Страница 12 из 32
В последние годы Трактатом интересовались два исследователя — Б. Дитмар, посвятивший ему в 1928 г. статью в журнале «Землеведение», и М. П. Алексеев, собравший богатый библиографический материал о Меховском в специальном экскурсе в книге «Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей» (Иркутск, 1932). Оба исследователя дают положительную оценку Трактату. Б. Дитмар отмечает, что автор «обстоятельно знал географическую литературу: он ссылается на Птолемея, Аристотеля, Плиния, К. Тацита ...», «отнесся к своей работе вдумчиво и добросовестно»; Б. Дитмар находит, «что вместе с К. Мейнерсом можно по справедливости сказать, что Меховский впервые открыл Европе Россию» (о. с., стр. 74-75).
М. П. Алексеев, включая в общую характеристику эпохи суждение о Трактате, отмечает новаторские тенденции автора и его смелость в разрыве с авторитетами прошлого, а в общей оценке поддерживает отзыв Б. Дитмара.
Из этого краткого обзора видно, что Трактат еще не получил ни полной, ни должной оценки. Между тем он стоит ее.
Прежде всего — это одно и самых ранних для нового времени известий о странах и народах СССР[90], при том одно из своеобразнейших по непосредственности изложения. Следовавшие за ним более подробные или более точные сочинения о России уже к началу XVII в. отодвинули Трактат на задний план: он потерял значение важнейшего (сначала чуть ли не единственного) источника осведомления, но и после этого отнюдь не утратил определенной собственной ценности.
Произведение, в исторической части по преимуществу компилятивное, Трактат даже и там — в оригинальных местах — сохраняет интерес первоисточника; в части же географии и этнографии он почти всегда самостоятелен и почти целиком является первоисточником.
С другой стороны, Трактат представляет собой любопытнейшее явление в истории науки: он стоит на водоразделе традиционно-схоластических течений средневековья и научно-критического метода нового времени, отражает острую (в конечном итоге все ту же классовую) борьбу прошлого с надвигающимся новым, церковно-феодального авторитета с революционным сознанием новой буржуазной науки, а в некоторых взглядах автора (чем бы они ни диктовались) удивительно совпадает с выводами или конъектурами наиболее передовых исследований нашего времени. Мы имеем в виду своеобразную трактовку Меховским готского вопроса в противовес Иордану (и, следовательно, нынешней фашистской историографии) и его положение об автохтонности славян на территории Восточной Европы.
Наконец, бесспорно значение Трактата в истории изучения территорий и народов нашего Союза.
Это первое появившееся в печати описание Украины, РСФСР, Татарии, Крыма и др. в полной мере заслуживает внимания советского читателя.
С. Аннинский.
ТРАКТАТ
о двух Сарматиях
Азиатской и Европейской
и
о находящемся в них
Титульный лист второго издания Трактата, 1518 г. в Аугсбурге.
Письмо Матвея из Мехова Станиславу Турсону
Достойнейший владыка!
Множество писателей в своих изысканиях и открытиях избороздило весь свет, но Сарматии,[93] как неизвестные, они обошли молчанием и пропустили. У тех же, кто позаботились хоть что-нибудь об этих странах оставить потомству в своих сочинениях или стихах, говорится неясно и (вследствие древности) все темно, как в полночь. Еще более недопустимо то, что они от себя прибавили много выдумок и запутанных, никуда негодных басен. Так, будто бы за Сарматиями у Северного океана находятся Елисейские поля: климат там самый мягкий, жизнь вечная, полная мира и всякой прелести; когда же по истечении многих столетий людям там надоест скучная старость, они бросаются с утесов в океан, чтобы утонуть и избежать полной старости.[94] Затем там же предполагали место рождения амброзии, сладкой на вкус и благоуханной: ею будто бы, как в раю, подкрепляются местные жители. Там же будто бы в безмерном множестве есть и золото, веселящее сердце человека, но рыть и уносить его мешают страшные хищные птицы — гриффы: они нападают на людей и коней, поднимают их на воздух и сбрасывают вниз.[95] Далее, говорят, что там звезды, солнце, луна и прочие светила всегда остаются на небе и непрерывно светят, делая погоду мягкой и приятной. Все это — сплошные выдумки, в действительности не существующие ни там, ни где бы то ни было.
