Тихие Клятвы

Они не все такие плохие, как отец.

Правда. Дядя Джино был вполне приличным. Казалось, он заботился о тете Этте, маминой сестре-близняшке. Но если бы ему пришлось выбирать между женой и своими амбициями, что оказалось бы на первом месте? Я не была уверена, и это говорило о многом. Ни один из членов семьи, с которыми я выросла, не мог ответить на этот вопрос однозначно. Конечно, они были достаточно дружелюбны на встречах, но могли быть и пугающе холодными.

Я не хотела ставить свою жизнь на ответ на этот вопрос. Я не хотела участвовать в мафиозном мире.

У меня не было ни своих денег, ни очевидного выхода, но я не сдавалась. Возможность появится, и я буду готова, когда она появится.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Одной неделей ранее

— Ты знаешь, что мы не прекратим, пока каждый из них не перестанет дышать. — Я крепко прижимал к себе тетю Фиону, пока последние члены семьи, попрощавшись с дядей Броуди, расходились по машинам. Осталась только ближайшая семья Байрнов, нас было около трех десятков. На похороны пришли сотни людей. Даже моих бабушку и дедушку отвезли на час за город, чтобы похоронить их сына, хотя они редко покидали свой дом.

Вдова моего дяди сотрясалась от приглушенных рыданий. Мне захотелось поджечь весь город.

Албанцы выпустили пять пуль в грудь Броуди возле одного из наших клубов. Мы немедленно отправились за ними и нанесли ответный удар, завалив полдюжины их людей, но эти ублюдки были как тараканы. Мы до последнего не видели их.

— Пойдем, ма. Давай отвезем тебя домой. — Оран, старший из детей Фионы и Броуди, взял свою мать под руку и мрачно поблагодарил меня, прежде чем повести ее к их машине.

Пока я смотрел, как они уходят, мой дядя Джимми подошел и встал рядом со мной. Хотя три брата Байрна и мой отец совместными усилиями вернули нашу организацию из безвестности, Джимми был негласным лидером. Он также был моим крестным отцом и человеком, на которого я стремился быть похожим. Я уважал и любил своего отца, но Джимми был неприкасаемым. В его присутствии мир затихал. В детстве я изучал все о нем. Теперь, когда я вырос, я каждый день старался заслужить его уважение.

— Этого никогда бы не случилось пятьдесят лет назад. — Он похлопал меня по плечу. — В те времена, когда ирландцы владели Адской кухней, никто не посмел бы с нами возиться.

— Меня тогда не было, но я видел, что вы смогли создать только за последние десять лет. Благодаря вам мы близки к тому, чтобы вновь обрести ту силу, которую знали Пэдди и другие в те времена.

— Мы к этому идем, но другие организации все еще считают нас слабыми. Это единственная причина, по которой они пришли за нами. Они никогда не осмелятся напасть на итальянцев или русских. — Джимми начал медленно идти в сторону улицы, я шел рядом с ним. — Что это говорит о нас? Это говорит о том, что они считают нас уязвимыми. Мишенью. — Он сделал паузу и несколько тактов стоял молча. Когда он заговорил снова, его голос был похож на низкий раскат далекого грома. — Все должно измениться.

Я встретил его стальной серый взгляд с непоколебимой уверенностью. — Ты скажешь мне, что нужно, и я сделаю это.

Подбородок слегка опустился в знак одобрения, и он продолжил идти. — Скажи мне, как прошел твой ужин с итальянцами? У меня не было возможности спросить обо всем, что произошло.

В ту же ночь, когда моего дядю застрелили, я по просьбе Джимми впервые встретился со своей биологической матерью. Она была не только чертовой итальянкой, но и чертовой Дженовезе — женой консильери семьи Лучиано, Эдуардо Дженовезе. Я ужинал, подобно гребаной семейке Брэди, пока дядя Броуди истекал кровью на тротуаре. Я злился, что не был там, чтобы помочь ему, но дядя Джимми настаивал на том, чтобы я встретился с моей биологической матерью. У меня не было никакого желания общаться с женщиной, которая меня отдала. Но с той минуты, как агентство по усыновлению связалось с нами и сообщило, что Миа Дженовезе хочет встретиться со своим сыном, Джимми поклялся, что это судьба. Начало новой эры, в которой ирландцы и итальянцы стали союзниками.

