Страница 31 из 51
Подполковник ещё сильнее покраснел — налился краской, будто помидор, но промолчал.
— Пан майор, если я правильно понимаю, из военной контрразведки? — Дождавшись утвердительного кивка, полковник достал из нагрудного кармана своего мундира стопку документов. Среди которых я увидел паспорт Французской Республики и несколько сложенных вчетверо листов. Отдельно майору была вручена серая книжечка офицерского удостоверения, точно такая же, как лежит у меня в нагрудном кармане. — Изучите эти документы, пан майор. Думаю, у вас хватит опыта, чтобы отличить фальшивые бумаги от оригиналов? Если потребуется, пошлите запросы. А сейчас, я бы вам рекомендовал убрать ваших людей с дороги. Технику рассредоточить, а личному составу окапываться под прикрытием деревьев. Рыть окопы полного профиля, ходы сообщения, и, по-возможности, отсеченные позиции.
Высокий капитан, стоявший всё время рядом и прикидывающийся ветошью, не дожидаясь подтверждения приказа своего непосредственного командира, бросился вначале к машине, а потом, уже на автомобиле укатил в сторону застывшей на дороге колонны. Через несколько минут, судя по тому, что из грузовиков начали высаживаться и строиться солдаты, капитан Аппель развил бурную деятельность.
Капитан вернулся минут через десять. За это время майор Врубель успел изучить все документы, предоставленные полковником и подтвердил, что документы настоящие. Во всяком случае, польские — все метки стоят там, где нужно, печати нужных оттенков, форм и расположились там, где и должны быть. В общем — вопросов у него, майора военной контрразведки к пану полковнику нет, но запросы он на всякий случай пошлёт.
— Это правильно, пан майор. Сейчас бдительность важна как никогда. — Кивнул полковник. — Противник может пойти на любые хитрости. И к этому нужно быть готовыми.
Сложившаяся ситуация явно выводила из себя подполковника Шляхтура, но поделать он ничего не мог. Во всяком случае сейчас. Да и война идёт, а это значит, что нужно заняться более приземлёнными вещами, чем сведение личных счётов. Поэтому, кое-как взяв себя в руки, и, проигнорировав некоторые элементы дисциплины и субординации, он залез в свою полевую сумку и достал из неё несколько желтоватых листов, протянул полковнику.
Бегло изучив их, Вихрь уточнил:
— Ваш батальон придается в усиление моей оперативной группе. Какой численный состав батальона? Средства усиления? Наличие боезапаса?
Подполковник начал докладывать. Несмотря на личную неприязнь к Вихрю, делал он это обстоятельно, но при этом коротко — сразу видно неплохое военное образование:
— Батальон трёх ротного состава. На вооружении помимо лёгкого стрелкового оружия, 12 станковых пулемётов, 12 лёгких 46-мм гранатомётов образца 1936-го года, батарея из шести 81-мм миномётов Брандта. Также батальон усилен двумя артиллерийскими батареями. Одна из них — 75-мм полевые орудия. Вторая — 37-мм противотанковые пушки. В батальоне четыре полевые кухни. Ещё одна у артиллеристов. Тридцать восемь различных грузовых автомобилей, полученных по мобилизации у местного населения. Общая численность личного состава, восемьсот человек.
Усиление получалось серьёзным. Теперь в подчинении полковника Вихря оказывался целый полк, пусть и разномастный. По нынешним временам — сила.
И всю эту силу требовалось как-нибудь организовать. Именно поэтому полковник Вихрь, в сопровождении меня, своего адъютанта и отделения охранения двинулся к вновь прибывшему батальону, желая пообщаться с личным составом и понять, кто же в этом батальоне чего стоит.
Контрразведчик же, тут же двинулся в сторону нашего взвода связи, и, как мне потом сказали, оккупировал радиостанции практически на час…
В батальоне подполковника Шляхтура мы провели около трёх часов. За это время личному составу удалось создать какое-то подобие оборонительной линии, вырыв стрелковые ячейки и начав соединять их ходами сообщения. На этом положительные моменты заканчивались. Проблем в батальоне было много — примерно треть должностей командиров взводов занимали сержанты и капралы из сверхсрочников, так как офицеров низового звена не хватало. Были проблемы с боеприпасами — к каждой винтовке и карабину было около полусотни патронов, к пулемёту — две сотни. У личного состава практически отсутствовали гранаты. Не хватало и банальных вещей — стальных касок, которые часть солдат побросала ещё в первый день войны, после изнурительного дневного марша под сентябрьским солнышком и атаками авиации противника.
