Страница 19 из 35
[3] В пример этого рода безумия можно привести Николетто из Франколино[325] и Лоренцино из Кьоджи. Первый из них в новолуние всегда впадал в такую блажь, будто сделался раком, и искал всю окрестную воду, чтобы в ней укрыться; в другой раз он превращался в улитку и вздевал пару рогов себе на голову, чтобы подражать их природе; иной раз бывал луком-пореем или зубчиком чесноку и бегал среди зеленщиков с криком: «Кому отменных овощей?»; а иногда делался сосиской или ветчиной и остерегался колбасников пуще чумы, боясь от них дурного обращенья. Другой же, когда луна убывала, убывал в своем уме, так что голым бегал по базарной площади, показывая весь свой срам, а иной раз, завернутый в большую корзину, ходил по площади, толкая каждого встречного; иной раз, вовсе обезумев, бил людей камнями и палками; иногда — это было безмерно смешно — хлестал себя бычьими потрохами по голым ягодицам посреди площади, а потом бегал за мальчиками с гнилой и вонючей требухой, бросаясь ею в тех, кто теснился вокруг него, как птички вокруг сыча.
[4] Сандрино из Пьетрамалы[326] тоже был лунатиком и, страдая от этого недомогания мозга, однажды в полнолуние учинил безрассудства, о которых весьма смешно слышать; рассказывают среди прочего, что, найдя какую-то гостиницу или харчевню, над которою был вывешен эмблемою лавровый венок, он надел этот венок себе на голову и начал говорить, что он поэт, и петь, что приходило на ум; когда же вокруг него собрались люди, он, по случайности увидев одну потаскуху, звавшуюся Дианой, в том неистовстве, какое им владело,[327] пропел о ней такие стихи:
[5] А видя в другом месте некоего педанта, пропел о нем такие стихи:
[6] К роду лунатиков можно отнести и Менегоне из Ольмо,[329] который, с уходом луны уходя из разума, шел к ямам собирать салат и часто таскал пучки крапивы и чертополоха на рынок, думая продать этот вздор вместо салата; иной раз он шел удить лягушек и наполнял садок жабами, так как их не различал; иногда же, изображая лудильщика, ходил по улицам, весь черный, как уголь, с криком: «Кому чинить сковороды, оловянную утварь, подсвечники, мадонн?»,[330] причем из того, что полагается лудильщику, у него был лишь дым да цвет усов, да сальный мешок за плечами, который он таскал для важности.
[7] Таков тот род лунатиков, о котором мы говорим. В Больнице над дверью палаты у них вывешена эмблемою богиня Геката,[331] к которой, как их любимице, мы по обыкновению обращаем нижеследующую молитву.
Молитва к богине Гекате
за лунатиков, или помешанных повременно
[1] Буди присно благословенна и бесконечными хвалами окропляема, о любезнейшая дочь Латоны, сестра божественного Аполлона, заслуженно нарицаемая Гекатой, затем что ты принуждаешь непогребенных блуждать сто лет,[332] подобно тому как блуждают своим мозгом бедные безумцы, которых мы зовем лунатиками, — если ты счастливо оделишь твоим благосклонным влияньем эту недужную толпу, которая на твою, о трехликая богиня, помощь с великой тревогой уповает. [2] Помоги, прошу тебя, сему недужному и шаткому стаду, ибо когда узрится, что близка твоя помощь столь дорогим друзьям, узрятся немедленно в трех великолепных храмах, тебе принадлежащих, — один в Перге, памфилийском городе, другой в Эфесе и еще один в таврической области[333] — водруженные в твою честь, как знатный трофей, три турецких стяга со знаком Оттоманов посредине.[334] [3] Сим недвусмысленно явится каждому благо, принесенное тобою этим людям, и зло, по твоей милости отнятое у них и исторгнутое.
Рассуждение XVIII
О помешавшихся от любви[335]
[1] Нужно иметь знание и опыт в многочисленных любовных делах, что приключились в древние и в новейшие времена, чтобы описать с подобающей важностью все безумства влюбленных: они — явная причина тысячи других видов безумства, кои от этого ствола, как от своего начала и истока, выводя свое бытие, заставляют жизнь этих людей не только казаться, но и в самом деле быть безумней всего, что можно вообразить. [2] Это помешательство, как представляется, главным образом укоренено в мыслях, желаниях, понятиях, решениях, речах, жестах, знаках и поступках:[336] все эти вещи, выступая в согласии, делают человека помешанным в любовных делах до такой степени, что его безрассудство превосходит всякое другое безрассудство, мною описанное.
