Полюби меня заново

— Ты что здесь делаешь? — искренне возмутилась я. Приплыли!

— И тебе доброе утро, Кать, — кашлянул бывший муж. Сон с него сдуло будто тайфуном. Особенно когда он хорошенько изучил и моё лицо, и не слишком аккуратную причёску — думаю, по мне сразу было заметно, чем я занималась недавно. Да и не только недавно, ночью тоже. — Я здесь нахожусь с дочерью. Маме вчера вечером стало нехорошо, она позвонила мне. Я не собирался приезжать, просто так получилось.

— Что с Галиной Ивановной? — тут же забеспокоилась я, проходя в прихожую. Начала снимать куртку и не стала возражать, когда Стас помог мне её стащить, а затем повесил на плечики.

— Давление скакнуло. Ничего страшного, мама таблетку выпила и легла спать, да и мы с Никой тоже.

Я кивнула, понимая, что Стас не врёт — всё же, какими бы заговорщиками ни была эта троица, «шутить» здоровьем Галины Ивановны никто не станет.

— Тебя решили не беспокоить… — продолжал между тем бывший муж, и тут из ванной выскочила полуголая Ника и вихрем налетела на меня, чуть с ног не сшибла. Обняла и затараторила:

— Ой, мама, ты наконец пришла! А бабушке плохо было, у неё голова кружилась! Но она уже встала и на кухне печёт блинчики! Скажи ей, что нельзя, пусть ляжет, а то она меня не слушается!

— Конечно, нельзя, — согласилась я. — Сейчас я помою руки и сама займусь блинчиками. А ты, Ник, иди-ка оденься, а то замёрзнешь.

— В школу через сорок минут, — заметил Стас слегка нервно. — Успеем позавтракать?

— Конечно, успеем, — ответили мы хором с Никой, и она захихикала.

Чуть позже я усадила Галину Ивановну на табуретку, а сама допекла блины — теста оставалось совсем немного, буквально на пару штук. И все сели завтракать, в том числе и Стас.

— Как в старые добрые времена, — мечтательно вздохнула Ника, и бывший муж со свекровью заулыбались. Да уж, в устах восьмилетнего ребёнка такие фразочки звучат, конечно, безумно забавно. Но мне смешно не было — от этой ситуации я находилась в лёгком ужасе. Потому что сразу показалось, будто теперь это начнёт происходить каждый день. — Все тут: и мама, и папа, и бабушка!

Мне на миг захотелось напомнить Нике, что её папа сам ушёл от нас, решив создать новую семью с другой женщиной, и вернулся только потому, что у него там ничего не получилось. Будь Регина такой же заботливой клушей, как я, может, и не вернулся бы. Особенно если бы она сообразила быстренько родить Стасу ребёнка.

Но я, конечно, промолчала. Я была уверена, что Ника и сама всё поймёт, когда вырастет, но взращивать в ней обиды я не желала. Главное, чтобы и Стас придерживался той же политики, а то с него станется…

Это ведь так удобно: использовать дочку для того, чтобы прогнуть меня. Я действительно не хочу ссориться с Никой, но и сходиться из-за этого со Стасом — плохая идея. Чтобы ребёнок был счастлив, мама тоже должна быть счастливой, а основа для счастья — доверие и безопасность. Какое может быть доверие рядом с бывшим мужем? И уж тем более безопасность.

— Сегодня — исключение из правил, Ник, — заметила я, садясь на свободный табурет. Дочь тут же слегка погрустнела и надулась. Да, легко мне не будет… — Я вчера сделала то, о чём ты просила, — поговорила с папой, выслушала его. Но решение своё не изменила.

— Ладно тебе, Кать, — вздохнула Галина Ивановна, посмотрев на меня осуждающе. — Не порть ребёнку аппетит.

Я замолчала, но вовсе не потому, что считала свекровь правой, — тем более что с утра пораньше аппетит у Ники всегда был так себе.

Просто я уже всё сказала, больше мне было нечего добавить.

32

Стас

После завтрака Стас вызвался проводить Нику до школы. Дочь, естественно, обрадовалась, и только по этой причине Катя, скорее всего, не стала выставлять наружу свои колючки, которые с утра были даже ещё более колючими, чем накануне. Но Стас её понимал — когда тебя загоняют в угол, это неприятно.

