Корнет Савин

— Не знаешь, в какой камере арестант Хватов? — еле слышно спросил у него Савин.

Мужик с недоверием посмотрел на новичка и ещё больше нахмурился, будто бы Савин спросил о чём-то недозволенном. Затем мужик отсел подальше, чтобы исключить всякий разговор.

Рядом, через проход, сидел испуганный юноша, который специально отвернулся, чтобы Савин не стал приставать к нему.

Однако Савин не унимался и обратился к нему с тем же вопросом:

— Друг, Хватова не знаешь?

— Что? Вы мне? — испуганно ответил юноша, словно Савин уличил его в краже, а не задал простой вопрос.

Он ссутулился, поджал ноги и с тревогой посмотрел на агрессивных арестантов, сидящих у окна. Но Савина вовсе не смутило его беспокойное поведение. Он пересел поближе к юноше и продолжил свой допрос.

— Хватов, знаешь такого? — прошипел ему на ухо Савин.

— А, Хватов… — испуганно поёжился юноша. — Был у нас, потом унесли.

Его тело ещё сильнее сотрясла нервная дрожь. Он зажал свои колени руками, чтобы скрыть волнение, и отвернулся от Савина.

— Где он? В какой камере? — настойчиво продолжил расспрашивать Савин.

— Ни в какой, — огрызнулся парень.

— Это как же понимать? — недоумённо спросил корнет.

— Он… в лазарете. С чахоткой, — пояснил юноша, снова испуганно посмотрев на бывалых арестантов.

В этот момент один из мужчин, сидевших у окна, поднялся с нар и стремительно направился в сторону собеседников. Лицо здоровяка напоминало морду хищной кошки, которая первой нападает, яростно пуская в ход когти и зубы.

— Господин хороший, у людей вопрос к вам есть, — развязно обратился он к Савину и кивнул на своих дружков у окна.

— Да? Что ж, я с удовольствием отвечу, — бодро ответил Савин, не ожидая подвоха и даже обрадовавшись столь быстрому знакомству с местными обитателями.

Другой, низкого роста арестант с длинным носом также подошёл к Савину и, уже не церемонясь, спросил напрямую:

— Почему шаровары у тебя, как у легавого? Из служивых, что ли?

Низкорослый брезгливо скривился, словно наступил в грязь. Савин опустил взгляд на свои полицейские штаны с лампасами, разорванные в нескольких местах, и ухмыльнулся:

— Ах это? Всё просто. Разыграть хотел товарищей. Шутки ради. Да сам попался, — воскликнул Савин, хлопнув себя по коленке. — Теперь уже не до смеху, правда?

Корнет резко вскинул глаза на коротышку, ожидая его улыбки в ответ.

— А, может, ты всё брешешь? — злобно оскалился тот.

И вдруг Савина осенила мысль. Он усмехнулся собственной идее и поднялся с нар, приняв задиристый вид. Казалось, Савин решил учинить здесь раздор и навсегда установить свой порядок.

— Ты что же, меня за пустомелю принял? — корнет спросил так свободно, будто болтал со старым приятелем.

Заключённый, не привыкший к подобному поведению, вызывающе стиснул кулаки. Его дружок фыркнул и посмотрел в сторону окна. Там кто-то кивнул, подав знак проучить наглеца. Однако Савин, не обращая ни на кого внимания, первым двинулся на недругов, словно они не представляли никакой угрозы.

— Кто ты вообще такой, чтобы мне такое говорить? — слова Савина звучали развязано и оскорбительно.

Говорить такое опытным арестантам было сущим безумием. Юноша, чуть ранее беседовавший с Савиным, даже застонал от ужаса.

Корнет первым толкнул в грудь коротышку, который от внезапной дерзости новичка растерял весь напор. Его дружок тотчас бросился на Савина, пытаясь подмять его под себя и повалить на пол. Савин больно ударил его два раза в бок. Нападавший издал хриплый крик.

Коротышка с яростью бросился на Савина, готовясь нанести размашистый удар. Он бил и кулаками, и ногами, с расчётливой и грубой силой. В одну минуту тело Савина покрылось ушибами и ссадинами. Корнет уворачивался от ударов, как мог, и ухитрился схватить одного противника за ногу и повалить его на пол. Теперь уже двое катались по грязному полу, орошая его своей кровью.