Я был настроен скептически.

Но, как я уже говорил, я доверял Джимми и был готов сделать то, о чем он меня просил.

— Все прошло так хорошо, как и следовало ожидать. Эдуардо Дженовезе знал по моему выбору ресторана, что я связан с тобой, и все равно пришел. — Ужин не был таким ужасно неловким, как я себе представлял. Я все еще не планировал тесно общаться с семьей моей биологической матери, хотя мои сводные сестры были удивительно интересными.

— Я бы сказал, что это хороший знак.

— Знак чего именно? — спросил я, чувствуя тревогу, сковывающую мои плечи.

Джимми снова остановился, на этот раз пригвоздив меня своим непроницаемым взглядом. — Я знаю, что ты чувствуешь по поводу своего прошлого, Коннер. Это понятно. Но теперь ты укоренился в нашей семье. Связи с итальянцами этого не изменят.

Логически я понимал, что он прав. Но помимо того, что меня усыновили, я даже не был Байрном по фамилии. Моя приемная мать была единственной сестрой братьев Байрн. Ее фамилия после замужества была Рид, что только еще больше разделяло меня в моем сознании. Я сомневался, что остальные согласились бы, если бы я озвучил свои чувства, но их мысли по этому поводу не изменили моих ощущений. Я уже потратил свою жизнь на защиту своего права сидеть рядом с кузенами. Акцентирование внимания на моем недавно обнаруженном итальянском наследии только ухудшило ситуацию.

— Я слышу, что ты мне говоришь. Но это не значит, что я хочу с ними общаться.

Его черты лица ожесточились. — Возможно, тебе пора поработать над своей перспективой, сынок. Нам предоставили золотую возможность. Способ заключить союз с самыми влиятельными семьями в городе. Подумай, что это будет значить для нас.

На этот раз я был единственным, кто остановился и уставился на него. — К чему именно ты клонишь?

Его подбородок поднялся, а грудь расширилась, прежде чем он произнес слова, которые навсегда изменят мою жизнь.

— Брак. Итальянцы и ирландцы связаны священными узами брака.

Меня как будто ударили кулаком в живот. От его слов меня передернуло, и мир перевернулся внутри меня.

— Ты хочешь, чтобы… я… женился… на… итальянке? — спросил я, с трудом выговаривая слова.

— Я знаю, что это не идеальный вариант, Коннер, но я не могу придумать других обстоятельств, которые предоставили бы такую уникальную возможность. Подобный союз мог бы закрепить наше место в этом городе и стать решающим для нашего выживания. Подумай об этом. Что случится, если другие низы увидят, что смогли сделать албанцы, и решат, что хотят прийти за нами? У нас нет ресурсов, чтобы отбиться от них всех, но с итальянцами на нашей стороне… — Ему не нужно было продолжать, чтобы я понял, насколько сильно изменились бы наши условия. В то время как мы были одной семьей, итальянцы обладали способностью объединять свои пять правящих семей против любого общего врага. Это делало их практически непобедимыми.

Для нас такой союз был бы грандиозным, и я был важным компонентом. Это должно было вызвать во мне огромную гордость, но я не мог остановить шепот в глубине моего сознания, что моя ирландская семья просто пытается избавиться от меня. Не будучи полноценным тем или другим, я никуда не вписывался.

Прекрати свое гребаное нытье и повзрослей. Какая разница, нравится ли тебе эта идея?

То, что сказал Джимми, было правдой, и я знал это. Это может стать огромным успехом, и для меня должно быть честью помочь своей семье. Спорить о своих чувствах было бессмысленно, потому что, когда дело дошло до дела, я знал, что сделаю все, что попросит дядя Джимми.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал.

Три дня спустя мы сели обедать с Эдуардо Дженовезе и его братом Энцо, который был боссом семьи Лучиано и главой итальянской семьи. Джимми разговаривал с ними после похорон, и, к моему удивлению, они согласились рассмотреть наше предложение. Я не ожидал, что из его идеи выйдет что-то стоящее. Какой интерес может быть у итальянцев к такому соглашению? Тем не менее, они связались с нами через день и попросили о встрече. Я все еще пытался осознать последствия.