Анатомия Меланхолии

ПОДРАЗДЕЛ III

Страхи и испуг как причина Меланхолии

В своей четвертой Тускуланской беседе Туллий отличает те страхи, которые возникают от какого-нибудь ужасающего объекта, видимого или слышимого, от других страхов, вызывающих такое состояние, и то же самое делает Патрицци (lib. 5, tit. 4, de regis institut.). Из всех подобных состояний именно эти особенно губительны и неистовы, и они настолько внезапно изменяют все состояние организма, потрясают душу и все его жизненные силы, производят столь сильное впечатление, что испытавшие это состояние никогда после этого не могут прийти в себя; эти страхи причиной самой тяжкой и мучительной меланхолии, как считает, основывавясь на собственном опыте, Феликс Платер (cap. 3, de mentis. alienat. [гл. 3, об умственных расстройствах]), нежели любые иные причины внутреннего порядка; «они оставляют в наших душевных силах, мозгу, телесных жидкостях столь глубокий след, что если бы даже вся имеющаяся в теле кровь была выпущена из него, все равно от этих страхов едва ли было бы возможно освободиться. Он часто имел дело с этим ужасным видом меланхолии (именно так называет его Платер), «который беспокоит и мучает мужчин и женщин любого сорта, молодых и старых[2120]. Геркулес Саксонский называет меланхолию такого рода особым именем (ab agitatione spiritum); она происходит от возбуждения, изменения сокращения и избытка жизненных сил[2121], а не от какого-либо нарушения равновесия жидкостей в теле, и оказывает чрезвычайно сильное воздействие. Этот страх чаще всего бывает вызван, как склонен считать Плутарх, «некой неизбежной опасностью, когда устрашающий объект находится в непосредственной близости»[2122], когда он слышен, виден или ощущаем, когда он «действительно приближается наяву[2123] или во сне»[2124], и во многих случаях чем более неожиданным является происшествие, тем сильнее его воздействие.

Грамматик Артемидор, неожиданно увидев крокодила, утратил разум (Лауренций, 7 de melan. [7, о меланхолии]). Резня в Лионе в 1572 году во время царствования Карла IX была настолько жестокой и устрашающей, что многие были поражены безумием, а некоторые скончались; беременные женщины до срока разрешались от бремени, и все были подавлены и поражены ужасом[2126]{1681}. Немало людей теряет рассудок вследствие «неожиданно явившегося им призрака или дьявола, что было достаточно распространено во все времена»[2127], говорит Лаватер (part. I, cap. 9 [часть 1, гл. 9]), как это произошло с Орестом при виде фурий{1682}, которые появились перед ним в черном, как повествует Павсаний[2128]. Греки называют μορμολυκεια [привидениями] тех, кто так устрашает их души, или если они бывают всего лишь напуганы в шутку кем-то притворяющимся чертом,

