Страница 103 из 228
Не позднее третьей четверти I в. н. э. в Подонье, а затем и в степях Северного Причерноморья появляется новое крупное кочевое объединение — аланы, которые покорили или поглотили все остальные сарматские племена. Впервые этноним «аланы» засвидетельствован в 50-60-е годы н. э. в произведениях Сенеки и Лукана. Первый помещает их в низовьях Дуная, второй — в степях Предкавказья. В 70-х годах их называют Валерий Флакк, Плиний Секунд и Иосиф Флавий. Но наиболее достоверное сообщение об аланах, обитавших «по Танаису и у Меотиды», дает последний при описании опустошительного набега алан в Закавказье в 72 г. н. э. (Иосиф Флавий, VII, 7, 4).
Правда, К. Мюлленгоф считал, что упоминание алан римскими и греческими писателями с середины I в. н. э. вовсе не означает, что они стали известны только с этого времени. Просто с этого момента были уточнены сведения о них и именем алан стала называться та часть сарматов (савроматов), которая осталась на востоке (т. е. за Танаисом. — М.М.) после миграции на запад языгов и роксоланов (Müllenhoff К., 1866 (1867), s. 103).
Предложенная точка зрения разделяется и некоторыми советскими языковедами-иранистами. В частности, В. Абаев пишет, что первые вторжения алан на Кавказ следует относить к более раннему времени (чем I в. н. э. — М.М.), от которого до нас случайно не дошло никаких исторических свидетельств (Абаев В., 1949, с. 76). Недаром китайские хроники уже в I в. н. э. сообщают, что владение Япцай переименовано в Аланию.
В течение нескольких столетий (вторая половина I–IV в. н. э.) имя алан, которое, как сообщает Аммиан Марцеллин, приняли все евразийские помады «за свои обычаи, дикий образ жизни и одинаковое вооружение» (История, XXXI, 2, 17), не сходит со страниц произведений античных писателей.
Однако среди современных исследователей при интерпретации аланского этноса также существуют разногласия (см. ниже).
Судя по сведениям письменных источников и археологическому материалу (удивительное единообразие позднесарматской культуры), вероятно, в конце I — начале II в. н. э. аланы создали крупное объединение, которое постепенно включило в себя большинство сарматских племен. Хотя основная территория алан оставалась за Танаисом и в Предкавказье, своими постоянными набегами, участием во всех войнах и распрях окружающих их государственных образований, наконец, непрекращающимися походами на восточные римские провинции и в Закавказье они внушали ужас всему оседлому населению. Не зря Амвросий (автор середины IV в. н. э.) называет алан племенем диким и неукротимым (О разрушении города Иерусалима, 5, 1), а Секст Аврелий Виктор (вторая половина IV в. н. э.) говорит о гуннах и аланах «… которые хуже всякой другой беды» (Сокращение, XLVII, 3).
Памятников позднесарматской культуры, особенно второй половины III–IV в. н. э., в Северном Причерноморье очень немного. Одной из причин такой ситуации явилось, конечно, готское нашествие. Но были, видимо, причины и внутреннего порядка, поскольку число сарматских памятников в северопричерноморских степях уменьшается еще задолго до готов.
Судя по археологическим данным, основные места сарматских кочевий располагались в конце II — начале III в. н. э. в междуречье Дона-Волги и в северо-западном Причерноморье. Однако и там после середины III в. н. э. число сарматских памятников резко сократилось. Все это интересно и неясно еще и потому, что по письменным источникам сармато-аланы удерживаются в Северном Причерноморье вплоть до появления гуннов.
Окончательное падение господства аланов происходит в конце IV в. н. э. Огнем и мечом проходят по их территории гунны. Этот подвижный и неукротимый народ, пишет Аммиан Марцеллин, пылающий неудержимой страстью к похищению чужой собственности, двигаясь вперед среди грабежей и резни соседних народов, дошел до аланов, прежних массагетов (История, XXXI, 2, 12). И далее «… И вот гунны, пройдя через земли аланов, которые граничили с гревтунгами и обыкновенно называются танаитами, произвели у них страшное истребление и опустошение, а с уцелевшими заключили союз и присоединили их к себе» (Кулаковский Ю.А., 181)113, с. 242).
