберкассе, знает свинья. В квартире стоял небольшой сейф, немецкий, трофейный, туда-то я и сложил пачки десяток, запечатанные банковской бандеролью. Не так и много пачек получилось, девятнадцать. Нес в обычном студенческом портфеле, подумать, что там состояние, постороннему невозможно. Но я беспокоился. Слегка.

А сегодня меня награждали. Да-да, Орден Трудового Красного Знамени нашёл, наконец, достойного. Меня. После стопроцентного результата на чемпионате Союза вдруг решили: пора! А то за границей не поймут. Или поймут, но неправильно. И начнут охмурять обиженного Чижика.

И в последний день года, в воскресенье, устроили церемонию награждения в Георгиевском зале Кремля. Сам Гришин вручил мне орден, сказав коротко «Так держать!» Всего же награжденных было сорок девять человек. Это снимало телевидение, чтобы все видели: воскресенье, не воскресенье, а страна заботится о своих верных сынах и дочерях, воздавая каждому по заслугам.

Потом был скромный фуршет (скромность сейчас в почёте), а затем мы отправились в Дом Писателей. Провожать старый год, встречать новый.

По сравнению с прошлым банкетом, который давал «Поиск» в нашем лице, сегодня всё было иначе. Властители дум и повелители сердец, творцы светлых миров и санитары миров тёмных, инженеры и автоматчики почти открыто лебезили и заискивали, ища внимания девочек. Вот как преображает человека должность!

Прежде что? Прежде мы могли принять или отклонить рассказ или повесть, а теперь! Теперь мы можем утвердить или отклонить целую книгу, много книг. Передвинуть в очереди, или упрятать в такой чулан, что и не найти. В общем, казнить и миловать! И нет, не мы, я тут ни при чём. Девочки. Но писатели не забывали и меня, заходя, так сказать, с флангов. Тост на невероятный, абсолютный результат! Результат, которого не видел свет, восемнадцать из восемнадцати!

Я скромно улыбался, и поднимал бокал с боржомом.

То ли Грузия меня разбаловала, то ли ещё что, но московский боржом потерял свою прелесть. Разборжомился. Может, его разливают прямо здесь, в Москве?

По этой ли, по иной причине, долго мы не засиживались. Стали прощаться. Дома дети ждут.

И вот теперь едем по зимней Москве к детям.

Машин мало, а пешеходов ещё меньше: мороз! Мороз лютый, минус тридцать пять, как сказали по «Маяку» из автомобильного приёмника. Ужас, и ужас. Хорошо, «Волга» из той серии, что предназначалась для экспорта в Финляндию, и рассчитана на полярные северные морозы, но всё равно, всё равно…

Помимо прочего, «Матушка» отличалась автомобильным номером. С таким номером гаишники машину запросто не остановят, себе дороже, и на мелкие прегрешения закроют глаза.

Хорошо быть равнее других!

Поставив «Матушку» на место в гараже — хорошем, тёплом, подземном, — мы поспешили к себе.

Нас ждали. Бабушка Ни и бабушка Ка передали из рук в руки малышек,

— Ждут, не дождутся, спать не хотят.

В Москве обе бабушки помолодели лет на десять, и с виду, и по активности. А почему бы и не помолодеть, от хорошей-то жизни можно. Бабушка Ка, оказывается, заядлая театралка, но в Черноземске её страсти потворствовал лишь радиоприемник, да два-три раза в году ходила в наши театры. Работа шестьдесят часов в неделю, домашние хлопоты, тут не до театров.

А теперь до театров. Она по-прежнему работает, но на полставки, в особых яслях, восемнадцать часов в неделю. А бабушка Ни устроилась в важную организацию — но консультантом, со свободным графиком. И в декабре они успели три раз сходить в театр, когда Ольга и Надежда бывали в городе. Столица!

Что ж, мы немножко повозились с Ми и Фа, спели им колыбельную, а те никак не хотели спать. Деда Мороза ждали.