Геммы античного мира

Особенной популярностью пользовались в глиптике живописные работы греческих художников эпохи Пелопоннесской войны — Зевксиса и Тиманфа. Знаменитой в древности была картина «Семья кентавров» афинского живописца Зевксиса. Ее подробное описание оставил писатель II в. Лукиан: «На цветущем лугу изображена сама кентавресса, лошадиной частью тела она целиком лежит на земле, вытянув задние ноги, вся же человеческая, женская половина ее легко приподнята... одного из детенышей она держит, подняв, рукой и кормит по-человечески, грудью... Повыше, словно стоящим на страже изображен кентавр... в правой руке он держит, подняв над собой, молодого львенка, словно шутя хочет попугать малышей...»[6] Воспроизведение кентаврессы [93] Зевксиса с одним детенышем мы встречаем дважды в геммах: на камее из Лондона и инталье из Ленинграда. Издавая последнюю, Винкельман уже соотносил ее с оригиналом Зевксиса. На римском саркофаге II в. к этим двум фигурам добавляется кентавр, поднявший в руке вместо львенка сосуд с вином. Это изменение скульптору было необходимо для того, чтобы выдержать строго предопределенную, дионисийскую символику сцены.

Следующая картина Зевксиса, которую воспроизводили резчики гемм, так описана энциклопедистом Плинием: «Великолепен его Геракл-ребенок, душащий змей в присутствии Амфитриона и объятой страхом матери Алкмены».[7] Две помпейские фрески по-разному воспроизводят эту сцену, неизменной остается только центральная фигурка Геракла со змеями, припавшего на одно колено, остальных персонажей помпейские мастера меняют местами.

Центральную группу — Геракла со змеями — воспроизводят и резчики гемм. Воспроизведения хранятся в эрмитажном собрании, во Флоренции и Берлине. Возможно, «Пенелопу» Зевксиса, в которой, по выражению Плиния, «все дышит целомудрием», воспроизводят резчики перстней из Пантикапея. В этих близких Зевксису по времени печатях Пенелопа предстает сидящей на стуле и в печали склонившей голову на руку. Рядом с ней изображен лук Одиссея.[8]

Необычайной популярностью у резчиков гемм императорского Рима пользовалась другая картина этого живописца: «Связанный Марсий», находившаяся во времена Плиния в римском храме Согласия. В пяти репликах дошла до нас эта картина афинского мастера, из них самая лучшая приписывается руке Диоскурида. Последняя гемма, хранящаяся в Неаполе, некогда входила в собрание Лоренцо Медичи, где она считалась «печатью Нерона». Композиция включает три фигуры: Аполлона с кифарой, привязанного к дереву Марсия и коленопреклоненного раба-фригийца, который должен был, исполняя жестокое наказание, содрать с сатира кожу. Реплики в Ленинграде, Париже, Берлине и Флоренции повторяют композицию Зевксиса без изменений.

Популярную в древности картину воспроизводит, по всей видимости, эрмитажная камея с изображением суда над Орестом. В центре у дерева стоит матереубийца Орест, рядом с ним — его сестра Электра. Их взоры [94] обращены к фигуре Афины, опускающей в стоящий на столе сосуд камешек для голосования. Четыре мраморные рельефа, серебряный сосуд, серия глиняных светильников и четыре геммы с незначительными вариациями повторяют тот же сюжет. На венской инталье предстает одна Афина перед столиком с вазой, на утерянной ныне камее с другой стороны стола возникает фигура Эриннии, опущенная резчиком эрмитажной камеи, но повторенная в рельефах и светильниках. На серебряном сосуде, впервые опубликованном Винкельманом, добавлены фигуры второй Эриннии и Пилада, а на рельефе в Капитолийском музее — стоящий рядом с Афиной Аполлон. Так, сопоставляя все дошедшие воспроизведения, Г. Хафнер смог дать графическую реконструкцию утраченной картины «Суд над Орестом», которую он приписал современнику Зевксиса живописцу Тиманфу.

