Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 144

Изучая современные диалекты восточнославянских языков и материалы древнерусской письменности, А.А. Шахматов (Шахматов А.А., 1899, с. 324–384), А.И. Соболевский (Соболевский А.И., 1884) утверждали, что между диалектной дифференциацией древней Руси и племенами Повести временных лет существует какая-то зависимость. Летописные племена, как полагали исследователи, были не случайными образованиями, а этническими группами восточного славянства. Установив, что для некоторых восточнославянских племен характерны своеобразные украшения, относящиеся как составная часть женского костюма к признакам этнического порядка, А.А. Спицын подтвердил мысль А.А. Шахматова об этническом своеобразии племен Повести временных лет.

Выводы А.А. Спицына и его характеристика восточнославянских племен были безоговорочно приняты русскими и зарубежными исследователями. В русской литературе они позднее были развиты Ю.В. Готье (Готье Ю.В., 1930, с. 204–247). На основе всех известных в то время источников он попытался охарактеризовать древности восточнославянских племен и выяснить некоторые исторические вопросы, связанные с ними. По пути, указанному А.А. Спицыным, построено исследование восточнославянских племен в трудах знаменитого чешского слависта Л. Нидерле (Niederle L., 1904; Нидерле Л., 1956, с. 152–166).

К началу 30-х годов XX в. относятся первые археологические монографии, посвященные отдельным восточнославянским племенам. А.В. Арциховский систематизировал курганный материал вятичей XI–XIV вв. (Арциховский А.В., 1930а), Б.А. Рыбаков исследовал радимичские курганные древности (Рыбаковў В.А., 1932, с. 81–153).

В 1937 г. П.Н. Третьяков выразил сомнение в возможности использовать древнерусские курганные материалы для изучения племен Повести временных лет (Третьяков П.Н., 1937, с. 33–51). По мнению этого исследователя, племена начальной летописи нужно изучать исключительно по археологическим данным первобытно-общинного периода, поскольку курганные материалы IX–XIII вв. относятся уже к тому времени, когда племенные группы славянства сошли или сходили с исторической сцены. Территориальные различия женских украшений в курганах XI–XIV вв. П.Н. Третьяков объяснял тяготением населения к определенным экономическим центрам, которые будто бы являлись пунктами массового ремесленного производства этих украшений. Границы же распространения определенных типов женских украшений исследователь связывал с территориями «формирующихся феодальных областей».

В ответной статье А.В. Арциховского (Арциховский А.В., 1937, с. 53–61) и в последующей археологической литературе была показана ошибочность этих положений П.Н. Третьякова. Теперь представляется несомненным, что женские височные украшения восточных славян могут служить надежным этноплеменным признаком и по своему распространению не укладываются ни в какие политические образования. Изучение ремесленного производства древней Руси, в том числе изготовления височных украшений, позволило Б.А. Рыбакову утверждать, что территориальное распространение височных колец не связано с экономическими центрами. Курганные вещи изготовлялись в основном деревенскими мастерами с ограниченными районами сбыта. Очевидно, что единство форм украшений в определенных областях обусловлено только их этническими особенностями.

Между тем, дискуссия, начатая П.Н. Третьяковым, сыграла положительную роль в изучении восточнославянских племен. Весьма ценным в положениях этого исследователя было стремление привлечь к изучению славянских племен археологические данные второй половины I тысячелетия н. э., на которые до этого не обращали внимания. История некоторых восточнославянских племен, названных в летописях, начинается с более раннего времени, чем IX–X вв., когда повсеместно распространяется курганный погребальный обряд. Археологические материалы второй половины I тысячелетия н. э. очень важны для выяснения процессов расселения и формирования восточнославянских племен. Однако привлечение раннего материала для изучения восточнославянских племен нисколько не умаляет значения более позднего курганного материала. Более того, оказывается, что без него невозможно восстановить детали ранней истории летописных племен.

