Страница 13 из 52
Почему Нине Петровне, а не Екатерине Еремеевне? Потому что Екатерина Еремеевна тут же постарается прописать в ней одного из сыновей, Никиту или Ванечку. Оно мне нужно? Оно мне не нужно. А Нина Петровна одинока, и потому никого прописывать не станет. А потом, лет через двадцать, завещает квартиру Ольге — я почему-то был уверен, что через двадцать лет подобное, завещать квартиру, станет возможным. А нет, так и нет.
По привычке включил радиоприемник, послушать трехчасовые новости. В Петропавловске-Камчатском опять полночь, но мир ориентируется на Москву.
В Москве всё в порядке. Решительно ничего интересного. No news is good news. Не считать же новостью факт, что зерновые и зернобобовые скошены на площади в сто пятнадцать миллионов гектаров, что составляет девяносто один процент массивов, а сахарная свекла выкопана на двадцати восьми процентах отведенных площадей. Хотя, конечно, новость для студентов важная: похоже, раньше середины октября занятия у них не начнутся. Свекла важнее.
Приёмник в «ЗИМе» устаревший, ламповый, не чета современным, полупроводниковым. Но у него есть диапазон коротких волн, разбитый на три поддиапазона.
На короткие волны я и переключился. О чём сегодня клевещет Би-Би-Си?
«Стало известно, что министр внутренних дел Николай Щелоков скоропостижно скончался в своей московской квартире в ночь со вторника на среду. По сообщению осведомленных источников, причина смерти — самоубийство».
Да уж…
Похоже, Андропов нашёл причину своей болезни.
Но один ли министр в деле? Ой ли. Такое одиночке не сделать.
Значит, продолжение следует.
Глава 7
1 октября 1978 года, воскресенье
Свободный труд свободно собравшихся людей
Куча росла медленно, но верно. Сначала доставала до колена, а теперь почти по пояс.
Поутру трактор плугом подпахал свекольные ряды, а теперь я вилами довершал освобождение свеклы из почвы. Лиса, Пантера и Мария очищали свеколку от земли, обрезали ботву и хвостики, и складывали в кучку. Такое вот прогрессивное разделение труда.
Сегодня в Чернозёмске общегородской воскресник, а вчера был общегородской субботник. В последние погожие дни все, способные держать вилы и ножи, вышли на уборку сахарной свеклы. Разумеется, добровольно. Разумеется, безвозмездно.
В каждое учреждение пришла телефонограмма, а в некоторые — даже три. Из райисполкома, из райкома комсомола, и из райкома партии. Обеспечить явку, да. Не менее восьмидесяти процентов списочного состава должны принять участие и выйти в поле. Как сказал в свое время Владимир Ильич, «свободный труд свободно собравшихся людей».
Наш «Поиск» тоже не обошли вниманием, дали возможность сражаться в битве за урожай. Поскольку людей в штате «Поиска» мало, решили сотрудниками в возрасте не рисковать, тем более, что они беспартийные. Заболеют — кто будет работать? Но комсомольцы выйдут как один. Все четверо.
Нас объединили со «Степью», автобус обещали к семи утра, «ПАЗ», но я решил, что транспорт у «Поиска» будет свой. «ЗИМ». На работу как на праздник!
И вот в половину восьмого прибыл автобус, степняки забрались в него, а мы поехали в арьергарде. Дорогу-то мы не знаем. Едем не спеша, поём бодрые песни. Эх, хорошо в стране советской жить! А ну-ка, дружнее!
Весело. За весельем и едем. Что может быть лучше — в хорошую погоду выйти в поле и поработать на славу!
Шестьдесят километров по трассе — час десять, потом еще двадцать до райцентра — двадцать пять минут, и двенадцать до поля, из них четыре — грунтовка — еще полчаса.
Грунтовка оказалась сносной, и к десяти мы, наконец, смогли приступить к работе, посетив, конечно, сначала лесопосадку. Для порядка. Тут вам не там.
Нам выделили участок… приличный участок. Уберём, ага, конечно. Сколько сможем.
«Степь» получила участок побольше, метрах в ста от нашего. А ещё дальше, в полукилометре, держали оборону областные газеты, «Коммуна» и «Молодой коммунар». Такая вот Союзпечать получилась. Газета — это не чтение от скуки, газета — это наши глаза и руки. Пусть руки и потрудятся. Наглядное сближение города с селом.