Эрмитажная камея наиболее близко воспроизводит утерянный оригинал, только здесь сохранены топографические указания на место действия: суд над убийцами в Афинах производился в местности, называвшейся «под Палладием», — дерево и древняя статуя Паллады воспроизводит реальную обстановку. В других репликах эти подробности опущены. Плиний сохранил сведения о том, что сюжет «Суда над Орестом» во времена Помпея, т.е. в середине I в. до н.э., выбрал для украшения серебряного кубка чеканщик Зопир. Эрмитажная камея относится к той же эпохе, и оба произведения, видимо, навеяны одним и тем же живописным оригиналом, появившимся в эти годы в Риме после победных малоазийских походов. Редкая эрмитажная камея отличается от прочих гемм эпохи высоким трагическим строем, драматическим контрастным колоритом, несомненно, восходящим к утерянному живописному оригиналу, который здесь воспроизведен.[9]

Паррасий, бывший современником Зевксиса и Тиманфа, по сообщению Плиния, первым из живописцев «стал передавать игру лица». По свидетельству Квинтилиана, в древности существовали альбомы рисунков Паррасия с изображениями богов и героев, на которых живописцы учились точности рисунка.

В наследии Паррасия копиисты выбирали полотна с драматическими сюжетами, изображающими страдания героев. Таков был его «Филоктет на Лемносе», картина, воспетая в нескольких эпиграммах. По-видимому, именно [95] она воспроизводится с геммах, где герой Троянской войны изображен лежащим, с приподнятой раненой ногой, которую он обмахивает крылом птицы. Камея с подписью резчика Боэта и две ее реплики в Эрмитаже воспроизводят этот сюжет без изменений. В биографических сведениях о художнике нередки упоминания о ночных видениях, которые он реализовал в своих картинах. Вот как описан Филоктет в эпиграмме поэта Главка:

Для «Прометея, терзаемого орлом», по преданию, натурщиком Паррасию служил пленный из Олинфа, который якобы умер, не вынеся мук, потребовавшихся художнику для правдивого изображения страданий легендарного героя. И здесь, как в «Филоктете», мастер выбрал психологически острую, мучительную для нервов зрителя ситуацию. Это дало повод эпиграмматику Юлиану вложить в уста Прометея следующую жалобу:

Видимо, «Прометей» Паррасия воспроизведен на трех геммах, хранящихся в Берлине, на рельефе в том же собрании и на саркофаге в Капитолийском музее.

Какую-то знаменитую станковую картину этого времени воспроизводят четыре геммы и терракотовый рельеф с изображением Тезея, находящего завещанные отцом доспехи. На лучшей ленинградской копии, вышедшей из мастерской резчика Филемона, юный герой, поднимающий скалу, под которой находится оружие Эгея, изображен в эффектном ракурсе, так что видны все напрягшиеся мышцы плеч, и спины. Известно, что и Паррасий и Эвфранор, младший его современник, оба прославились изображениями Тезея. Сам Эвфранор утверждал, что герой его соперника «вскормлен розами, а у него — мясом». Не называя имени мастера, Павсаний упоминает стоявшую в Афинах скульптуру на ту же тему, причем Тезей [98] был бронзовым, а скала была из натурального гранита Возможно, Эвфранор, известный как одаренный скульптор, повторил в пластике свою живописную работу.[12]

5

Гомер. Илиада, XXIV, 509, сл.

6

Лукиан. Собрание сочинений, т. 1. М.–Л., 1935, с. 89.

7

Плиний Старший. Указ. соч., XXXV, 63.

8

Неверов О.Я. Античные перстни (VI в. до н.э. — IV в.), Л., 1978, № 15.

9

Ваулина М.П. О подлинности камеи с изображением суда над Орестом. — Сообщения Гос. Эрмитажа, вып. 7, 1960, с. 61, сл.

10

Античные поэты об искусстве, с. 26.

11

Там же, с. 25.

12

Павсаний. Описание Эллады, т. I. М., 1938, с. 74.