Страница 33 из 35
Захватив по дороге тяжелый бидон, самбисты вышли вскоре к своему плотику, и через четверть часа в лагере весело потрескивал костер, на котором разогревалась уха. Антон сварил кашу, нарезал хлеб и стал звать путешественников. Протяжные стоны были ему ответом.
— Что такое? — удивился он и подошел к сарайчику. Ужасное зрелище открылось его глазам. На нарах лежали четверо его друзей с побелевшими лицами. С закушенных губ срывались стоны.
— Что с вами? Ребята, что случилось? — перепуганный не на шутку, закричал Антон, бросаясь к ним.
— Ох, живот, — простонал Женька. Трое остальных дружным стоном подтвердили его сообщение.
— Ах, проклятые! — догадался Антон. — Малины обожрались?
Горестные стенания подтвердили, что порок чревоугодия действительно наказан. Каждый страдал по-своему. С обреченным видом, кротко глядя в потолок и изредка хватаясь за живот, лежал на спине Кирилл. Рыча, катался по нарам Женька. Валька и Сергей свернулись в клубок и стонали наперебой.
— А, будьте вы трижды счастливы! — возмутился Антон. — Как же мы сможем вечером выступать?
Жалобные стоны были ответом.
— Что же делать? — думал вслух Антон. — Английской соли у нас нет, клизмы тоже…
Мысль его напряженно работала. Он не верил в безвыходные положения. И действительно, где-то в лабиринтах мобилизованной по тревоге памяти возникли известные ему из книг ситуации подобного рода.
— Ага! Есть! — воскликнул Антон и бросился к своему чемоданчику. Вытряхнув его нехитрое содержимое на одеяло, он разыскал таблетки от кашля. Сорвав обертку и бросив ее под нары, он торжественно сказал:
— Вот. Страшно дорогое лекарство. Из Чехословакии. Гептилуровалидол, — придумал он название на ходу. — Велела мне мать беречь его для самого крайнего случая, — он изобразил на лице раздумье, а затем махнул рукой. — Ну, да уж если товарищи заболели, ничего не жалко! Пропадай все!
У страдальцев огнем надежды зажглись глаза. Антон со скорбной серьезностью роздал им по таблетке.
— Теперь смотрите, — сказал он, — через десять минут должно полегчать, а через четверть часа боль как рукой снимет. — И, поглядывая на часы, стал ходить около ребят.
Действительно, стоны стали раздаваться все реже. Женька перестал метаться и затих в своем углу.
— Десять минут прошло, должно полегчать, — категорически сообщил Антон.
И в самом деле, Кирилл с кряхтением сумел подняться. Через минуту разлохмаченную голову приподнял Женька. И вскоре все, кроме Сергея, уже сидели.
— Мать предупреждала, что на некоторых особо нервных это лекарство действует замедленно, — авторитетно разъяснил Антон. — Редкий случай.
На восемнадцатой минуте тяжелый вздох, с каким иногда пробуждаются от долгого сна, засвидетельствовал, что и Сергея отпустило.
— Вот то-то, — сказал Антон. — Впредь не излишествуйте. Теперь выползайте на воздух, а я пойду пообедаю.
Назавтра они до колик смеялись над прекрасным чехословацким лекарством «гептилуровалидолом», а сегодня цель была достигнута, болящие стали работоспособными и принялись распределять роли для вечернего выступления. У Антона болел локоть, у Жени — плечо, у Валентина были повреждены поясница и колено, Сергей и Кирилл вообще чувствовали себя неважно: ведь им впервые в жизни пришлось так много проплыть. Долго соображали, кто какие броски может делать и кто как может падать. От шуток над своей инвалидностью настроение поднялось, и самбисты даже решили разыграть сценку, как честный человек, владеющий приемами самозащиты, расправляется с четырьмя хулиганами. Честным человеком назначили Сергея. Сценку несколько раз отрепетировали, пока она не пошла как по маслу.
Солнце стало клониться к лесу. Надо было бриться да и собираться на вечер. Уже начинало темнеть, когда они, распространяя вокруг благоухание все той же неистребимой «Красной гвоздики», зашли за художественной гимнастикой. Шумная веселая компания направилась к пловцам. На большом лугу перед домом было много народу: приехала молодежь из Ряйселе, из мельниковской сельскохозяйственной школы, прибыло начальство из самого Приозерска, почти в полном составе пришли по-праздничному одетые доярки. Глеба не было.