С патронами проблему удалось решить просто — отгрузив некоторое количество из наших трофеев. Всё-таки хорошо, что сейчас большая часть армий Европы использует одни калибры… С гранатами было сложнее — трофейные, конечно, передали, но запас был мал, и, надолго их не хватит.
Плохо всё оказалось с офицерским составом батальона — командиры рот, судя по всему не были полными дураками, но боевого опыта как такового ещё не имели, но имели проблемы с боевым духом.
Вообще, странная ситуация сложилась! У солдат неплохой боевой дух — они готовы сражаться! Ну, за исключением отдельных групп — украинцев и белорусов, коих на общем фоне было мало. А вот офицеры… Они не понимали, что происходит и зачем они должны воевать против немцев, ведь совсем недавно, с этими же самыми немцами, Польша поделила Чехословакию и захватила часть бывшей чехословацкой территории.
Я бы мог провести агитацию «за советскую власть», как говорил мой дед… Но… Нет. Конечно, агитировал бы я сейчас за «войну до победного конца» против немцев. Вот только сомневаюсь, что меня бы поняли. В общем — уверенности в офицерах у меня нет, о чём я и сообщил полковнику Вихрю.
Полковник лишь устало кивнул, соглашаясь со мной…
Когда мы закончили общение с личным составом батальона, усилившего нашу оперативную группу, уже было около одиннадцати часов вечера. Как-то сразу похолодало. К этому времени уже все подразделения окопались, поужинали, и, завернувшись в шинели, легли спать возле замаскированных костров.
До Виктории вечером третьего сентября я так и не дошёл…
3 сентября 1939 года. Вечер-ночь. Подпоручик Северен Маршалек.
Колонна из шести мотоциклов неспешно двигалась на юго-восток по ещё не разбитой войной дороге. Со стороны вообще могло показаться, что и войны-то никакой нет, но это было не так… Разведчики, заранее распределившие сектора наблюдения, несмотря на использование колёсного транспорта, были настороже, и, периодически останавливались, глушили моторы и прислушивались к окружению.
Как потом оказалось, меры предосторожности были не лишними — уже ближе к полночи, когда разведчики собрались возвращаться обратно, во время одной из таких остановок, подпоручику Маршалеку показалось, что он слышит какой-то далёкий шум.
Сообщив старшему по званию, поручику из парашютистов-диверсантов, Северен с радостью обнаружил, что к его ничем не обоснованному предположению прислушались и тут же начали действовать.
— Мотоциклы в укрытие и замаскировать! Ожежко, с пулемётом влево, на тридцать метров! Чернецкий, с пулемётом займешь позиции у тех кустов, справа! Синкевич, в охранение, у мотоциклов! Остальным, занять позиции и замаскироваться! Оружие держать наготове, но не стрелять!
Мотоциклы удалось быстро откатить с дороги и спрятать в небольшой низине с раскидистым кустарником на дне.
Найти подходящие позиции для наблюдения также не составило большого труда — разведчики расположились на окраине той же низины, растянувшись цепью. Три ручных пулемёта (два Браунинга и один МГ-34) могли создать необходимую огневую мощь на узком участке дороги, позволяя разгромить небольшую вражескую колонну в случае необходимости. В качестве дополнительных аргументов в наличии был один трофейный автомат, пять польских карабинов, пистолеты и по несколько осколочных гранат у каждого разведчика, чего на короткий огневой контакт с противником должно хватить с избытком, но было явно мало для борьбы с каким-либо более серьёзным противником. Впрочем, в задачи разведки не входит прямое боестолкновение с превосходящим по силам противником… Да и пулемёты взяли из-за того, что они были установлены на колясках мотоциклов. Шли бы пешком — вооружились бы все карабинами и автоматами (если бы их удалось найти).