Однако играть не по правилам он не собирался, что бы Катя о нём ни думала. Да, его бесило, что у неё есть другой мужик, от которого она приезжает растрёпанная и зацелованная настолько, что губы алеют и глаза светятся. Но использовать Нику и её нервное отношение к возможным ухажёрам матери… Это не просто низко и подло, это — путь в никуда. Стас был уверен, что Катя, как хорошая мать и умный человек, выкрутится, если он начнёт применять подобную тактику. А вот он в дальнейшем может потерять Нику. Сейчас-то она маленькая, мало что понимает в происходящем. Но так будет не всегда.

— Пап, я тебя уже спрашивала, но ты не ответил, — сказала дочь, прыгая по дорожке к школе. Ярко-малиновый портфель висел за спиной и подпрыгивал в такт Никиным движениям. — У тебя есть план?

Стас еле слышно вздохнул. План…

— Можно сказать, что нет.

— Зря, — Ника укоризненно покачала головой, совсем как взрослая. — Надо обязательно придумать план, иначе ничего не получится! Тем более что ты знаешь — у мамы кто-то есть. А вдруг уведёт?

Ну, насчёт «уведёт» Стас серьёзно сомневался. Да и для того, чтобы кого-то уводить, нужно, чтобы этот «кто-то» был твоим. А Катя уже не была его — ни женой, ни любовницей, ни даже другом.

— Ник… я как раз об этом и хотел поговорить с тобой.

— О плане?

— Нет. О маме. И о её новых отношениях.

Ника тут же ощетинилась, как ёжик:

— Это всё ерунда, пап, не переживай! Я ведь его не видела. Значит, несерьёзно. Было бы серьёзно — мама познакомила бы меня с ним!

— Может, мама ещё не готова к таким шагам. В общем, не факт, что несерьёзно. Но я не об этом хотел сказать. Ника… Если мама не захочет больше жить со мной, ты не должна на неё сердиться. Понимаешь? Да, я попросил прощения и хочу вернуться, но мама имеет право не прощать.

— Почему? Она же любит тебя.

Сердце кольнуло и заныло.

Стас вспомнил вчерашний разговор и Катины искренние слова: «Я тебя больше не люблю».

Он слишком хорошо знал Катю — она не стала бы врать. Значит, действительно считает именно так. И его единственный шанс — сделать так, чтобы она полюбила его заново.

— Я очень обидел нашу маму, я уже говорил тебе, Ник. Так бывает — любовь умирает из-за обиды. Ты ведь знаешь, что люди умирают от болезней или несчастных случаев, правда? Ну вот. И любовь тоже может умереть, она — словно живой человек. Погибает, если её обидеть.

Ника задумалась на несколько секунд, а потом уточнила:

— Значит, мама тогда словно заболела? И её любовь умерла?

— Да. Поэтому я и прошу: если она не захочет больше быть со мной, не сердись на неё. Мама ни в чём не виновата. Просто я действительно очень сильно её обидел.

Ника молчала, и в её глазах, опущенных вниз, к земле, блестели слёзы.

Если бы кто-то показал Стасу эту картину с расстроенной до слёз дочерью три года назад — передумал бы он уходить к Регине?

Да или нет?

Стасу очень хотелось верить, что да, передумал бы. Тем более что он понимал — Катя никогда в жизни не стала бы жертвовать дочерью ради собственного блага, как сделал он.

Но…

— Пап… — сказала Ника тихо и печально. — А можно опять полюбить? Ну, тогда мама тебя разлюбила, а сейчас опять полюбит. Можно?

— Не знаю. Наверное, можно.

Дочь вновь воодушевилась и даже улыбнулась, засверкав мелкими белыми зубами:

— Значит, надо составить план!

33

Катя

Когда Стас наконец ушёл, я вздохнула с облегчением, несмотря на то, что отлично осознавала — это ненадолго, он теперь будет мозолить мне глаза постоянно. Надо приготовиться к долгому изматыванию «врага» — иной тактики у меня не предусмотрено. Авось Стасу когда-нибудь надоест, ну или попадётся на пути другая яркая девушка, что он напрочь забудет обо мне.

Работала я с девяти до шести по будням — хотя наш книжный магазин был открыт до девяти вечера в любой день недели. Магазин находился близко от дома: всего две остановки на автобусе. Мне там нравилось. Хотя Стас, когда я начала работать в «Домовёнке» после окончания института, ворчал, что я могла бы выбрать что-нибудь более амбициозное — с моими, мол, мозгами. Не знаю, что там не так с моими мозгами, но к карьерному росту я никогда не стремилась. Мне были важнее уют и комфорт. Хотя зарплата, конечно, тоже важна, но не на первом месте. Меня устраивал мой оклад старшего продавца, как и обязанности. Больше зарплата — больше обязанностей, потеря комфорта… Нет, такое уже не по мне.