Впepeд в прoшлoе!

Глава 3 Что покладено, то зарыто

Только мы вышли из подъезда, Наташка надула пузырь из жвачки, а когда он лопнул, скривилась и сказала:

— Денег не займу, даже не проси. Опять кассету дебильную себе купишь, и вытрясай из тебя потом.

— Ох и язва же ты! — улыбнулся я. — Владу твоему ж есть восемнадцать?

Ее миндалевидные глаза стали круглыми, ноздри раздулись.

— Тебе какое дело? — вскинулась она.

— Мне — никакого, — сказал я и добавил зловещим шепотом: — Но отец про него знает, и знает, что ты ночами на свидания бегаешь.

— А ты откуда знаешь, что он знает? — не поверила сестра в мою осведомленность.

— Подслушал их с матерью разговор.

На самом деле нет, все это отцу еще неизвестно, но выяснится со дня на день, и тогда начнется ад.

Гонор мгновенно облетел с Наташки, она посмотрела на окно нашей квартиры, кивнула на гору, и по тропинке, виляющей между вязов, мы пошли вверх, пока не добрались до развалин укрепления времен войны, скрытых в зарослях. Наташа вытащила две картонки, спрятанные между плит, на одну села сама, вторую протянула мне. Мы разместились так, чтобы наклоненная плита закрывала нас от тропинки.

— Вы были близки? — скорее констатировал, чем спросил я.

Наташка вспыхнула, вскочила и попыталась меня пнуть, но я выставил блок.

— Не истери, дура! Это важно…

Останавливаться она и не думала, кидалась, как бешеная кошка, приговаривая:

— Тебе какое дело вообще? Да ты… ты…

Я без труда повалил ее на траву и обездвижил, прижав к земле. Вот как заставить подростка себя услышать? Она ж невменяемая!

— Теперь слушай. Ему восемнадцать, он совершеннолетний и дееспособный. Да, три года разницы между парнем и девушкой — это ни о чем, но фактически он совратил несовершеннолетнюю.

Последнее Наташку совсем оскорбило, она дернулась и прошипела:

— Отпусти, урод!

— Да хоть упырем назови, пока не выслушаешь, не отпущу. Отец посадить его может, это ты понимаешь? А если Влад сядет, его, как совратителя малолетних, на зоне опустят. Он там погибнет. Потому, пожалуйста, ради себя и ради него, не уходи из дома ночами. Отец тебя пасет и рано или поздно поймает.

На самом деле никто никого не пас, и отсутствие Наташки обнаружится случайно, но правда сейчас вряд ли поможет. А поскольку после любовных утех Наташка придет помятой и встрепанной, отец изобьет ее до полусмерти. Потом найдет Влада и пригрозит тюрьмой. Парень не будь дурак взвесит все за и против и решит, что девок много, а он у себя один, и забудет дорогу к Наташке. После этого родители будут контролировать каждый ее шаг, и она сломается — больше из-за того, что не переживет предательства любимого.

Похоже, дошло. Наташка глубоко и часто задышала, на глаза навернулись слезы.

— Он не посмеет!

— Наш отец? Ну-ну. Проверять я бы на твоем месте не стал.

Я осторожно отпустил ее и снова сел на картонку. Наташка поднялась, подтянула ноги к животу и шумно засопела.

— Мы любим друг друга! — безапелляционно заявила она.

Она-то, может, и любит, а вот Влад просто нашел симпатичную сговорчивую деваху и пользует ее. В юном возрасте не каждый парень может развести девочку на секс, тем более такую видную. По-хорошему с ним бы поговорить, воззвать к его разуму — все-таки он взрослее, а еще лучше поколотить и заставить жениться, как делают в мусульманских странах, чтобы думал о последствиях. Но, во-первых, в нынешнем состоянии я вряд ли с ним справлюсь, во-вторых, на дворе проклятые девяностые, когда добродетель — порок, и дети мечтают стать не космонавтами, а бандитами или проститутками. И в-третьих, я не знаю, где его искать, он-то городской, а не из нашего поселка.

— Можешь покурить, если станет легче. Я родителям не скажу. — Добавил я.

