Неповторимая

Шона вырвалась из рук Алистера. Марк Мензис, перепачканный углем, как и все остальные, стоял на коленях в траве поодаль от шахты, а рядом сидел малыш, окруженный углекопами и их женами. Дэнни уже успели укрыть одеялом, его личико было перепачкано до неузнаваемости, темные волосы намокли и облепили голову. Шона бросилась к паре, сидящей в высокой траве, упала перед ребенком на колени, отвела волосы со лба и вгляделась в огромные синие глаза.

— Дэнни, Дэнни, ты жив! — Повинуясь порыву, она крепко обняла его, а затем слегка отстранила, испытующе глядя ему в глаза. — Дэнни, как же ты выбрался?

— Меня вытащил зверь, — серьезно отозвался мальчик.

Кто-то вложил кружку в руки Шоны, откуда-то появился теплый чай с молоком. Шона приставила кружку к губам мальчика — они стали почти такими же синими, как глаза. Дэнни глотнул чаю и вздрогнул, не спуская глаз с Шоны.

Внезапно Шона решила, что больше не пустит его в шахту. Ей нет дела до того, что происходит по всей Шотландии, Англии и во всем мире. В Крэг-Роке в шахту больше не спустится ни один ребенок.

Дэнни допил чай и вернул ей кружку. Шона подняла голову, когда сверху протянулась чужая рука. Рядом стояла Джина Эндерсон, печально глядя на Шону и ребенка. Шона сжалась от укола совести. Мальчик считался одним из братьев Джины, сыном Фергюса и Чарити Эндерсон, но Шона была убеждена, что на самом деле матерью ребенка является Джина. Шоне следовало бы отойти, чтобы Джина взяла мальчика на руки и утешила, но Джина, по-видимому, не возражала против такого внимания.

— Дэнни, малыш, что это был за зверь, если он сумел вытащить тебя из шахты? — спросил Марк Мензис.

— Зверь, который живет в пещере, — объяснил Дэнни так уверенно, словно говорил о том, что солнце всходит каждое утро. — Он умеет разговаривать. Он услышал, как я плачу, и сказал, чтобы я шел за ним. Так я и сделал, и он вытащил меня на землю. Это большой зверь, но совсем не злой.

— Говорила я вам: проклятая шахта кишит призраками! — послышался женский крик.

Кричала Чарити Эндерсон. Шаль сползла с ее седеющих волос на плечи, когда Чарити протолкалась сквозь толпу, упала рядом с Шоной, с непонятной злобой взглянула на нее и крепко обняла ребенка.

Дэнни без особой радости принял эти объятия, а Шона слегка отстранилась. Чарити Эндерсон никогда не считали привлекательной женщиной, она и вправду не была хороша собой, но вместе с мужем произвела на свет множество миловидных детей. У Чарити было вытянутое лицо, похожее на лошадиную морду, серо-голубые глаза казались тусклыми и невыразительными на фоне желтоватой кожи. Волосы некогда были единственным ее украшением, но теперь Чарити не заботилась о них, и они превратились в спутанную, неряшливую гриву. На лице ее в эту минуту появилось странное выражение: она улыбалась и в то же время хмурилась. Всем видом она давала понять: пусть Шона знатная леди, но мать мальчика — она, и она сама будет решать, как поступить с ним.

Шона поднялась и только теперь заметила, как настороженно перешептываются люди вокруг. Некоторые заговорили громче и смелее.

— Значит, это правда! Эта чертова шахта проклята! — выкрикнул углекоп.

— В ней полно призраков, — поддержал другой.

— Призраков? Как бы не так! — вдруг возмущенно возразил Айдан.

— Мой кузен прав! — заявил Алистер. — Бог мой, вы что, рехнулись? Если в шахте и живут призраки, так наверняка самые добрые на земле. Штольня обвалилась, а нам удалось спасти всех троих, попавших в завал, и даже мальчишку, застрявшего в непролазной щели, спасло какое-то чудо, странный зверь. Да если здесь есть призраки, то самые лучшие из всех призраков Шотландии!

И в эту минуту Шона поняла: в шахте не водится никаких таинственных существ. Дэвид Даглас нашел мальчика и спас его. Дэвид, который вышел из воды подобно оборотню — как раз вовремя, чтобы спасти ее. Дэвид, который невероятным образом ухитрялся успевать повсюду. Она была благодарна ему за Дэнни, искренне благодарна. Последовавшее молчание вдруг нарушил Марк Мензис:

— Да, ребята, если там водится призрак, то совсем не злой, и это правда!

