Неистовая принцесса

— Нет, если доберусь до своих людей! — в отчаянии произнесла Фаллон.

Ею овладела паника, когда он сел рядом и дотронулся до ее щеки.

— Принцесса, полюбите меня, и я умру, защищая вас! — клятвенно пообещал он.

Она оцепенела, когда он наклонился и сделал попытку поцеловать ее. Он неловко положил руку ей на грудь. Фаллон вскочила и отбежала в сторону. Жалобно вскрикнув, он бросился за ней.

В шатре было мало места, и он тут же поймал ее, прижав к кожаной стене. Фаллон повернулась лицом к нему, нащупала украденный нож.

— Прошу вас! Не трогайте меня!

— Я должен, — сказал он, наступая.

Она не хотела его убивать. Она вообще не хотела проливать кровь. Ее отец был прав. Убийство что-то меняло и в мужчине, и в женщине. Насколько она презирала норманнов, настолько не хотела их убивать… но она не могла вынести насилия.

— Подойдите, прошу вас, дивная фея, — начал Фальстаф, придвигаясь к ней.

Фаллон выхватила из складок платья нож и вонзила в Фальстафа.

Он изумленно посмотрел на нее, схватился за живот и вскрикнул от боли.

В шатер ворвались стражники. Они переводили взгляд с упавшего рыцаря на Фаллон так, словно перед ними была ведьма.

— С нами крестная сила! — Один из стражников перекрестился. — Я пойду за графом! — сказал он.

«За Алариком».

Он презирал ее. Он не хотел ее. Он отдал ее другому, и тот, кому он ее подарил, сейчас лежит, умирающий в луже крови.

Фаллон не могла пошевелиться. Она осталась в оцепенении стоять, опираясь на стенку шатра.

Внезапно в шатер ворвался Аларик. Огромный, он, кажется, заполнил собой все пространство. Он сбросил кольчугу, хотя меч все еще висел у пояса. Аларик посмотрел на нее с удивлением, гневом и ненавистью и опустился на колени перед другом.

Она была потрясена и напугана и как сквозь сон слышала приказания Аларика, чтобы Фальстафа немедленно отнесли к лучшему лекарю.

Они остались одни. Ей казалось, что она задыхается. Изо всех сил Фаллон старалась держаться прямо, однако ее била внутренняя дрожь. Ей хотелось убежать: она не могла находиться рядом с ним, видеть его сверлящие гневные глаза.

— Ах ты кровожадная сука!

— Я не хотела убивать или даже ранить его. Он напал на меня, и я дала отпор.

— Он обожал тебя! Он был без ума от тебя!

— Зато я не люблю его!

— Ты, возможно, убила его!

— Ему не следовало нападать на меня!

— Нападать на тебя! Да ты его собственность! Я отдал ему тебя!

Вот так просто, подумала она. Так ужасно, так кошмарно. В тот самый день, когда еще утром ее почитали как дочь короля. Никто не смел прикоснуться к ней.

А сейчас она чья-то собственность? Нет! Никогда! В ней снова поднялись гнев и ненависть к Аларику. Мерзкий, проклятый нормандский ублюдок.

Она вздернула подбородок и поклялась про себя, что ее стародавний враг никогда не возьмет над ней верха. Он может отдать ее тысяче мужчин — она будет их презирать. В конце концов она убежит.

— Я дочь короля, английская принцесса! Дочь Гарольда, а не чья-либо собственность!

Она замолчала, когда Аларик в ярости шагнул к ней. Он заявил, что она не принцесса, а рабыня, Вильгельм отдал ее ему.

В ней клокотал гнев. Этот день был бесконечно длинным. Он принес слишком много потерь. Фаллон стала кричать, что она не признает власти нормандского ублюдка.

— Английские законы позволяют свободным людям иметь рабов. Это или осужденные преступники, или военнопленные.

Она готова была разрыдаться, но не могла позволить себе этого у него на глазах. Нельзя было выказывать слабость. Она всегда пыталась доказать ему, что не согнется и не сломается, а сейчас была близка к тому, чтобы упасть на колени и упрашивать его сказать, что ничего из сегодняшних событий не было.

Фаллон не могла этого сделать. Она никогда не видела его в таком гневе. От бессильной ярости ее колотила дрожь. Как же ей хотелось убежать! Она ругалась, называла его варваром. Он отвечал, но она едва слышала его. Его гнев разгорался, словно пожар, и вот, отмерив быстрыми широкими шагами разделявшее их пространство, Аларик вплотную приблизился к ней и посмотрел в упор. Она клятвенно пообещала, что не перестанет воевать с ним. Он зловеще негромким голосом ответил, что с радостью четвертовал бы ее.