Работаем на совесть, с чувством, толком, расстановкой. А то рванёшь на десять тысяч, как на пятьсот — и подведёт дыхалка. Поле, оно большое, мыслить нужно стратегически. Правое крыло, левое крыло, центр и засадный полк.
Иногда, раз в час и реже, появляется местный бригадир, представитель колхоза «Свет коммунизма», которому поля и принадлежат. Бригадир перемещается на мотоцикле, стареньком «ковровце». Подъедет, посмотрит на результат наших усилий, вздохнёт, и едет дальше. Других колхозников что-то не видно.
В полдень к нам подошел добрый знакомый Саша, корреспондент «Молодого коммунара». С фотоаппаратом, «Зенитом». Я с собой взял «ФЭД», вернувшийся ко мне после долгой разлуки, но профессионал — он и есть профессионал. Знает не только «как», но и «что».
Саша начал нас строить и фотографировать. И так, и сяк. Со свеклой, с вилами, у кучи свеклы, которую он назвал «буртом» (по-моему, это еще не бурт), и на фоне бескрайнего поля. Будет писать репортаж для вторничного номера газеты. Щелкнул нас и «ФЭДом», для примера.
Потом Саша пошёл к степнякам, а мы, потрудившись ещё с полчасика, пошли обедать.
Выбрали с тщанием место, расстелили брезент, сверху поместили подушечки, расположились по-римски. С собой у нас были термосы, большие, шведские, для пикников. Из «Березки», вестимо. В одном — суп харчо, в другом — плов по-походному, в третьем компот.
Лежим, вкушаем.
Птички вокруг нас летают, патриотические. Не из тех, кто улетает при приближении зимы в жаркие страны, нет. Воробьи. Потом прилетела ворона, каркнула начальственно, и воробьи попритихли.
Ладно, ворона права, пора работать.
Только убрали всё в машину и я взялся за вилы, как видим — от газетчиков к нам кто-то бежит. Опять Саша? Нет, другой парень. Совсем молодой.
— Там Иваниванычу плохо! — издалека закричал он.
Ну, конечно. Если на стене висит ружьё, оно должно выстрелить. Если на уборку свеклы поехали врачи, непременно найдутся и больные.
Как хорошо, что мы на машине!
Через несколько минут были на месте. Иван Иванович лежал на боку, прижав ноги к груди. Я его знал шапочно, он работал в отделе писем «Молодого коммунара» уже лет двадцать, почти ветеран. Но сейчас на вид он постарел минимум лет на пять в сравнении с предыдущей нашей встречей, а была она неделю назад.
— Словно финку под ребра сунули, — сказал он.
Классика, да. И живот, что доска. Не даёт прикоснуться.
Вокруг собрались коммуновцы и коммунарцы, смотрят сочувственно.
— Ну, сели, закусили. Приняли по маленькой, было, — говорил Иван Иванович тихо, через силу. — Я стал подниматься, и вдруг…
— Язвой желудка страдаете?
— Гастрит у меня. В декабре собирался в Ессентуки, полечиться в санатории.
— Ессентуки — это хорошо, — сказал я. И огляделся. Нашел главреда.
— Гаврила Александрович, его нужно срочно доставить в больницу.
— А… А как же… Как же доставить?
И действительно, как? Автобуса-то нет. Уехал автобус, будет к пяти. Интересно, куда уехал. В Чернозёмск? Далеко ведь. Но, помимо нас, есть у транспортников и другие заботы.
— Мы и отвезём, — сказал я. — На «ЗИМе».
— Хорошо, везите, — согласился Калюжный. Специально повёл себя так, чтобы мы напросились. — Его норму мы выполним.
Что бы мы делали, если бы он сказал, что норму не выполнят?
Вчетвером мы перенесли Ивана Ивановича в «ЗИМ», уложили на заднее сидение.
Лиса и Пантера быстренько ввели из нашей аптечки то, что нужно, и уселись рядом с больным на откидных сидениях. Пригодились страпонтены.
А мы с Марией поедем спереди. Я, понятно, за рулём.
— Да, Гаврила Александрович, там остались вилы, ножи, — я из окна показал вдаль, на наш участок, — вы уж передайте бригадиру, пожалуйста, чтобы он о них позаботился.