Современные очковтиратели (frapatores) полагают, что страшный татарский народ, живущий в степях Азиатской Сарматии, живет там искони, от начала веков, а между тем это новый и пришлый народ, переселившийся в Сарматию Азиатскую с востока около трехсот лет тому назад или немного больше, а до тех пор неизвестный. Об этом я скажу в начале моего сочинения. Утверждали также, что в тех северных областях находятся известнейшие в мире горы Рифейские и Гиперборейские, а из них вытекают не менее славные реки, описанные и воспетые космографами и поэтами: Танаис, Борисфен Большой и Малый и величайшая из рек Волга.[96]
Все это далеко от истины, и нелишним будет, основываясь на опыте (всеобщем учителе), опровергнуть и отвергнуть это, как невежественное и непроверенное сообщение. Мы знаем и своими глазами видим, что вышеупомянутые три реки (действительно крупные), Борисфен, Танаис и Волга, начинаются и текут из Московии, а Малый Борисфен, называемый у Аристотеля Гипанисом или иначе Малым Борисфеном, берет начало в верхней Руссии, а затем впадает в Большой Борисфен, соединяясь с ним. Что там нет гор, называемых Гиперборейскими, Рифейскими и Аланскими, это мы точнее точного знаем и видим, как и то, что вышесказанные реки возникли и имеют истоки на равнине.[97]
Вот почему, ученейший владыка, я хочу самым правдивым образом рассказать твоему преподобию и об этом и о многом другом, что есть в Сарматиях. Я постараюсь, насколько можно будет коротенько, написать это небольшое сочинение о двух Сарматиях, мало известных древним под современными нам именами. Пусть это будет стимулом для других, кто больше моего знают и могут писать более изысканным стилем.
Южные края и приморские народы вплоть до Индии открыты королем Португалии. Пусть же и северные края с народами, живущими у Северного океана к востоку, открытые войсками короля Польского, станут известны миру.[98]
Прощай, моя гордость, достойнейший владыка.
Книга первая.
Трактат первый. О Сарматии Азиатской.
Глава первая. О том, что есть две Сарматии.
Древние различали две Сарматии, соседние и смежные друг с другом, одну — в Европе, другую в Азии.
В Европейской есть области: руссов или рутенов, литовцев, москов и другие, прилегающие к ним, между рекой Вислой на западе и Танаисом на востоке, население которых некогда называлось гетами.[99]
90
Известия Иозафы Барбаро и Амброждо Контарини, напечатанные ранее Трактата, во-первых, были сравнительно мало известны, а во-вторых, гораздо менее содержательны.
91
Станислав Турсон — Ольмюцский епископ с 1498 по 17 апр. 1540 г. (ум). См. Gams, Series episcoporum ecclesiae catholicae, стр. 297.
В первом у нас исследовании о Меховском, напечатанном, вместе с переводом некоторых мест Трактата, в Отеч. Записках за 1854 г., высказывается предположение, «что епископ этот исповедовал греческую веру» что, по мнению автора, «явствует» «из некоторых мест» книги Меховского. Утверждение это, противоречащее Gams’y, едва ли основательно, так как единственно, пожалуй, хоть сколько-нибудь относящееся сюда место (стр. 62 — о хозарах греческой веры, которые «по словам вашей моравской легенды», говорит Меховский, «обращены были в веру христову святыми братьями Кириллом и Мефодием»), имеет в виду не православную только легенду и не святых «греческой веры».
В том же исследовании указывается, что отец Турсона был банкир, родом из Венгрии, поселившийся в Польше. См. Отеч. Записки, т. XCVII, СПб, 1854 г., Отд. II: Матвей Меховский и его сочинение «О двух Сармациях», стр. 118, примеч. 15. Эти сведения взяты, вероятно, из сочинения Юста Деция Vetustates Polonorum, изданного в 1521 году в одном томе с Хроникой Меховского (De Sigismundi regis temporibus, стр. 64).