Часть аланов в составе гуннской орды дошла до берегов Гибралтара, часть влилась в образовавшиеся в Северном Причерноморье и Подонье новые этнические объединения раннего средневековья. Во всяком случае, с нашествием гуннов история самостоятельных объединений ираноязычных кочевников закончилась.
Интерес к истории савроматских и сарматских племен, населявших евразийские степи в раннем железном веке, появляется в среде русской ученой интеллигенции еще в XVIII в. Пишутся первые «Истории российские…» (Татищев В.Н., 1768; Щербатов М.А., 1780; Ломоносов М.В., 1902, и др.), в которых высказываются две полярные точки зрения: одни историки считают сарматов древними предшественниками славянских народов (Щербатов М.А., 1780; Ломоносов М.В., 1902), другие отрицают их прямое родство (Татищев В.Н., 1768; Болтин П.Н., 1788).
В начале XIX в. русская историография делает первые попытки обосновать географическое местоположение савроматов и сарматов (Карамзин Н.М., 1818; Коппен П., 1828; Сенковский О.И., 1838; Эйхвальд Г., 1838). История и вопросы расселения скифов и их ближайших соседей, в частности савроматов и сарматов, становятся предметом исследования многих историков древности (Брун Ф., 1879–1880; Бурачков П., 1886; Лаппо-Данилевский А.С., 1887; Браун Ф.А., 1899). Бурному интересу к древностям скифов и савроматов способствуют и серьезные успехи в изучении индоевропейских и особенно индоиранских языков, а также в теории языкознания, где начинает применяться метод сравнительно-исторического анализа.
В середине XIX в. возникает гипотеза об ираноязычности скифов и родственных им савроматов (Müllenhoff K., 1866, 1867). В конце века Б.Ф. Миллер (1886, 1887) превращает ее в стройную теорию. С этого времени и по настоящий день в языкознании и исторической науке господствует точка зрения об ираноязычности как скифов, так и сарматов (Абаев В.И., 1949; Zgusta L., 1955).
Исследованиям в области письменных источников и лингвистики со второй половины XIX в. сопутствовали археологические открытия — главным образом случайные находки (Новочеркасский клад, 1864 г., Мигулинскал чаша) и редкие раскопки (Назаров Н.С., 1890; Спицын А.А., 1896; Нефедов Ф.Д., 1899). Однако до начала XX в., с одной стороны, существовало мнение о племенном тождестве скифов и сарматок и принадлежности последним даже некоторых скифских царских курганов, с другой — находки раннего железного века в поволжских и приуральских степях не идентифицировались с савроматскими и сарматскими племенами. Впервые сарматские рядовые курганные захоронения первых веков нашей эры были выделены Б.А. Городцовым (1905, 1907) после его раскопок в Изюмском и Бахмутинском уездах (Городцов Б.А., 1905, 1907). С этого времени начинается первый этап в развитии собственно сарматской археологии, связанный с первоначальным накоплением археологического материала. Значительную роль в этом процессе сыграли Саратовская, Оренбургская и Воронежская ученые архивные комиссии, деятельность которых в исследованиях древних памятников была весьма плодотворна. Большое значение для изучения сарматов имели также раскопки на Северном Кавказе, проведенные в начале века И.И. Веселовским. Накопленный материал лег в основу первого обобщающего труда по истории сарматов, принадлежащего перу М.И. Ростовцева, выдающегося исследователя скифских и сарматских древностей. Его книга «Курганные находки Оренбургской области эпохи раннего и позднего эллинизма», вышедшая в 1918 г., явилась заключительным аккордом первого этапа исследований сарматских памятников. Впервые все известные к тому времени археологические материалы с территории Поволжья и южного Приуралья были сопоставлены с историческими свидетельствами и отождествлены с сарматскими племенами иранского происхождения. Необычайная интуиция ученого позволила ему на очень малом тогда материале заложить основы хронологии и периодизации сарматских памятников. Однако М.И. Ростовцев категорически отрицал генетическую связь геродотовских савроматов и сарматов позднего эллинизма и римского времени. Все исследованные им памятники он приписал сарматам преимущественно ранним, подчеркивая при этом пришлый «иранский» характер их культуры. Разновременность выделенных им групп он объяснял последовательными сарматскими волнами.