Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 60

Завораживающе.

Я вытирала со щек слезы и следила за ним. Обнаружила в руке бутылку и хорошо так приложилась, жадно. Ладони были влажными.

«Получила, любительница сюрпризов?»

Я жалобно всхлипнула и сделала еще глоток, наблюдая за играющим в воде змеем. Он снова прыгнул – и еще, и еще, – и я вдруг улыбнулась.

«Ты правда сумасшедшая», – безнадежно проворчал внутренний голос и затих.

Змей долго носился в океане: я успела немного прийти в себя – или напиться так, что меня не испугал бы и конец света. Небо вращалось, подмигивало звездами, море укачивало, бросая на берег рваные светящиеся волны, а из воды снова выползало зубастое чудовище. Люк не поднимался – приближался ползком, пока не остановился в шаге от меня, положив голову на песок.

Боги, его голова была больше меня в полный рост. А тело уходило в воду.

– Ну привет, – сказала я немного бессвязно, глядя куда-то в область клюва. Встала, покачиваясь, и чудище зашипело, коснулось моих ног языком – и тут же спрятало его обратно. – Верни мне моего Люка, ужасный змей. Большой… зубастый… змей…

Я осторожно коснулась его – теплая крупная чешуя, мокрая, скользкая от воды. Огромный глаз, не мигая, смотрел, как я глажу чешуйки возле пасти, прижимаюсь к ним щекой, – ужас все еще плескался во мне, поднимался темными холодящими щупальцами. Змей со свистом втянул ноздрями воздух, вздрогнул и снова потек туманом – я отступила назад и шлепнулась на веранду. И увидела, как передо мной появляется обнаженный, стоящий на коленях, упирающийся в песок рукой Кембритч.

Кембритч со змеиными, суженными глазами. Он поднял голову, прошипел или прохрипел что-то, агрессивно качнулся вперед – и опрокинул меня на веранду, нависая сверху и тут же впиваясь в губы. Со страху или от вина мне показалось, что язык у него раздвоен, и снова плеснуло-ошпарило паникой, но Люк тут же спустился к шее, к груди, лаская ее сквозь шелк платья, и вскоре мне стало все равно, какой у него язык. И страх перешел в какое-то дикое, безумное, хмельное возбуждение, и мысли ушли, выпрыгивая иногда обрывочными фразами, отрывистыми словами.

Умелый у него язык. Умелый.

И руки.

О-о-ох, Люк. Правильно, платье само виновато – слишком долго его снимать.

Какой ты сильный. И красивый. Правда красивый. Даже в чешуе.

Нет, мне не больно. Мне очень, очень хорошо.

Только не останавливайся. Пожалуйста.

Что? Да, люблю.

Люблю, люблю, люблю. Не могу без тебя. Не могу. Клянусь. Да, Лю-ю-юк, да-а-а-а…

Небо кружилось над нами звездной чашей, а я выгибалась от наслаждения, обхватив своего мужчину ногами, пока он сипло, с постанываниями дышал мне в висок и тяжело вжимался в меня. И этого всего: и этого неба, и моря, и холодящего кожу ветра, и Люка рядом со мной, во мне, – было так много для меня, что я снова заплакала. От счастья.

Глава 9

– Поляна, вы хорошо меня поняли?

– Да, господин полковник, – унылый вздох. – Прослежу, не переживайте.



– Охрана будет в соседнем коттедже. При любых признаках опасности жмите на маячок. У ее высочества на шее переноска, она должна ее активировать. Единственная ваша задача – чтобы с принцессой ничего не случилось.

– Да понял я, понял.

– Поляна.

– Так точно, – поправился семикурсник, – господин полковник. Исполню.

– Ты слишком легкая, поэтому и вылетаешь из саней, – сказал Матвей, вытягивая Алинку из-под перевернувшегося транспорта. Она хихикала, отфыркиваясь от снега – он набился в нос, налип на ее чудесный белый костюмчик, засыпался за капюшон.

Мимо них под светом ярких фонарей, окружающих склон, в потоке веселящихся отдыхающих с гиканьем пронесся Дмитро Поляна, успев махнуть им рукой. Алина засмеялась ему вслед, наклонила голову – Матвей, тоже посмеиваясь, вытряхивал снег из ее капюшона и с красной вязаной шапочки. Возле них, словно случайно, встали три охранника. Алина их искренне жалела: носиться за ней вверх-вниз по склону – та еще работа.