92
В изд. 1521 г. вместо этого: желает здравия
93
Главный авторитет средневекового мироведения Клавдий Птолемей (см. ниже примеч. 75) в своей Географии именует Сарматией Европейской территорию, охватывающую, примерно, пространство прежней Европейской России до реки Дона на востоке, а земли к востоку от Дона — Азиатской Сарматией (кн. III, гл. 5, § 1 и кн. V, гл. 8, § 1). Это же наименование имеется у Маркиана (ок. 400 г. н. э.: кн. II — Объезд Европ. Сарматии), у Помпония Мэлы (см. ниже примеч. [207]. Кн. III, 55) и др. Из ближайших к Меховскому Сарматии упоминаются, напр. у Иакопо из Бергамо (Bergomensis, см. прим. 94, Supplementum supplementi chronicarum... Venetiis 1513, лист 9) и у Энея Сильвия Пикколомини (см. прим. 168. Космография, гл. XXVII). Последний, однако, справедливо отмечает, что большинство и древних и позднейших географов предпочитали именовать эти страны Скифией (ibid.).
94
Эта сказка встречается у Плиния (см. прим. 90), кн. IV, § 89; Солина (см. прим. 207) — 161; Помпония Мэлы (II, 36 — 37) а из ближайших к нашему автору, напр, у Bergomensis (о. с., л. 11) и Энея Сильвия (Космография, гл. XIII, со ссылкой на Солина и замечанием: «Это — баснословно»).
Наиболее уверенно передает ее Солин, начиная так: «Об Ипербореях ходили басни..., но, когда вполне честные и достаточно достоверные писатели сообщают одинаковые сведения, никто не должен бояться лжи» (перев. у В. В. Латышева, Scythica et Caucasica, т. II, вып. 2, стр. 279).
Причинами возникновения такого верования можно считать — с одной стороны — неправильно истолкованное известие о беззакатном солнце северного лета, с другой — утопические искания «рая» на земле, имеющие множество отражений в фольклоре, литературе, историографии и науке вообще не только древности или средневековья, но и нового времени.
М. П. Алексеев (Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей, т. I, Крайгиз, Иркутск, 1932; стр. LVI, прим. 57), комментируя это место, полагает, что «все это взято Меховским главным образом у Плиния». Мы предпочли бы уклониться от столь решительного утверждения, потому что о стране блаженства в очень сходных выражениях говорится во многих источниках Меховского, да и сам он полемизирует не с единичным мнением. Интересны приведенные М. П. Алексеевым: отрывок из Татищева о справедливости и беззавистном нраве остяков, тунгусов и вогуличей и записанная на Новой Земле сказка о счастливом крае, где нет вражды и злобы.
Перевод этого места Трактата у Дитмара (Землеведение, т. XXX, вып. IV: Б. Дитмар, Трактаты о двух Сарматиях Матвея Меховского, стр. 65), повторенный без изменения М. П. Алексеевым (о. с., стр. XXXIX) очень неточен: vita placidissima et perpetua omni amoenitate plena не значит «вечно спокойная жизнь», а значит «жизнь тишайшая (полная мира), вечная и полная всякой прелести»; multorum seculorum decursu значит «по истечении многих веков», а не «испокон веков»; ubi... displiceret не значит «жители ненавидят» а — «когда... надоест».
