Страница 7 из 144
Грунтовые могильники известны на широкой территории, но пока в сравнительно небольшом количестве. В большинстве случаев это отдельные, случайно выявленные захоронения (Барашевка, Вилы, Звиняч, Ужгород, Хотомель). Наиболее крупные из исследованных могильников насчитывают не более 20 погребений (Шумск, Хорск, Тетеревка). В Шумске открыто и место, где совершались сожжения умерших, — мощное кострище, окольцованное ровиком.
Во всех выявленных захоронениях сожженные кости были помещены в глиняные урны или накрыты горшком, перевернутым вверх дном. Могильные ямки обычно круглые в плане, диаметром 20–80 см и глубиной 20–60 см. Заполнены они черной углистой землей.
Особняком пока стоят захоронения, открытые при случайных земляных работах в Ужгороде. Урны с сожженными костями были поставлены на кострищах диаметром до 3 м, на которых были сделаны вымостки из камней (Пеняк С.И., 1968, с. 596).
Кроме глиняных сосудов пражско-корчакского типа, в грунтовых могильниках почти ничего не встречено. Исключение составляют железная пряжка из Хорска, которую Ю.В. Кухаренко датировал VI–VII вв. (Кухаренко Ю.В., 1961, с. 7), глиняный «хлебец» (Суемцы) и оплавленная бусина из зеленого стекла (Тетеревка).
Курганные могильники обычно состоят из 10–50 невысоких, округлых в плане насыпей, окруженных кольцевыми ровиками (высота их 0,3–1 м, диаметры оснований 4-10 м). Известны курганы VI–VII вв. лишь в бассейне Припяти, на Тетереве и Буге. В область Днестровского бассейна они не заходят. Как правило, курганные группы состоят из насыпей с захоронениями, содержащими пражско-корчакские горшки-урны, и насыпей с более поздними погребениями.
Кремация умерших повсеместно происходила на стороне. Остатки трупосожжений помещались в основаниях курганных насыпей на небольших ритуальных кострищах, в урнах или ямках, вырытых в материке. В каждой насыпи находится по две-три урны корчакского типа. Кроме того, безурновые захоронения встречаются в насыпях на самой различной высоте. Таким образом, каждый курган представлял собой коллективную усыпальницу, по-видимому, принадлежащую патриархальной семье. Использовались курганы продолжительное время, поэтому наряду с сосудами пражско-корчакского типа в них встречаются обломки лепных горшков VIII–IX вв.
В некоторых курганах имелись кольцевые оградки вокруг погребений (Мирополь, Семурадцы). В курганах 1 и 2 в Мирополе зафиксированы четырехугольные деревянные конструкции из вертикальных стояков и горизонтально положенных бревен.
Наиболее полно исследованы курганные могильники между селами Мирополь и Ульха на р. Случь (Гамченко С.С., 1901, с. 360–384; Кухаренко Ю.В., 1969; с. 111–115), около сел Селец (Кухаренко Ю.В., 1968, с. 316–319), Климентовичи (Musianowicz К., 1975, s. 325–338), Семурадцы (Поболь Л.Д., 1969, с. 65–67).
Таким образом, в VI–VII вв. на рассматриваемой территории курганные захоронения сосуществовали с грунтовыми могильниками. С IX столетия здесь уже безраздельно господствовали курганы. Поэтому нужно полагать, что грунтовые могильники — более древние погребальные памятники, которые в VIVI II вв. постепенно были сменены курганами.
Основным занятием славянского населения V–VII вв., оставившего древности с пражско-корчакской керамикой, было земледелие, о чем свидетельствуют и топография поселений, и зерновые ямы, зафиксированные на них, и некоторые вещевые находки (серпы, обломки жерновов, глиняные «хлебцы»). Скорее всего, в западноволынских и верхнеднестровских землях, где земледелие имело глубокие традиции, оно было пахотным, хотя орудия обработки почвы пока на поселениях не встречены. В Полесском регионе земледелие могло быть подсечным. Кроме того, население занималось скотоводством, различными промыслами и домашними ремеслами. Византийский автор VI в. Маврикий Стратег сообщает, что славяне владели «большим количеством различного скота». Среди остеологического материала из поселения Рипнев кости домашних животных составляют 84 %. На первом месте стоят крупный рогатый скот и свинья, сравнительно небольшая доля принадлежит козам и коням. Виды диких животных и птиц представлены кабаном (91,7 %), волком (4,1 %), медведем (1,4 %) и тетеревом (2,8 %).
