Тайны старой аптеки

— И не говорите. Это дела более чем столетней давности, прошу заметить. След нужного моему заказчику поезда ведет в Рабберот — хочу изучить тамошние вокзальные архивы. Ну а вы, мистер Лемони? Чем вы занимаетесь?

— Я аптекарь. Проходил обучение в Габене, а теперь еду помогать дядюшке в нашей семейной аптеке.

— Разумеется.

Мистер Торнтон достал из-под сетки свои газеты. Передовицы разных изданий вещали об одном и том же невероятном событии, произошедшем в Габене и переполошившем весь город.

— Ночью кто-то ограбил «Ригсберг-банк», — сказал он, изучив заголовки.

— Я слышал, — ответил Лаймон Лемони.

— Ну и поделом им, этим хмырям. На пушечный выстрел не подхожу к банку. Мрачное отталкивающее место. Не пойму тех легковерных болванов, которые рискуют брать у них ссуду.

— Да уж.

— Ладно, потом ознакомлюсь с этим ограблением, сперва почитаю какой-нибудь романчик.

Мистер Торнтон отложил газеты и взял одну из припасенных книг.

— Кэт Этони «Человек без лица», — прочитал он то, что было написано на обложке. — Интригующее название. Пожалуй, с нее и начну.

Не прибавив ни слова, мистер Торнтон открыл книгу и погрузился в чтение.

Решив последовать примеру попутчика, Лаймон Лемони достал из кармана пальто конверт и извлек из него письмо. Это письмо он перечитывал уже трижды: накануне, во время событий, которые никак не шли у него из головы, утром, когда ждал свой костюм в ателье «Гардероб Джентльмена», и в кэбе, по пути на вокзал. И все же сейчас, в купе трясущегося поезда «Рудд», углубившись в него, читал все, словно впервые.

«Дорогой мистер Придли,

Не удивляйтесь — я знаю, кто вы. И всегда знал. Задолго до того, как вы переступили порог моей аптеки.

Так же мне известно что вы, Джеймс, — сирота и родом вовсе не из Рабберота, как пытались убедить меня при нашей первой встрече, а отсюда, из Габена. Более того — вы никогда не покидали Тремпл-Толл.

Ваши родители были безнадегами — банковскими должниками — и передали вам в наследство свои долги. Ваш отец, Роберт Придли, закончил свои дни в долговой тюрьме Браммл, а ваша матушка, Джоанна Придли, скончалась от чахотки некоторое время спустя. После этого «Ригсберг-банк» отобрал ваш дом, и вы оказались на улице. Вы могли пойти по пути местных злыдней, податься к Свечникам или Синим Платкам, но вы — хороший человек, Джеймс, и выбрали тяжелую, но честную жизнь, в надежде однажды выбиться в люди.

С самого детства ваша душа лежала к аптекарскому делу — и неудивительно, учитывая, что вы жили напротив аптеки. Туда вы и нанялись, в «Аптеку Медоуза», — простым этажным скляночником. Мои познания в том, как у господина Медоуза все устроено, весьма ограничены, но я предполагаю, что в ваши обязанности входило мыть и подготавливать склянки для лекарств, убирать столы, чистить фартуки аптекарей и резать аптечную ткань на носовые платки.

Вы исправно работали там четыре года, терпели лишения, насмешки и побои, при этом почти все свое жалованье относили в банк, пытаясь возместить родительские долги. Несмотря ни на что, вы старались делать хорошо свою работу, впрочем, смогли дослужиться лишь до младшего помощника аптекаря. Господин Медоуз знал о вашей мечте однажды стать одним из его аптекарей, но относился к этому с пренебрежением. Вы не отчаивались, ждали возможности проявить себя, и однажды такая возможность представилась.

Дальнейшее я отнесу к разряду предположений, но вряд ли так уж ошибусь, если скажу, что около двух недель назад господин Медоуз позвал вас к себе в кабинет. Он сообщил, что предоставит вам шанс, который выпадает лишь раз в жизни, и спросил, на что вы готовы пойти ради своей мечты. Догадываюсь, вы ответили: «На что угодно». Тогда он пообещал, что не просто повысит вас, но и погасит ваши долги перед банком, как только вы сделаете для него некое сложное, рискованное и крайне двусмысленное дело.