95
Старейшее упоминание об этом у Геродота (см. прим. 207) — III, 16: «На севере Европы, несомненно, находится золото в огромном количестве... одноглазые люди, аримаспы, похищают его из-под грифов» (перев. у Латышева, о. с., т. I, вып. 1, стр. 9). Еще у него же: IV, 13 и 27 (с объяснением имени аримаспов из двух скифских слов). На Геродота ссылается Евстафий (XII в. н. э), комментатор Землеописания Дионисия. О том же сообщают: Плиний (VII, 10 ссылкой на Геродота и Аристея Проконнеского, как источник Геродота), Помпоний Мэла (II, 1), Солин (1522 — о золоте и драгоценных камнях), бл. Августин (см. прим. 102) в трактате о 12 камнях Апокалипсиса (XXI, 19—20: не о золоте, а о смарагдах; грифы определяются, как «частью львы, частью орлы»). Кроме того у Иакопо из Бергамо о. с., лл. 10V и 11), Энея Сильвия (Космография, гл. XIII, со ссылкой на Солина), Ioh. Thwrocz (Chronica Hungarorum ч. I, гл. VII, при чем дается и перечисление разных драгоценных камней, может быть, вслед за бл. Августином). Общим источником является Геродот.
В упомянутой книге М. П. Алексеева (о. с., стр. XXI—XXII и LII—LIII), дан свод ученых попыток уяснить реальную основу легенды — географически, этнологически и лингвистически определить имена аримаспов и грифов. Приведены ссылки на Татищева (Ист. Российская, I, 106: аримаспы — самоеды, жмурящие один глаз при стрельбе из лука), В. П. Клингера (Сказочные мотивы в истории Геродота, Университ. известия, Киев, 1902, n° 11, стр. 163 и сл.), А. И. Соболевского (Русско-скифские этюды, Изв. Отд. Русск. яз. и слов. Ак. Наук, 1921, XXVI, стр. 32—33), А. П. Чулошникова (Очерки по истории казак-киргизского народа, Оренбург, 1924, стр. 14: аримаспы — тюрки, грифы — чудь!), В. Laufer’a (Die Sage von den Goldgrabenden Ameisen в Лейденском журнале Toung Pao, vol. IX, стр. 452), R. He
Отметим забавную неточность в переводе этого отрывка у Б. Дитмара, повторенную М. П. Алексеевым: выражение aurum, quod letificat cor hominis, т. е. парафраза гораздо более ходкого изречения vinum, quod letificat... (Библия, псалом 104, ст. 15), переведено: «золото, которое умерщвляет». (Дитмар, о. с., стр. 65; Алексеев, о. с., стр. XXXIX).
96
Средневековая наука унаследовала от древности твердое убеждение в том, что на севере Скифии есть мощный горный кряж — Рифейских гор, откуда текут крупнейшие реки.
О Рифейских горах (в меньшей степени о Гиперборейских) упоминает множество древних писателей, историков и поэтов, начиная с Геродота, ссылающегося на Аристея Проконнесского. О них сообщают: Аристотель в Метеорологии (кн. I, гл. 13, § 20), Гиппократ (26), Евстафий в комментарии к Землеописанию Дионисия (32), Птолемей (III, 55), Маркиан (II, 39), Плиний (IV, 8; V, 98; VI, 15, 19, 33, 219), Солин (171, 3811), Помпоний Мэла (I, 109, 115, 117; III, 1, 36) и многие другие.
Немудрено, что и непосредственные предшественники Меховского говорят о Рифейских горах со спокойной уверенностью точного знания, сравн. Иакопо из Бергамо (о. с., л. 11), Ioh. Thwrocz (о. с., ч. I, гл. VII).
Между тем именно точного знания о местоположении этих гор ни у древних, ни у позднейших писателей не было. Это местоположение определялось лишь относительно: «под самым севером, выше крайних пределов Скифии» (Аристотель, Гиппократ), «выше Аримаспов» (Евстафий, Плиний), «за аремфеями» (Помпоний Мэла); иногда по отношению к более или менее известным Кавказским горам (Солин, Плиний, Помпоний Мэла), что впрочем ничего не уясняло, так как одновременно сообщалось, что за Рифеями идет побережье северного океана. До какой степени сбивчивы бывали эти определения, показывает хотя бы то, что Маркиан (II, 38) говорит о горах, «которые называются Рипэйскими... и лежат внутри материка между Меотийским озером и Сарматским океаном» (т. е. между Азовским и Балтийскими морями), а Атеней из Навкратиса (конец II — нач. III в. н. э.) считает, что древнее имя Рипэйских гор впоследствии изменилось так, что они стали именоваться Ольвийскими и, наконец, Альпийскими! (VI, 23).