подобно детям, которым в темноте мерещатся домовые; люди испытывают подчас такой испуг, что он не покидает их всю последующую жизнь, — от неожиданно вспыхнувшего пожара или землетрясения, потопа или других подобных ужасных событий: врачу Фемисону достаточно было наблюдать больного гидрофобией, чтобы и самому заболеть ею (Диоскорид, lib. 6, cap. 33 [кн. VI, гл. 33]); или при виде какого-нибудь монстра, скелета, после чего они теряют покой на несколько последующих месяцев, не могут оставаться в комнате, в которой прежде находился мертвец, и за все блага мира не остались бы в комнате наедине с покойником и не легли бы в постель, если много лет тому назад в ней скончался человек. В Базеле множество маленьких детей отправилось весной собирать цветы на лугу за городом, как раз там, где на виселице был повешен преступник; все они разглядывали его, и один из них случайно угодил в злодея камнем, от чего тело повешенного качнулось, и напуганные этим дети пустились прочь; одна из них, отставшая от других, оглянулась и, увидя, как тело качнулось в ее сторону, закричала, что покойный гонится за ней; это повергло ее в такой ужас, что в течение многих дней она не находила себе покоя, не могла ни есть, ни спать, ее невозможно было умиротворить, и, пребывая в глубокой меланхолии, скончалась[2130]. В том же городе в местности за Рейном девочка увидела открытую могилу, а в ней — труп; охватившую ее после этого душевную тревогу никак не удавалось унять, так что вскоре после этого она умерла и была погребена поблизости от той могилы[2131] (Платер, Observat. lib. I [Наблюдения, кн. I]). Знатной даме, проживавшей в том же Базеле, привелось увидеть зарезанную жирную свинью; когда ее стали разделывать, появившийся тотчас зловонный запах вызвал у этой женщины нестерпимое отвращение; присутствовавший при этом лекарь вздумал объяснять ей, что она мало чем отличается от этой свиньи, что и в ней столько же мерзких экскрементов, усугубив впечатление еще некоторыми отвратительными примерами; эти пояснения до такой степени поразили деликатную женщину, что у нее начались рвоты; душевное и телесное потрясение было настолько сильным, что никакими своими последующими ухищрениями и убеждениями врачу не удавалось в течение нескольких месяцев возвратить ей душевное спокойствие: она не в силах была забыть случившееся, избавиться от все еще стоящей перед ее глазами картины (Idem [Там же]). Многие не в силах глядеть на открытую рану, быть свидетелями казни человека, его страданий от какой-либо устрашающей болезни, такой, как одержимость, апоплексия, или от наведенной на него порчи; они трепещут, даже если им случайно довелось прочесть о чем-нибудь ужасном[2132], даже об одних только симптомах такой болезни, или о том, к чему они испытывают отвращение; все это постоянно бередит им душу, мучает, они готовы приложить прочитанное к себе; это настолько их волнует, словно они видели все своими глазами или они сами были поражены описанным недугом. Hecatas sibi videntur somniare [Геката являет им призраки]{1683}, они неотступно их преследуют, и несчастные непрерывно только об этом и думают. Столь же плачевные последствия бывают вызваны устрашающими предметами, о которых человек услышал, которые увидел или о коих прочел; по мнению Плутарха[2133] auditus maximos motus in corpore facit [именно через слух оказывается огромное воздействие на тело человека], никакое другое из наших чувств не вызывает больших изменений в теле и душе: подчас нечаянно услышанное слово, неожиданные вести, будь то хорошие или плохие, proevisa minus oratio [видеть — это меньше, чем слышать], способны в такой же мере потрясти нас, animum obruere, et de sede sua dejicere, как замечает один философ[2134]{1684}, лишить нас сна и аппетита, вывести из равновесия и вконец погубить. Достаточно лишь представить себе тех, кому довелось услышать трагические звуки набата, вопли, ужасающий грохот, раздающийся часто глубокой ночью и вызванный вторжением врагов, случайным пожаром и пр., панический ужас[2135], доводящий людей до безумия и полной утраты рассудка, — у одних на время, у других — на всю жизнь, от которого уже никогда не оправиться. Так мадианитяне были напуганы воинами Гедеона, когда каждый из них разбил свой кувшин[2136]{1685}, и войско Ганнибала, охваченное паническим ужасом, было разбито под стенами Рима[2137]{1686}. Августа Ливия, услыша чтение нескольких трагических строк из Вергилия: Tu Marcellus eris [Ты, Марцелл?] и т. д., — лишилась сознания{1687}. Датский король Эдин неожиданно услышанным им звуком был «вместе со всеми своими воинами приведен в состояние ярости»[2138]{1688} (Кранций, lib. 5, Dan. hist. [История Дании <правильное название — «Хроника»>, кн. V] и Александр аб Александро, lib. 3, cap. 5 [кн. III, гл. 5]){1689}. У Амату Лузитанского был пациент, который стал epilepticus [эпилептиком] (cen. 2, cura 90) после получения плохих вестей. Кардано (Subtil. lib. 18 [Об остроумии, кн. XVIII]) видел человека, утратившего рассудок оттого, что эхо ввело его в заблуждение. Если воздействие лишь одного из наших органов чувств может вызвать столь сильные душевные потрясения, чего же нам тогда ожидать в случае, когда слух, зрение и все другие органы чувств встревожены одновременно, к примеру землетрясением, громом, молнией, бурей и пр.? В Болонье, в Италии, a