— Что же вы делаете? — закричал Подвысоцкий, увидав самбистов. — Да есть у вас совесть или нет? Разве не ясно, что сейчас сухого сучка в лесу не найти? В общем, так: за срыв костра вы будете отвечать! Хватит!
— Мальчики! — величественно провозгласил Сергей, к которому прежде всего почему-то обращался Подвысоцкий. — Але-хоп! — И щелкнул пальцами, как знаменитый факир.
В ту же минуту Кирилл и Валька расступились, между ними, как ассистенты великого мага, подобострастно согнувшись, проскочили Антон и Женька и поставили к ногам Василия Ефремовича бидон с керосином.
— Это еще что? — Подвысоцкий задвигал ноздрями.
— Как видите, Василий Ефремович, калорий здесь больше, чем во всех мокрых кучах, собранных вашими подданными, — объяснил Сергей. — Мальчики, але-хоп! — И по его великолепному жесту ассистенты, по-прежнему согбенные, отбежали назад.
— Черт знает что такое, — проворчал Подвысоцкий, которого они уже отучили удивляться. — Надеюсь, обошлось без уголовщины?
— Палите спокойно, Василий Ефремович! — заверил его Сергей. — Дым от костров, облитых этим керосином, не расстроит чуткого обоняния уважаемой всеми нами мадам Фемиды.
Наконец открылся вечер. Заслоняясь ладонью от едкого дыма, Василий Ефремович произнес речь.
— Не всё, к сожалению, мы можем сейчас вам показать: условия не совсем подходящие. Однако кое-что покажем, — заключил Подвысоцкий.
Выступления начались и пошли с возрастающим успехом. Гимнастки показали упражнения для третьего, второго и первого разрядов. С индивидуальными номерами выступили лучшие спортсменки: танец с обручем, танец с лентами, танец с шарами. На смену им вышел мрачный пловец Петя, который под восторженный ропот зрителей преодолел с разбегу планку на высоте одного метра семидесяти сантиметров. Затем пловцы — девушки и юноши — выполняли упражнения на перекладине. Гимнастки, наряженные кавалером и барышней, лихо сплясали русского, сорвав бурные аплодисменты. И вдруг Василий Ефремович объявил:
— Сейчас вы увидите борьбу самбо.
Самбисты оторопело поглядели друг на друга: уже? А пловцы не мешкая раскладывали между кострами циновки для их выступления.
— Ну, Антон, выручай! — сказал Сергей, судорожно напяливая халатик. — Продержись минутки три, мы мигом переоденемся!
Они исчезли в темноте за кострами. Антон, прямо в брюках и ботинках, вышел вперед.
— Бог ты мой! — ужаснулся из-за костра Подвысоцкий. — Все у них не по-людски…
Антон объяснил публике, что настоящей борьбы они показать не смогут, потому что нужен большой ковер, придется показать только приемы, — и начался фейерверк бросков. Единодушное «ох!» сменялось в публике бурными аплодисментами. Особое впечатление произвели приемы самозащиты от нападения вооруженного противника, и наконец публика разразилась возгласами и овацией, когда они разыграли сценку и Сергей — честный человек — удалился, ведя скрученного здоровенного хулигана Антона и оставив на земле еще трех недвижных хулиганов — Кирилла, Вальку и Женю.
Завершая выступление, Антон предложил любому из публики выйти и побороться с любым из самбистов, если он не верит, что борьба самбо действительно дает преимущества знающему ее, но зрители ответили хохотом, и никто бороться не вышел.
Самбисты стали героями дня. Их окружили парни и наперебой спрашивали, где можно научиться этой борьбе и долго ли они сами учились.
Затем сам собой возник концерт. Гости пели частушки, плясали. Женька отличался вовсю: он и цыганочку станцевал, и на все приглашения плясать «Барыню» выходил и выкидывал такие коленца, что можно было только диву даваться. Танцы стали всеобщими, гости и хозяева перемешались.
И уже далеко за полночь зафыркали-заурчали грузовики, готовясь развезти гостей по домам, доярки с песнями пошли в одну сторону, а самбисты и гимнастки — в другую.