Страница 26 из 103
— Вы уже решили, Герман, на сколько акций дороги станете сами подписываться? — дождавшись, когда все, кроме них с сыном, откланяются и уйдут, поинтересовался старший Асташев.
— Конечно, — улыбнулся я, допив прежде кружку пива. — На миллион. Как барон говорил? Подписаться — не значит немедленно выложить деньги⁈
— Это хитрый еврей сказал, — уточнил Вениамин и засмеялся. — И мне это тоже по нраву. Так ведь, отец?
— Ну, ежели так, да еще и не сразу, и мы на миллион, — закивал Иван Дмитриевич. — Еще и наш покровитель…
— Николай Николаевич, — вставил ротмистр.
— Великий Князь Николай Николаевич, изволили на сию же сумму интерес проявить.
И снова моя догадка подтвердилась. Так и знал, что их предприятия «крышует» кто-то из родни Императора.
— Михаил Константинович Сидоров, был у меня вчера, — зачем-то понизив голос, таинственно выговорил Асташев. — Хвалился, будто бы вы с ним на доклады в Вольном Обществе записаны.
— Точно так. Двадцать девятого числа, в Николаевском зале Городской думы.
— Эти… банкиры, должно быть, о том не ведают?
— Особенно я их в известность не ставил.
— Вот и ладно, — обрадовался старый седой лис. — Вот и славно! О прожекте вашем через этот доклад, подиткось, все Отечество узнает?
— Я на это надеюсь. Да к чему вы это, Иван Дмитриевич?
— А к тому, Герман Густавович, что вот и Сидоров очень рекомендовал подписку на акции публичной устроить. Он уже и письма разослал. И Григорию Петровичу Елисееву, и Василию Александровичу Кокореву… Помните, мы на его подворье в Первопрестольной останавливались? И Петру Ионовичу Губонину. Это тоже не последний человек, и к чугунным дорогам интерес имеет. Они и сейчас у Мельникова прожект на Горнозаводскую дорогу держат. Все к Государю дорогу не найдут…
— Ого!
— Этим-то господам, чтоб нехристям вороватым нос утереть, и по мильену поди жалко не будет, — кавалерист, успевший расстегнуть шитый камзол и допить обе заказанные в самом начале кружки, чувствовал себя вольготно.
— Оно может и жалко, — подмигнул отец ротмистра. — Так и подписка на акции — это не нож к горлу.
— Я, вы, Сидоров, — я загибал пальцы, опасаясь ошибиться. Забавно было считать, таким образом, миллионы в драгоценном металле. — Елисеев, Кокорев и Губонин. Всего шесть. Против их…
Махнул головой за плечо.
— Против их двух, — поддакнул золотопромышленник. — А ежели вы упрямиться не станете, да к князю Константину на поклон пойдете, так и с Михаилом Христофоровичем стакнуться не сложно станет. Да и с Государем…
— А Штиглиц с Гинцбургом останутся не у дел, — согласился я. — И прав у них будет не больше, чем у прочих. Прекрасно!
— Барыши свои они все одно получат. Однако же не со всего капитала, а с малой части. Оно конечно вроде и не мое дело, Герман Густавович. Только не по-людски как-то в государеву казну руки-то совать. Поделом им…
— Можно подумать, Великие Князья… — начал я, и был тут же прерван ставшим вдруг жестким, как отцовский ремень, Асташевым.
— А не нужно! Не думайте, Герман Густавович. Не наше это. Они внутри семьи всегда сговорятся, а мы, от дум сих скорбных, волосья с головы теряем.
— Möchten Ihre Geste noch was? — не глядя на Асташевых, спросил у меня подошедший половой.
— Nein, danke, — ответил, опередив меня, ротмистр. — Мы уже уходим… Putain allemand!