Он находился так близко, что она задыхалась. И еще ей было страшно. Она и подумать не могла, что будет до такой степени бояться Аларика. Его ожесточение было почти осязаемым. Он придвинулся к ней еще ближе, и его слова падали, словно удары. Пальцы ее ощутили нож, которым она ударила Фальстафа. Она не могла объяснить себе, что толкнуло ее тогда — мужество или страх. Она знала лишь то, что была не в себе.

Но сейчас перед ней был не Фальстаф. Возможно, Аларик предвидел это движение. Он с силой ударил ее по руке, и нож упал на пол. Затем она почувствовала, как его пальцы вцепились ей в волосы, и он швырнул ее на кровать, которую Фальстаф приготовил для любовных утех.

— Саксонская сука! Тебя придется усмирить!

— Нет!

Он придавил ее своим телом. Фаллон отчаянно барахталась и извивалась под ним, тщетно пытаясь отыскать в себе остатки мужества.

— Можешь казнить меня! Убей, только…

— Смирись! — взревел он, — Покорись, проси пощады! Проси оставить тебе жизнь, Фаллон!

Она была не в состоянии выцарапать ему глаза, поэтому плюнула в лицо.

Его тело напряглось до такой степени, что Фаллон захлестнула новая волна ужаса. Его стальной взгляд, казалось, пронизывал ее насквозь. Она ощущала его каждой клеткой своего тела. Он крепко удерживал ее руку, его бедра прижимались к ее ногам.

Внезапно Аларик заломил ей руки над головой. Быстрым движением он разорвал верхнюю часть ее рубашки и поднял юбку выше пояса. Его рука коснулась обнаженной девичьей плоти, и Фаллон вскрикнула от отчаяния и удивления, ибо лишь сейчас полностью осознала его намерения и силу его желания.

Она дочь Гарольда, напомнила себе Фаллон. Гордая дочь Гарольда. Делон дарил ей нежные, целомудренные поцелуи, ни один мужчина не позволял себе быть с ней дерзким — кроме этого воина.

Да и он не позволял себе раньше такого!

В те моменты в давнем прошлом он никогда не был с ней столь груб. Она помнила его поцелуй, который обжег и воспламенил ее, но он не был жестоким. Сейчас же в глазах Аларика читалось не только желание, но и ненависть.

— Варвар! — прошипела она, широко раскрыв глаза, не в силах удержать слезы. — Варвар и ублюдок, гнусное нормандское отродье!

Его лицо напоминало злобную маску, челюсти были плотно сжаты. Фаллон попыталась выскользнуть из его объятий, но это было так же невозможно, как своротить стену. Тело его было раскаленным, мышцы излучали жар, приводя Фаллон в трепет. Она продолжала выкрикивать ругательства, глядя в искаженное похотью и яростью лицо Аларика.

Внезапно он оттолкнул ее. Получив неожиданную свободу, Фаллон попыталась подняться. Он схватил ее за руку и вновь бросил на кровать с такой силой, что она задохнулась.

Она поняла, что он отпустил ее только для того, чтобы снять меч и ножны. Он сбросил тунику, снял через голову рубашку, и пламя очага осветило выпуклые мышцы его груди и плеч. Фаллон прерывисто вздохнула, но едва пошевелилась, как он вновь оказался на ней. На нем оставались лишь рейтузы, сквозь которые она могла отчетливо ощутить его мужское естество.

— Нет! — Фаллон пыталась царапаться и лягаться. Она знала, что не обделена силой, но по сравнению с ним была слабым ребенком.

Он надежно сжал ей запястья, затем раздвинул коленом девичьи бедра и пригвоздил ее всей тяжестью к кровати. Фаллон не могла пошевелиться. Если она двинется, он приникнет к ее интимному месту еще плотнее.

— Проси пощады, Фаллон!

— Пощады? У тебя?! Да я скорее умру!

Он прижал ее руки к матрацу и расплющил ее всем весом, беспощадно придавив к кровати.

— Ублюдок! — прошипела она и снова отчаянно забилась под ним, задыхаясь и хватая ртом воздух.

В глазах Аларика не было и проблеска жалости. В них читалась непримиримость. Он ненавидел ее. Он прикасался к ней с каким-то презрением, его рука дерзко блуждала по ее бедрам. Фаллон ощутила тяжесть его обнаженного живота…