На крики и шум внутри камеры немедленно пришёл ответ снаружи. Через минуту в помещение ворвались несколько тюремщиков, вооружённых дубинами. Они быстро разняли дерущихся, отгородив от заключённых полуживого Савина. А затем, схватив его под мышки и под колени, выволокли прочь из камеры в санитарный блок.

В лазарете пахло спиртом и жжённой ватой. Санитары поспешно уложили окровавленного корнета на койку. Савин был в сознании. Всё тело Савина ныло от боли, но в глубине души он оставался доволен — всё шло по плану.

Низкая деревянная койка, на которую положили корнета, стояла у зарешёченного окна. Санитары сняли с него окровавленную одежду, разрезав её ножницами посередине, затем обработали раны каким-то жгучим снадобьем. Больших повреждений не было, кроме одной раны на затылке, которая сильно кровоточила. Перевязав голову бинтом, санитары надели на пострадавшего чистую арестантскую робу и удалились на перекур.

Немного полежав в забытьи, Савин открыл глаза. За окном светило солнце. Он невольно подумал о Сюзанне. Как же она радовалась свадьбе, бедная крошка! А теперь негодяй Путилин, должно быть, уже всё сообщил семье Ле Фло, и бракосочетание корнета с дочерью французского посла не состоится.

Савин оглянулся по сторонам и приподнялся на койке. Тело отозвалось резкой болью, и он застонал. В просторном лазарете было светло, около десяти чисто убранных коек стояли вдоль стен. На трёх из них неподвижно, словно покойники, лежали больные арестанты. Савин вгляделся в лица каждого — один был лет пятидесяти, лысый, с огромным шрамом на лице, второй был худым и немощным стариком с впалыми глазами и щеками. Третий был молодой, но это был не Хватов.

Получается, что друга поместили в особый лазарет, но куда? Надо выяснить, раз уж он здесь. Николай кое-как встал с кровати, подошёл к двери, толкнул её вперёд. В коридоре никого не было. Медленно передвигаясь вдоль стены, корнет направился на поиски Хватова.

Дежурный врач, сидевший в конце коридора, заметил больного, самовольно покинувшего койку, и резко вскочил со стула:

— Заключённый, отправляйтесь на своё место!

— Доктор, помогите, воды… — вскрикнул Савин и упал всем телом вперёд.

Корнет дёргался в судорогах, извивался, кашлял, страшно запрокидывая голову назад. Мечась по полу, он нарочно прикусил себе язык и сплюнул кровь на пол. Испуганный врач подскочил к больному и, прижав ладонь к его лбу, попытался определить, нет ли жара. Доктор был молодой, работал в тюрьме всего неделю. Он панически боялся арестантов, поэтому, видя одного из них в припадке на полу, весь затрясся от страха.

— На помощь! Сюда, скорее! — завопил молодой лекарь сиплым голосом.

В коридор выбежали двое санитаров.

Врач показал на Савина и строго приказал:

— Быстрее, несите его в чахоточное, пока он нас всех тут не перезаражал!

Санитары погрузили Савина на носилки. Врач жестом показал, чтоб они не медлили. Савин начал кашлять пуще прежнего, харкая кровью прямо на ботинки санитаров. Двигаясь почти бегом, санитары вынесли его из лазарета в сторону отделения, где находились чахоточные и иные заразные больные.

Чахоточный блок был узким полутёмным помещением с низким потолком. Санитары швырнули Савина на свободную койку и без малейшего колебания предпочли убраться подальше от заражённого.

Как только тяжелая металлическая дверь закрылась за ними, Савин, несмотря на боль, резко вскочил и стал ходить от койки к койке, разыскивая друга. На одной из кроватей за грязной ширмой неподвижно лежал парень, похожий на Хватова. Его лицо сильно осунулось и побелело, глаза провалились, а подбородок и нос торчали, словно у мертвеца.

Савин бросился к нему и стал теребить его за плечи. Хватов почти не дышал, а лишь издавал протяжный ноющий звук, похожий на еле слышный стон.

— Хват, ты чего? Приди в себя! — корнет продолжал отчаянно трясти друга, стараясь вернуть его в сознание, но, казалось, Хватов оставался где-то далеко — ничего не слышал и не осознавал.

Савина охватила паника. Друг, ради которого он добровольно отправился в тюрьму, мучительно умирал у него на руках. На глазах корнета навернулись слёзы. Он умоляюще смотрел на Хватова, всеми силами пытаясь вернуть его к жизни. Вот так встретились!