Страница 148 из 170
Основным сюжетом были своеобразно стилизованные разнообразные в деталях антропоморфные лица — «личины» (рис. 101, 1–6, 9, 10, 13). По очертаниям они делятся на овальные, яйцевидно-овальные, сердцевидные, трапециевидные, прямоугольные, с овальной вершиной и прямым основанием, череповидные. Специфичны личины, обозначенные в виде отдельных черт лица (глаза, рот, ноздри) без объединяющей их контурной линии. Такие личины названы парциальными. Контуры личин часто заполнены геометризованными орнаментальными линиями, реже — точками, обозначающими татуировку или раскраску, иногда, возможно, и лабретки. Вокруг некоторых личин выбиты лучи и какие-то другие линии, видимо, изображения волос и украшений. Размеры личин разнообразны — от миниатюрных до достигающих почти метровой высоты. Этнографические аналогии позволяют сделать вывод, что петроглифы могли быть изображениями масок, которые употребляли при культовых обрядах как олицетворения умерших предков.
Стилистические особенности некоторых личин позволяют датировать петроглифы временем вознесеновской культуры, но часть их может быть и более ранней. Такие признаки личин, как сердцеобразные контуры, спиральность орнаментальных линий, каплевидная изогнутость или циркульность формы глаз близки или тождественны тем приемам, которые использованы гончарами при создании антропоморфных изображений на сосудах из верхнего неолитического слоя Вознесенской стоянки (рис. 101, 11, 12). Стилистически близкие петроглифам антропоморфные личины есть и на фрагментах сосудов из поселения между с. Малышево и Сикачи-Аляном, в непосредственной близости от петроглифов. Изображения человеческих фигур на нижнеамурских неолитических петроглифах — исключительная редкость. Лишь в двух случаях личины дополнены ромбическими по очертаниям «туловищами» (один раз с трехпалой рукой). Возможно, к этим личинам пририсованы нагрудники маскоида (рис. 101, 16). Схематичные фигурки людей имеются только на одной скале под Малышевским кладбищем. На плоскости скалы они композиционно сочетаются с целой «флотилией» лодок (рис. 101, 15). У одной из этих фигур голова как бы раздвоена. Эта картина напоминает изображения людей и лодок на писаницах Верхней Лены, Прибайкалья и Енисея. Сибирские изображения лодок и людей обычно трактуют как отражение представлений о плавании душ умерших в страну предков.
Сюжет лодки присущ всем основным петроглифам Нижнего Амура (Сикачи-Алян, Калиновка, Шереметьевское, Кия). Обычно они имеют вид дуги с задранными концами кормы и носа. Иногда на одном конце, вероятно на носу, есть развилка, напоминающая изображение головы животного. Внутри лодок вертикальными черточками показаны фигурки людей. В Калиновке, на частично сохранившемся изображении лодки, 34 таких фигуры. Некоторые черточки в лодках Сикачи-Аляна и Шереметьевского наверху раздваиваются в виде «рожек».
Личины сочетаются с изображениями лосей, лошадей, кабанов или медведей, быка, полосатых «тигров», змей и водоплавающих птиц — гусей и уток (рис. 101). Некоторые фигурки зверей и птиц очень различны, другие имеют внутри скелетно-орнаментальное заполнение, аналогичное орнаментациям сложно выполненных личин.
Изображения, вероятно, связаны с космогоническими представлениями и культом предков. Культ плодородия также нашел отражение в петроглифах. Об этом говорят композиции, объединяющие изображение животного с символическим знаком женского пола (рис. 101, 17). Учитывая культурное наследие коренных народов Амура и айнов, уходящее корнями в каменный век, на основе их искусства, фольклора и обычаев можно найти объяснение причинам, побуждавшим неолитических людей выбивать на скалах определенные изображения. Так, образ змеи в мифологии тесно связан с двумя циклами представлений: с космогоническими, в которых он выступает в роли символа солнца и даже демиурга, и с идеями о рождении и смерти. Образ змеи в какой-то мере переплетен с семантикой спирального орнамента, зародившегося в древности и сохраняющегося в современном искусстве. На неолитическом поселении в с. Тахт найдены фрагменты сосуда, украшенного спиральными узорами. Одна из спиралей заканчивалась скульптурно вылепленной головой змеи. На личинах, по мнению А.П. Окладникова, также прослеживаются в криволинейных узорах изображения змей.
