Страница 53 из 81
И, ориентируясь… Да, ж хрен его знает, по каким таким признакам я выбирал дорогу. В общем, действуя скорее интуитивно, чем осознанно, я торил путь, пока, в конечном итоге на добрался до кучи мусора. И только когда остановился, до меня дошло, что во всей этой ситуации не так. Потому что, из-под обломков кирпича доносилось еле слышное дыхание.
— Да, он жив, бля! — Во всю глотку заорал я. И, обернувшись к блуждающему где-то в потёмках придурку, крикнул. — Артемьев, козёл безрогий, бегом сюда!
— Не ори, начальник. — Задыхаясь, прохрипел мой затюканный проводник. — Видишь же, ни хрена не видно!
— Ты же куришь? — Внезапно осенило меня.
— Ну да, и спички есть. — Подтвердил Артемьев. И, повернувшись нужной стороной, сказал. — Вот в этом кармане.
Морщась от брезгливости, я вытащил помятый картонный параллепипед с двумя бумажными наклейками. Но, прежде чем зажечь первую спичку, потряс его возле уха. Мда-а, десятка полтора, не больше. И, если бездумно палить, то хватит их не больше, чем на пару-тройку минут.
Пока вытаскивал коробок, мимоходом отметил, что рядом лежала квадратная сигаретная пачка. И, рассудив, что лучше хоть какой-нибудь факел, чем ничего, завладел и этим имуществом.
— Ты что делаешь, начальник? — Удивлённо и, даже как-то обиженно, залепетал Артемьев, когда я безжалостно разорвал тонкий, выкрашенный в красную цвет с надписью «Прима», картон. — Это ж курево!
— Курить вредно. — Не особо заморачиваячь расстройством уголовника, небрежно бросил я.
Но, потом, рассудив, что не мне судить о чужих зависимостях, засунул горсть сигарет обратно в карман законного владельца. И, уловив умоляющий взгляд, даже приклеил одну к его губе и… попросил подождать.
— Спичек мало. — Констатировал очевидный факт я. — Так что, постой пока. Я сейчас разгребу этот хлам, что вы на Петюню навалили. А потом уж, добудем огонь и посмотрим, что и как. Ну, и ты заодно покуришь.
— Последнее желание приговорённого. — Сипло выдохнул Артемьев.
— Не сцы, дятел! — На радостях, что все мои интуитивные выкладки подтвердились, обнадёжил уголовника я. — Мокруху в душевой вполне могут признать убийством по неосторожности. А, ежели Петюня выживет, то глядишь, лет через десять снова на воле будешь.
— Твои слова, да Богу в уши, начальник. — Как-то вдруг размяк убийца. И, неожиданно поторопил. — Начинай уж. Вдруг, выживет!
Вообще-то, по-хорошему, стоило припахать этого долбодятла. Но, так как руки у него были скованы за спиной, а ключёи я — ну кто бы сомневался! — не озаботился, то всю черновую работу пришлось делать мне.
Обледенелые кирпичи, вернее, их острые и так и норовившие уколоть и порезать, обломки неприятно холодили руки. Но, так как перчаток меня, само-собой, не имелось, пришлось терпеть и, иногда помогая себе ногами и отшвыривая мусор носком ботинка, я разрывал импровизированную Петину могилу.
Ни хрена не видящий уголовник сопел рядом, то и дело тыкаясь мне в спину. Но, так как от слепого, как крот, помощника толку было мало, я тихо рыкал и продолжал трудиться самостоятельно.
Наконец, когда тело было наполовину отрыто, я схватил не подававшего признаков жизни Петюню за одежду и резким рывком выволок его из неглубокой ямы.
— Фух! — Облегчённо выдал Артемьев, а мне на ум отчего-то пришло выражение «мы пахали». — Достал, голубчик!
— Ну да, ну да… — Недобро усмехнулся я. — И, к моему удивлению, с совсем небольшим усилием, подняв довольно-таки массивное Петино тело, водрузил его на плечи убийцы. — Поехали.
— Кх-х-х-а-а-а! — Жалобно хекнул Артемьев, при этом выплюнув сигарету изо рта. — Ты что, начальник?
Но вступать в дискуссию я не стал. А, вместо этого, поджёг разорванную сигаретную пачку и, выйдя вперёд, коротко буркнул…
— За мной! И, смотри у меня… Если споткнёшься и приложишь Петю об что-нибудь голосовой… В общем, ты сейчас несёшь свою судьбу.
По ощущениям, путь обратно занял гораздо меньше времени. Да, наверное, так оно и было. Тем более, что теперь мы двигались не в кромешной тьме. Так что, через пару минут, мы выбрались на свет Божий, представлявший из себя залитый скупым сиянием луны пятячёк и стонущий и хрипящий под тяжестью тела жертвы Артемьев, затравленно просипел.
— Не могу больше, командир.
— А больше и не надо. — Поддерживая урку и не давая лежащему у него на закорках почти покойнику свалиться, заверил я. — И, сняв Петюню аккуратно пристроил его на забетонированной площадке.
— Живой? — С надеждой глянул на него Артемьев.
— Живой. — Ориентируясь скорее на ощущения, чем на какие-то объективные факторы, заверил я. И, подняв голову, заорал во всю мощь лёгких. — Товарищ майор! — Он живо-о-ойй!
Дверцы машины три раза хлопнули и уже через пару секунд возле нас суетилась вся честная компания.
— Ну ты, младшОй, даёшь! — Уважительно глянул на меня разом подобревший дежурный.
А Анатолий Викеньтьевич уже подхватил вызволенного нами из могилы Петю и, дождавшись, пока водитель с старшим лейтенантом возьмутся каждый за ногу, начал движение к «канарейке».
По прежнему не подававшего признаков жизни Петюю устроили на заднем сиденье. Сияющего от счастья и, кажется, про себя молившегося Артемьева, загнали в заднюю, предназначенную как раз для таких, как он, арестантскую часть машины. И мы, наконец, двинулись в сторону госпиталя.
Мысль о том, что надо бы захватить спрятанные в парке шмотки промелькнула на краю сознания. Но, на такую ерунду времени было жалко так что, решив, что с этой проблемой разберусь как-нибудь потом, даже не попытался остановить водителя и выскочить в нужный момент из автомобиля.
Когда подрулили к приёмному покою, шофёр громко просигналил. И уже через двадцать секунд началась деловитая суета. Кто-то из персонала узнал Петю, которого тут же уложили на носилки. Да и моя, ставшая после импровизированного концерта популярной, физиономия, тоже вызвала несколько удивлённо-настороженных взглядов.
К счастью, присутствие людей в форме послужило сдерживающим фактором. Так что подойти и поинтересоваться, «что, как и почему», никто не решился.
В общем я, бочком-бочком, потихоньку слинял в темноту и, отыскав в парке полотняный мешочек с больничной пижамой и шлёпками, забрался в так ни кем не обнаруженное и не закрытое «для порядку» окно туалета. После неторопливо переоделся в одной из кабинок и, более-менее аккуратно сложив любезно одолженные Сергеем Петровичем и почти не пострадавшие в сегодняшних перептелиях вещи, вышел в коридор.