Здесь было многолюдно и весело. Уже совсем стемнело, поэтому семьи с маленькими детьми ушли, и на трассе осталась одна молодежь. На весь склон орала танцевальная музыка, наверху приплясывали, пили из маленьких бумажных стаканчиков горячее вино, продающееся тут же, – и, согревшись и развеселившись, с разбега падали на санки животами или спинами и неслись вниз, поодиночке или целыми ватагами. Наверх поднимались с помощью небольшого фуникулера.

Экзамены у семикурсников уже закончились, и они отмечали очередную сессию с доступным студентам размахом: арендовали на сутки большой «студенческий» дом, натаскали Зеркалами в него продуктов и алкоголя и пошли кататься.

После предыдущего экзамена, когда Матвей поймал Алинку у каменов и предложил присоединиться к отдыху, колебалась она недолго. Оставшийся экзамен у требовательного лорда Макса нервировал ее так, что принцесса, зная предмет наизусть, начала забывать от перенапряжения ответы на простейшие вопросы.

Камены вели себя как капризные старые девы. Жаловались, что им скучно и что Алинка со своими экзаменами их совсем забросила. Это было неправдой, она старалась навещать их почти каждый день, но улыбалась, слушая ворчание, и со смехом, не всерьез, оправдывалась.

– А теперь еще и кататься пойдешь, – бурчал Аристарх, пока Ипполит жадно разглядывал картинки из буклета, которые по его требованию показывал Матвей. – А мы тут помрем от тоски, никому мы не нужны, одни-одинеше-е-еньки-и-и…

– Старикашка, не нуди, – прервал артистичные завывания Ипполит. – Посмотри, какая девулечка наша серенькая, чисто нежить. Совсем захирела над своими учебниками. Побудет на морозе, хоть щечки порозовеют. Ты вот что, парень, – строго сказал он Матвею, – выгуляй ее так, чтобы она об учебе и не вспоминала. А то знаю я ее: только отвернешься – она в учебник.

– Ну уж нет, – решительно проговорила Алина и дернула Аристарха за каменный нос. – Я буду отдыхать, и ничто мне не помешает.

Катания на санках продлились до ночи – пока не поднялся морозный ветер и даже вино, громкие песни и движение перестали спасать от холода. Так что решено было переместиться в дом. Над склоном одно за другим начали вспыхивать Зеркала, и семикурсники исчезали с трассы и появлялись у входа в натопленное убежище. Их было человек двадцать – и народ топтался у порога, ожидая, пока войдут и разденутся те, кто прибыл раньше, и Алинка тоже ждала, держась за руку Ситникова и потирая щеки и нос.

Дом был разделен на две большие комнаты: общую спальню с двухъярусными кроватями и гостиную, главным предметом мебели в которой был стол, уже заставленный бутылками и продуктами. Из прихожей выходила дверь в баньку, откуда раздавался шум полупьяных голосов. Алина сняла ботинки, прошлепала вслед за Матвеем в гостиную – и там, в тепле, потянула с себя куртку.

У стола хлопотали старшекурсницы, нарезая бутерброды и закуску. Оглянулись на вошедшего Матвея, на смущающуюся Алинку, что-то защебетали весело. Была здесь и бывшая девушка Матвея, и ее две подруги – они сделали вид, что никого не видят. Принцесса не обиделась – слава богам, разговаривать ей есть с кем. Стянула свитер; тонкая нижняя кофта была влажной.

– Я в душ, – чуть застенчиво сообщила она Матвею.

– Мне тоже бы надо, – пробасил Ситников, хватая со стола бутерброд. – Ум-м-м, вкусно.

– Так вместе идите, – со смехом, необидно предложила одна из его одногруппниц. – Чего стесняться-то, все свои. Вон Димыч с Юлькой уже удалились.

Из-за двери душевой, как нарочно, раздалось женское хихиканье и чуть пьяное мужское уговаривание. То ли что-то помылить, то ли куда-то поцеловать.

Алина смутилась и шмыгнула в спальню – взять тапочки и одежду. Там, на одной из кроватей, жарко целовалась парочка.