Устойчивость неясных известий о Рифеях объясняется, повидимому, не только наличием кое-каких фактических данных о горах Восточной Европы, но и своего рода географическим постулатом, аксиомой, частью введенной, частью лишь укрепленной авторитетом Аристотеля. Предполагалось, что реки вообще (а следовательно и реки В. Европы, сравнительно хорошо известные древним, по крайней мере, в нижнем течении) текут с гор, при том, чем крупнее реки, тем выше должны быть и горы, а так как, с другой стороны, полагали, что земля повышается к северу (Происхождение этого взгляда в Греции и Италии не требует объяснений. Замечательно, что сев.–итальянские акты X—XII веков, при определении границ земельных участков, почти всегда употребляют в смысле «с севера» — a monte), естественно было ожидать, что высокие Рифейские горы находятся где-то на севере.
Paul Bolchert, Aristoteles Erdkunde v. Asien und Lybien, Wittenberg, 1908, стр. 5—6; Osc. Bre
Попытки географически отождествить Рифейские горы древних то с Тянь-Шанем, то с Алтаем, то, чаше всего, с Уралом, или филологически объяснить их наименование делались не раз в новейшей науке (см. М. П. Алексеев, о. с., стр. 26—27), что же касается науки XV—XVI вв., то в ней постепенно укореняется взгляд, отождествляющий Рифеи с Уралом (Р. Бэкон, Ю. П. Лэт и позднейшие).
В издании Santarem — Atlas compose de mappemondes et de cartes hydrographiques et historiques depuis le XI jusqu’au XVII siecle, Paris, 1842 — Гиперборейские горы значатся на следующих картах (до 1517 г.): 1) карта 1489 г. — рукоп. Брит. Музея, 2) карта Ruysch 1508 г. (Гипербореи, откуда берет начало Танаис).
В атласе В. Кордта (Материалы по истории русской картографии, вторая серия, вып. I, Киев, 1906, табл. I) имеется карта Вальдзеемиллера 1516 г. где, примерно, на месте Урала длинным хребтом изображены «Гиперборейские и Рифейские горы», причем южная часть их, приблизительно, на высоте Москвы загибается к юго-западу, пересекает Руссию и уходит куда-то на запад. Вместе с тем, восточнее этого хребта по всему северу изображен большой горный кряж с несколькими отрогами, тоже носящий надпись «Гиперборейские горы».
В вопросе о Рифейских и Гиперборейских горах Меховский занимает самую решительную позицию: он совершенно отрицает их существование в Московии и где бы то ни было, заявляя, что в Московии и вообще никаких гор нет.
Именно это категорическое отрицание, столько раз и с такой настойчивостью повторяемое в Трактате, произвело наибольшее впечатление на его читателей и вызвало больше всего и похвал и возражений, причем, за резкостью отрицательной части тезиса, от внимания большинства как-то ускользнула вторая, положительная его часть: признание наличия гор в Югре и по берегу Северного океана. Поэтому в числе оппонентов нашего автора оказались не только поклонники традиции, люди метафизического мировоззрения, но иногда и подобные ему новаторы, искатели научной истины в живом опыте.
Не будучи совершенно безупречной в своей конкретной части, с принципиальной стороны позиция Меховского была, несомненно, передовой научной позицией и вызвала большой сдвиг в землеведении его времени.
Альберт Кампензе, Павел Иовий, Франческо да Колло, Герберштейн, Себастиан Мюнстер, читавшие и знавшие Трактат о двух Сарматиях и, по-разному использовавшие его в своих сочинениях, дают целую гамму мнений о Рифеях — от полного повторения тезиса Меховского до категорического отрицания.
Альберт Кампензе в письме к Клименту VII о делах Московии (1523 или 1524 г.), сплошь и рядом рабски следующий нашему автору (без ссылок однако), не может «надивиться дерзости географов, которые без стыда и совести рассказывают невероятные вещи о Рифейских и Гиперборейских горах...» (См. В. Семенов, Библиотека иностранных писателей о России, т. I, СПб., 1836, разд. III, стр. 29).