Незадолго до этого господин Медоуз узнал поразительную вещь: его единственный в городе конкурент обладает неким секретом — семейной тайной, благодаря которой его жалкой и никчемной аптечишке все еще удается сводить концы с концами. Якобы Лемюэль Лемони из «Горькой Пилюли» по особому заказу порой готовит сыворотки чудодейственного свойства, равных которым нет нигде, и рецепты этих сывороток хранятся в старых семейных прописях. Лишь узнав об этом, господин Медоуз понял, что обязан заполучить «Секретные прописи».

Именно за ними он и отправил вас в мою аптеку, Джеймс.

План господина Медоуза был довольно изобретателен. От вас требовалось притвориться моим кузеном, рассказать слезливую историю, напроситься сюда, а затем отыскать и выкрасть прописи.

Полагаю, вы возмутились, когда господин Медоуз сообщил, что от вас требуется, но он бывает весьма… убедительным. У вас не оставалось выбора, кроме как попытаться исполнить то, что он велит, и надеяться, что он сдержит слово после того, как вы вернетесь с прописями…

Я представляю ваше недоумение, когда вы читаете это. Вероятно, вы ломаете голову, откуда мне все известно. Что ж, больше нет смысла что-либо утаивать.

Дело в том, Джеймс, что господин Медоуз узнал о моем секрете вовсе не случайно. Ему о нем рассказали. А также «посоветовали», как именно добыть прописи и — более того! — кого за ними послать.

Все верно, Джеймс. Мне нужны были именно вы. Именно на вас указал мне мистер Блохх, когда мы разрабатывали план. Среди служащих господина Медоуза вы были тем единственным вариантом, который действительно подходил.

Нам требовался одинокий человек, которого ничто здесь не держит, пропажу которого никто не заметит, на которого всем плевать.

Я должен извиниться за то, что использовал вас, но обстоятельства заставили меня пойти на это. Должно быть, вас терзает вопрос: «Зачем мне все это было нужно? Зачем заманивать вас в аптеку?»

Ответ прост: мне нужен был человек, который поможет добыть лекарство для Хелен. Это же очевидно, не так ли? К сожалению, мадам Клопп на эту роль не годилась.

Я не солгал, когда говорил, что и сам рассказал бы вам все о Хорошем сыне. Я и правда надеялся, что, отыскав лабораторию прадедушки, найду там сведения о тайном ингредиенте, но все вышло иначе. А это означало, что в силу вступал запасной план — худший план.

Вы пытались узнать, что происходит, и это письмо — ответ на все вопросы. К несчастью, времени очень мало, требуется много чего успеть, и я не могу позволить себе сейчас вести долгие беседы…»

За окном внезапно потемнело, и в купе зажглись две газовые лампы.

Лаймон Лемони оторвал взгляд от письма и посмотрел в окно. Поезд шел через фабричный район Гарь, пробираясь в черной дымной туче.

Мистер Торнтон сморщил нос.

— Ну и вонь.

Он был прав: в вагон проникли запахи жженной смолы, керосина и химрастопки.

— Надеюсь, мы здесь не застрянем, — проворчал попутчик и, зажимая нос пальцами, перевернул страницу книги.

Лаймон Лемони хмыкнул: интересно, что бы сказал этот клерк, оказавшись в зловонной клоаке под аптекой. И тут же нахмурился, вспомнив, как искал сток и что там обнаружил. Теперь он знал, откуда в клоаке столько волос.

Глянув на покрытые аккуратным убористым почерком листы, Лаймон поежился. Мог ли он знать, переступая порог аптеки, что это место окажется намного хуже, чем Гарь?

Все время, проведенное в «Горькой Пилюле», он боялся разоблачения, даже не догадываясь о заговоре, о том, что был марионеткой и послушно исполнял все, что от него хотят.

«Каким же дураком я, должно быть, выглядел, — уже в который раз подумал он. — Лемюэль все знал, мадам Клопп все знала…»

Лаймону хотелось злиться на них, но он не мог. После всех этих ужасов, после того, что он видел, в нем не осталось даже обиды. Ему вспомнились эмоции, которые он испытал, впервые читая это письмо. Потрясение от того, что им вертели, не шло ни в какое сравнение с ужасом и неверием, когда он узнал, что Лемюэль хочет сделать и что требует сделать от него.