Итогом большой работы П.Н. Третьякова над древностями второй половины I тысячелетия н. э. явилось его исследование о северных восточнославянских племенах — кривичах, словенах новгородских и вятичах (Третьяков П.Н., 1941, с. 4–53). Словене новгородские характеризовались на основе их древнейших погребальных памятников — сопок, кривичи — по материалам длинных курганов, а с вятичами связывались погребальные насыпи с домовинами типа Шаньково-Почепок. Б.А. Рыбаков попытался проследить историю и восстановить территорию полян и северян не только по курганным материалам IX–XII вв., но и по памятникам III–VIII вв. Северянскими он считал городища роменской культуры, а с полянами — крупным племенным союзом, занимавшим оба берега Днепра, — связал вещи с выемчатой эмалью днепровского типа и антропоморфные фибулы (Рыбаков Б.А., 1947, с. 81–105).

П.Н. Третьякову принадлежит обобщающая работа по восточноевропейским древностям I тысячелетия н. э. и более древней поры, сыгравшая заметную роль в изучении предыстории восточного славянства (Третьяков П.Н., 1948; 1953). К сожалению, огромные материалы древнерусских курганов не были использованы в работе, что, естественно, обеднило исследование. Теперь, когда получены новые данные по восточноевропейским древностям I тысячелетия н. э., далеко не все положения книги П.Н. Третьякова удовлетворяют науку.





Для археологии послевоенных десятилетий характерно пристальное внимание к славянским памятникам третьей четверти I тысячелетия н. э. Не менее активно исследовались и синхронные древности соседнего населения. В результате плодотворных экспедиционных изысканий в общих чертах была создана этническая карта Восточной Европы накануне широкого славянского расселения (Третьяков П.Н., 1966; Седов В.В., 1970б, с. 8–76; 1978 г, с. 9–15). К настоящему времени в распоряжении археологов имеется свыше 40 тысяч славянских погребальных комплексов, которые являются неоценимым источником по восточнославянской истории.

В нашем труде сделана попытка обобщения всех археологических материалов, накопленных наукой. Первый раздел книги отведен периоду, который непосредственно предшествовал сложению восточного славянства. Без изложения основных вех ранней славянской истории остались бы непонятными многие стороны расселения и формирования восточнославянских племен.

Важнейшей задачей второго раздела исследования является изучение истории племенных групп восточных славян, известных по русским летописям, условий их расселения и формирования, а также анализ взаимодействия их с неславянским населением Восточной Европы.

В заключительных разделах книги освещаются некоторые общие вопросы восточнославянской археологии — социально-экономическая история, условия сложения древнерусской народности, русская дружина по данным археологии и языческая религия. Изучение этих вопросов прежде всего основано на тех же курганных Материалах, которые служат основным источником при анализе истории восточнославянских племен.

В основе исследования лежат археологические материалы. Их анализ и интерпретация составляют каркас настоящей книги.

В связи с успехами археологического изучения восточнославянских племен летописного периода с 30-х годов XX в. антропологи стали систематизировать краниологические материалы из курганных могильников X–XIV вв. в зависимости от племенных ареалов, устанавливаемых археологами (Дебец Г.Ф., 1932, с. 69–80; 1948; Трофимова Т.А., 1946, с. 91–136; Происхождение русского народа, с. 248–255; Алексеев В.П., 1969, с. 162–207; Алексеева Т.И., 1973).

Однако племенное деление восточного славянства, детально изученное археологами, не нашло какого-либо соответствия в антропологической дифференциации славянского населения эпохи раннего средневековья. Антропологическая карта Восточной Европы X–XIV вв. оказалась весьма отличной от синхронной археологической, что с исторической точки зрения представляется вполне оправданным. Как показано ниже, племенное деление восточного славянства сложилось только во второй половине I тысячелетия н. э. и было результатом широкого расселения славян и отчасти их взаимодействия с местным населением. В отличие от материальной культуры, антропологическое строение не подвержено быстрым изменениям. Истоки антропологического членения восточного славянства относятся к более древней поре и во многом зависимы от антропологии субстратного населения, вошедшего в состав славянства. Поэтому палеоантропология славян не может быть связана с основными проблемами настоящего исследования. Данные антропологии анализируются лишь при рассмотрении отдельных тем.