Наташка сунула руку между плит, достала мятую пачку, прилепила жвачку к запястью и долго чиркала спичками, которые все время гасли. Надо бы отвадить ее от вредной привычки, пока зависимость не сформировалась, но читать нотацию сейчас неуместно. Наоборот, надо ее поддержать. Потому я забрал у нее сигарету, прикурил и вернул, наблюдая, как круглеют ее глаза.

Наташка аж про сигарету забыла, придвинулась ко мне и сперва долго на меня смотрела, а потом принялась щупать лицо.

— И это — мой бестолковый братец? Это точно ты?

Чтобы закрепить авторитет, я в ругательно форме объяснил, что мне надоело быть зависимым и подчиняться тупым требованиям.

— Ты и правда думаешь, что отец будет вмешиваться? — уточнила она.

Я кивнул.

— Он тебе ребра переломает, Наташа. Но не это самое страшное.

— А что? Зубы выбьет?

Я помолчал немного, сорвал сочную майскую травинку, разжевал ее, думая, как правильно преподнести информацию, чтобы сестра снова не распсиховалась.

— Ты уверена во Владе на все сто процентов?

Она лукаво прищурилась.

— Помнишь золотое колечко, которое я типа нашла? Так вот, это я не нашла, а он подарил!

На языке вертелось: «Проституткам тоже платят» — но сказал я другое:

— Я не наговариваю на него, но, чтобы заполучить свое, парни идут на многое. А когда начинаются настоящие трудности, не все готовы идти до конца. Просто допусти мысль, что Влад не готов идти до конца. Говорить можно многое, но это лишь слова.

Она пригорюнилась.

— Мы любим друг друга! — В ее голосе прорезались упрямые нотки.

Не поверит. Никто не поверит, потому что влюбленный человек болен, а влюбленный подросток вдвойне неадекват.

— Пойдем домой, а то предки заподозрят нас в заговоре, — предложил я.

Наташка помотала головой, сунула в рот жеваную уже жвачку.

— Чуть позже. Когда дым выветрится.

— Отчаянная ты девчонка. Зная, что тебе светит, если батя спалит, так рисковать!

— Ну а что, теперь не жить? — проворчала она.

А мне подумалось о том, какой бы выросла Наташа, если бы получала не только затрещины, но и хоть немного родительской ласки? Стала бы протестовать, сбегать из дома, шарахаться ночами? Найдя во мне единомышленника, сестрица принялась взахлеб рассказывать про Влада — какой он умный, взрослый и сильный, как ее любит. И что ругается, когда она курит.

Зная, как он обойдется с моей сестренкой, я заочно Влада ненавидел и думал, что неприятие курения — его единственная положительная черта.

— И все-таки это не ты, — сделала вывод Наташка, задумалась. — Я читала книжку, как чужая душа вселилась в другого человека. Может, и в тебя кто-то другой вселился? Как зовут твою класснуху?

Ну да, ну да, в это время было модно верить во все сверхъестественное, косяком пошли Джуны, Чумаки, Анастасии и прочие Кашпировские. Расскажи я, что во мне дух Иосифа Виссарионовича — поверят ведь!

— Елена Анатольевна, — ответил я, перечислил, когда у кого день рождения, и напомнил:— Чего я тебе никогда не прощу, так того, что три года назад ты Прошеньку задавила и обставила так, словно он в траве запутался.

— Я сама тогда весь день проревела, — призналась она. — Думала, если ты узнаешь, то меня отлупишь. А цыплят тех все равно крыса ночью порезала.

Мы замолчали. Наташка думала о своем, а я вспоминал, как родители решили заниматься курами и купили двадцать цыплят: пятнадцать желтых, пять цветных. Прошка был рыжим. Мы с Наташкой их сразу усыновили, каждого знали по имени, пасли в траве небольшими партиями, кормили кузнечиками, а ночевать носили в квартиру. Когда они чуть подросли, было решено цыплят оставить в сарае, где в ту же ночь их растерзала крыса.

— Вот теперь я уверена, что это ты. Или все-таки нет? — Наташка повернулась ко мне, поджав ногу. — Или тебе досталась его память?