— Еще бы! А наша леди готова перепачкаться, как простая девчонка, ради всех нас! — выкрикнул кто-то из спасенных углекопов, еще стоявших рядом с Айданом.

— Да здравствует наша леди! — послышался нестройный хор голосов.

Шону со всех сторон обступили люди. Она заметила одобрительную усмешку Алистера — прежде чем ее подняли и усадили в седло.

— Не хотите ли выпить с нами в таверне, леди Шона? — спросил Марк Мензис.

Празднованием в таверне обычно завершали день, когда удавалось предотвратить беду в шахте. А если трагедии не удавалось избежать, погибших поминали тоже в таверне. Владельцы шахты никогда не отказывались выпить с углекопами после похоронных служб.

— Конечно, я буду рада выпить с вами, — отозвалась Шона. — Но я вся перепачкалась…

— Так полагается, — подмигнул ей Марк.

— Тогда непременно выпьем, — заверила его Шона. Таверна была слишком мала, чтобы вместить всех гостей, и большинство углекопов с женами расположились с кружками эля и пива на траве и за столами во дворе, чтобы всем хватило места. Шона ухитрилась стереть с лица часть угольной пыли и с улыбкой вглядывалась в лица родственников, окружающих ее. Алистер выглядел особенно забавно с черным лицом, но при виде Айдана девушка рассмеялась — с него сыпалась угольная пыль.

Шона гордилась семьей. Все ее родные спустились в шахту, работали, рыли землю и уголь, заботясь о том, чтобы никто не погиб. Когда ей принесли кружку эля, Шона поймала взгляд Гоуэйна, расположившегося поодаль в переполненной таверне. Она подняла кружку, улыбаясь сварливому и резкому дедушке, и увидела его ответную одобрительную улыбку. Шона глотнула эля и только потом заметила, что рядом с ней стоит незнакомец — мужчина в коричневом монашеском балахоне. Он был очень высок и стар. Такой густой серебристо-белой бороды и клочковатых бровей, как у него, Шона еще никогда не видела.

— Большая честь для меня — стоять рядом с хозяйкой этих земель, — произнес монах гортанным голосом. Выговор выдавал в нем ирландца. — Тем более в день торжества. Скажите, что с мальчиком, который попал в завал?

Шона с облегчением улыбнулась.

— С мальчиком все хорошо.

— Это чудо!

— Вполне возможно.

— Кстати, я слышал, здесь водятся странные призраки? Шона отпила большой глоток эля и пристально взглянула на незнакомца.

— Нет, никаких особенных призраков у нас здесь нет, брат… Прошу прощения, мы с вами незнакомы. Как ваше имя?

— Брат Дамиан, — ответил старик.

— Как вы очутились в здешних краях?

— Я совершаю паломничество, — объяснил брат Дамиан. — Прошу вас, расскажите подробнее об этих призраках.

— Но у нас их нет.

— Миледи, здешний народ суеверен как никакой другой. Я слышал, вы отмечаете даже Ночь лунной девы, — так мне говорили.

— Мы любим веселиться и до сих пор отмечаем некоторые старинные праздники, — пытаясь скрыть раздражение, сообщила Шона. Одно дело — признаться Марку Мензису в том, что они и вправду немного суеверны и временами старые обычаи, мысли и убеждения им гораздо ближе нынешних. И совсем другое — незнакомцу, случайно оказавшемуся в Шотландии. Шона вовсе не хотела, чтобы он потешался над ними. — Нам нравятся развлечения, брат Дамиан, но призраков здесь нет — никаких духов, привидений и тому подобного. Полагаю, мальчик сам нашел дорогу через другой выход из шахты. Он еще очень мал, совсем ребенок, и весьма впечатлителен. Ему рано работать в шахте. — Смутившись, она отставила свою кружку в намерении немедленно заявить о своем решении. — Впредь, — начала она, обращаясь скорее к себе, чем к прохожему монаху, — ни один ребенок не будет работать в шахте!

— Это вам решать — ведь вы здесь хозяйка, — заметил монах, выпил одним глотком свой эль и отставил кружку. Затем пожал плечами. — Путешествуя, порой узнаешь много любопытного. Правда ли, что большая часть этих шахт принадлежит Дагласам?