Выявляемые на поселениях гнезда жилых построек с хозяйственными сооружениями, очевидно, свидетельствуют о ведении хозяйства большой патриархальной семьей. Пахотная земля находилась в коллективном владении и сообща распределялась между отдельными хозяйствами, пастбища и леса принадлежали сельской общине-патронимии.
В междуречье Буга и Днепра керамика пражско-корчакского типа и вся культура раннесредневековых славян не имеет генетических корней. Ко II–IV вв. на Волыни относятся памятники типа Дитиничи-Тришин (Смiшко М.Ю., Свешнiков I.К., 1961, с. 89–114; Кухаренко Ю.В., 1965, с. 97–101), оставленные поморско-мазовецкими (или, по новейшей польской терминологии, вельбаро-цецельскими или просто вельбарскими) племенами (Kuharenko J.V., 1967, р. 19–40; Кухаренко Ю.В., 1980).
Истоки керамики пражско-корчакского облика обнаруживаются среди глиняной посуды пшеворской культуры, получившей распространение в первой половине I тысячелетия н. э. в междуречье Одера (Одры) и Буга (Kostrzewski J., Chmielewski W., Jaźdźewski К., 1965, s. 245–251, 259–265.) На памятниках этой культуры встречены и горшки, которые могут рассматриваться в качестве прототипов пражско-корчакской керамики, и собственно пражско-корчакские сосуды. Черты сходства между отдельными типами пшеворской посуды и славянской керамикой V–VII вв. неоднократно характеризовались польскими археологами (Kostrzewski J., 1965, s. 10–26; Hilczerówna Z., 1967, s. 53–78; Szymański W., 1967, s. 308–327). В нашей литературе этот вопрос анализировался И.П. Русановой (Русанова И.П., 1976, с. 205–213) и В.В. Седовым (Седов В.В., 1979, с. 67, 68, 116). Обряд погребения славянских грунтовых могильников V–VII вв. также обнаруживает некоторую преемственность с известным по пшеворским могильникам ритуалом, в особенности в Висленском регионе (Седов В.В., 1979, с. 71, 116). Имеются элементы преемственности и в домостроительстве. Все это дает возможность предполагать, что славяне, оставившие памятники с керамикой пражско-корчакского типа, являлись потомками носителей пшеворской культуры, расселившимися в V–VII вв. на обширных пространствах от верхней Эльбы до среднего Днепра (Седов В.В., 1976в, с. 89–107).
Географическое распространение керамики пражско-корчакского типа позволяет утверждать, что эта посуда характеризует одну из племенных группировок славян V–VII вв. — именно ту, которую историк VI в. Иордан называет sclaveni (склавены — славены, вполне очевидно, что «к» здесь вставное). Византийские авторы VI в. именуют их славянами. Иордан сообщает, что «многолюдное племя венетов» в его время было известно «под тремя именами: венетов, антов, склавенов» (Иордан, с. 90). Указывается и область расселения этого племени: «Склавены живут от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра, а на север — до Висклы…» (Иордан, с. 72).
Интерпретация этих географических данных обстоятельно рассмотрена Е.Ч. Скржинской (Иордан, с. 213–218). Город Новиетун и Мурсианское озеро, очевидно, ограничивали территорию расселения с(к)лавенов с запада или юго-запада. Новиетуном Иордана скорее всего можно считать город Невиетун на Саве. Здесь же находилось и Мурсианское озеро (около города Мурсы, теперь Осиек). Е.Ч. Скржинская полагает, что Мурсианским озером прежде могло называться озеро Балатон в Паннонии (путь к нему начинался для римлян преимущественно от города Мурсы).
Таким образом, географические координаты расселения с(к)лавенов по Иордану — река Сава на юго-западе, возможно, Балатон на юге, Висла на севере и Днестр на востоке. Эта территория как раз совпадает с основной областью распространения керамики пражско-корчакского типа. Только в отдельных местах археологический ареал выходит за пределы территории, ограниченной координатами Иордана. Таковы Приэльбье и Припятское Полесье. Однако это, очевидно, объясняется тем, что сведения Иордана относятся к первой половине VI в., а археологический ареал очерчивается на основе суммарных данных V–VII вв.