А.П. Окладников намечает четыре хронологических пласта петроглифов. КI фазе отнесены примитивные по стилю изображения лосей, быков, лошадей, лесных птиц, парциальные и череповидные личины. Ко II фазе, датированной концом IV–III тыс. до н. э., временем кондонской и вознесеновской культур, относятся личины со сложным геометрическим заполнением и фигуры водоплавающих птиц. III фаза (II — начало I тыс. до н. э.) характеризуется усилением орнаментализующих тенденций и развитием абстрактности в изображении личин и лосей. К IV фазе (конец I тыс. до н. э. — начало I тыс. н. э.) принадлежат петроглифы Калиновки, выполненные техникой резьбы с использованием в орнаментации прямых линий, и аналогичные им личины Сикачи-Аляна.
Искусство неолита Нижнего Амура отличается от неолитического искусства Восточной Сибири развитием высокохудожественного криволинейного орнамента и во многом обусловленных им абстрактных изображений. Одновременно амурские художники создавали изображения людей и животных во вполне реалистической манере, но эти их творения статичны, лишены динамизма, присущего изображениям сибирского неолита. То же можно сказать и о художественных произведениях из Приморья. Неолитическое искусство Приморья и Нижнего Амура в целом принадлежало к тихоокеанскому очагу изобразительных традиций, но обладало самобытностью, обусловленной местными традициями и, в определенной мере, влиянием таежных культур Сибири.
Подводя итог обзору неолитических культур Приамурья и Приморья, следует отметить, что на этой территории выделен ряд культур, прошедших своеобразный путь развития, отличный от восточносибирских культур, занимавших территории, удаленные от моря. Это своеобразие во многом определялось природными факторами — мягкостью климата, обусловившей смешение флоры и фауны севера и юга, близостью моря и рек, в которые в определенное время года заходят для нереста огромные косяки рыб. Хозяйство, направленное на рыболовство, привело к оседлости, а оседлость и благоприятные климатические условия дали возможность развиться земледелию, чему способствовала и близость к очагам древнего земледелия Юго-Восточной Азии.
Поскольку в культуре нанайцев и нивхов прослеживается ряд черт, присущих кондонской и вознесеновской культурам Нижнего Амура и севера Приморья, можно предполагать, что эти черты унаследованы современными народами Нижнего Амура от своих неолитических предков. Исходя из этого, можно сделать вывод, что именно в период широкого распространения этих культур происходило формирование палеоазиатских языков, прямыми наследниками которых сейчас остались только нивхи.
Северная часть Сахалина лежит близ устья Амура. Отделяющий ее от материка пролив Невельского в самом узком месте имеет ширину 7,5 км. Южная оконечность острова, вытянутого в меридиональном направлении почти на 1000 км, находится на широте Северного Приморья. От японского острова Хоккайдо ее отделяет пролив Лаперуза, шириной около 40 км. Такое положение Сахалина во многом предопределило его древнюю историю, обусловив два пути заселения.
Археологические изыскания на Сахалине ведутся с 1860-х годов. Первыми были обнаружены поселения «охотской» культуры I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. Более ранние — собственно неолитические — памятники выявлены лишь в 1955–1957 гг. Р.В. Козыревой (1967), раскопавшей поселения Ноглики I на северо-востоке острова и Стародубье II в его южной части. По ее мнению, юг острова был заселен в середине II тыс. до н. э. пришельцами из Приамурья и Приморья при некотором участии выходцев с Японских островов. Северная часть Сахалина освоена позднее, в конце II тыс. до н. э. людьми, ранее жившими на Нижнем Амуре и имевшими культуру иного облика, чем у обитателей Южного Сахалина.