Павел Иовий вводит в заглавие своей «Книги о посольстве Василия, великого государя московского к папе Клименту VII» (1525) следующую фразу: «Кроме того указуется заблуждение Страбона, Птолемея и других, писавших о географии, там, где они упоминают про Рифейские горы, которые, как положительно известно в настоящее время, нигде не существуют» (перев. А. И. Малеина, изд. вместе с Записками о Московитских делах Герберштейна, СПб, 1908, стр. 252). В тексте книги, сообщая об истоках Волги и других рек, Иовий говорит, что “болота, взамен гор, имеют в достаточной степени неиссякаемый источник влаги, тогда как, не смотря даже на неоднократные путешествия, в этой стране не найдено никаких гор; поэтому большинство из занимавшихся древней космографией признает совершенно баснословными Рифейские и Гиперборейские горы, которые столько раз прославляли древние (ibid., стр. 264). Несколько выше, однако, тот же Иовий указывает, что «до югричей и вогуличей надо добираться через крутые горы, которые в древности, вероятно, слыли Гиперборейскими» (ibid., стр. 261).
Франческо да Колло, бывший послом Империи в Москве в 1518 г., полемизируя с Меховским, настаивает на существовании в Югре, Корелии и по берегу Ледовитого океана Рифейских и Гиперборейских гор, откуда будто бы с высочайшей в Рифеях горы Югориска (Jugorischa) берет начало Дон. Сохранился только итальянский перевод донесения да Колло, сделанный внуком его Латино да Колло и напечатанный в Падуе в 1603 г. под названием Trattamento di расе tra il serenissimo Sigismondo, re di Polonia, et gran Basilio, prencipe di Moscovia... con la relatione di quel viaggio et di quei paesi settentrionali, de monti Riphei et Hiperborei, della vera origine del fiume Tanai... (См. лл. 55, 55V, 56).
Герберштейн рассказывает, что за Печорой «простираются до самых берегов ее высочайшие горы»..., они «совершенно лишены леса и почти даже травы. Хотя они в разных местах имеют разные имена, однако вообще называются Поясом мира...». «И во владении государя Московского можно увидеть одни только эти горы, которые, вероятно, представлялись древним Рифейскими или Гиперборейскими» (Записки о Московитских делах. Перев. А. И. Малеина, СПб, 1908, стр. 132—133).
На карте Мюнстера (Cosmographia, Basileae, 1552) ни Рифейских, ни Гиперборейских гор нет, как нет уже их и на большинстве других карт XVI в.: после Герберштейна либо вовсе не помещают гор на карте Московии, либо следуют Герберштейну.
97
Весь отрывок от «Так как это далеко...» переведен Б. Дитмаром (о. с., стр. 65) так же неточно, как и все вступительное письмо. Мысль автора не понята переводчиком и в начальной фразе передана навыворот: вместо «далеко от истины» — «не лишено правды»; вместо «нелишним будет опровергнуть», «не нуждается в опровержении». Отметим еще, что praefata flumina tria, magna siquidem, Boristhenes... не значит: «три названные реки, Большой, т. е. обильный водой Борисфен»..., а значит: «три названные реки, действительно крупные, Борисфен» и т. д.
98
Заслуги португальцев «века великих открытий» общеизвестны: было бы напрасно перечислять их здесь. То, что Меховский приписывает честь открытий именно Португалии, а не Испании, например, совершенно естественно, так как и по количеству плаваний и по численности открытых земель и по известности мореплавателей Португалия XV—XVI вв., без сомнения, стояла не рядом с Испанией, а впереди ее.
Говоря о таких же открытиях, сделанных польскими войсками, автор, видимо, разумеет войны в Литве, на Руси и Жмуди.
99
См. Страбон (VII, 3, § 12): Одну часть этого племени (Гетов) называют Даками, другую Гетами. Гетами называют тех, которые живут у Понта в восточной части страны. (Перев. у Латышева, о. с., т. I в. 1, стр. 117).