[3] В сумасбродных помыслах безумный влюбленный склонен строить себе воздушные замки, день напролет праздномысля о том, каков самый короткий и быстрый путь к исполнению всех его сладострастных мечтаний, что делает его непрестанно беспокойным, унылым, удрученным, одержимым. [4] Отсюда мысли о сокровищах, о богатствах, о государствах, о владычестве, о могуществе, об империи как об удобном пути завоевать предмет любви; с этими помыслами он смешивает желание Крезовых богатств, Мидасова золота, власти Цезаря, роскошей Коммода. [5] Засим мысли о чарах, о волшебствах, о заклятиях, магических влияниях всякого рода, желание сделаться невидимым с помощью Гигесова камня и травы гелитропии,[337] обладать тайнами Петра Абанского, или Чекко д’Асколи, или Антонио де Фантиса;[338] уметь пользоваться ключиком Соломона[339] и с помощью заклинаний повелевать демонами. С одной стороны он мыслит об алхимии, которая, даруя серебро и золото, могла бы наградить его возлюбленным предметом; с другой — об обманчивой каббале, которая силою неведомых имен могла бы склонить даму на его желание; и, разливаясь в тысяче помышлений о том, как сыскать посредников, своден, слуг, ханжей, нянек, ключниц, как сочинить письма, записочки, сонеты, мадригалы, песенки; как послать цветы, букеты, подарки, подношения, вознаграждения; как запечатлеть в страстных речах его тягостное любовное рабство, он мало-помалу изводит свой мозг и истощает рассудок и благоразумие в этих фантазиях. [6] Полный безрассудных желаний, он жаждет сделаться блохой, мухой или даже муравьем, чтобы пробраться в покои своей любимой; он хочет уметь вести подземные ходы, подобно кроликам, для той же цели; он алчет всякого рода величия, красоты, дарований, приятности, знаний свыше всего в мире, чтобы добиться ее благосклонности; и — что еще хуже — он хотел бы, чтобы смерть и жизнь были к его услугам одновременно. [7] С помощью понятий (concetti) он творит любовные девизы, эмблемы остроумные и изящные, стихи нежные и сладостные, афористические суждения, искусные словца, отточенные остроты, и создает в душе денно и нощно все то, что, по его мысли, должно помочь в его намерении. [8] В своих решениях он постановляет положить этому конец и быть твердым в своих намерениях, решаясь больше этого не сносить, не терпеть мучений долее, но наблюдать за тем, что он говорит, что думает, на что решается. [9] Словами же он на нее нападает и беседует с нею, то горько, то сладко, то средне меж тем и другим. [10] Жестами он возбуждает в ней сострадание, скрещивая руки, и заставляет ее изнывать от жалости, когда умеет применять знаки и движения; коротко сказать, он ведет себя так, что и звери иной раз бывают мудрее и рассудительнее, чем любой из этих помешанных от любви.
325
Город на По, близ Феррары.
326
Пьетрамала, иль Пьетра Мала (ср.: XXIX. 8), в Тоскано-Эмилианских Апеннинах.
327
Гарцони пародирует популярную платоническую идею «поэтического безумия».
328
О Коридоне и Меналке см.: I. 2.
329
Распространенный топоним в северной Италии.
330
Речь идет о вотивных статуэтках Мадонны. О лудильщиках, которые «ходят по улицам с криками: „Кому лудить сковороды, котелки, чаны“ и прочую чепуху», см.: Piazza, disc. XLVI (Garzoni 1605, 459).
331
Эпитеты и атрибуты Гекаты почерпнуты в: Gir. De deis. XII (Giraldi 1548, 494—518), где она связывается с Дианой и Луной.
332
Намек на этимологию: Геката от έκατόν, «сто» (Giraldi 1548, 494).
333
См.: Giraldi 1548, 506 (эфесский храм Дианы), 508, 512 (почитание Дианы в таврической области), 518 (почитание Дианы в памфилийской Перге).
334
Все упомянутые места находились под оттоманской властью. Знак Оттоманов — растущий месяц.
335
Различные примеры любовного безумства см. также в: Piazza, disc. XCVI (Garzoni 1605, 700).
336
Далее Гарцони развертывает эту мысль, говоря о мыслях влюбленного (3—5), его желаниях (6), понятиях (7), решениях (8), речах (9), жестах, знаках и поступках (10).
337
О Гигесе и его волшебном кольце, которое делало своего обладателя невидимым: Adagia 1575, 71 («Кольцо Гигеса»); Text. Off. IV. De homine: De fortuna ac felicitate (Textor 1566, 393, где говорится о волшебном камне, gemma, в его кольце, чем объясняется упоминание камня, pietra, у Гарцони); Pl. Resp. II 359d—360b, X 612b. Гелитропия (elitropia) — обычно не трава, а камень; ср. боккаччиевскую новеллу, посвященную его поискам: Decam. VIII. 3.
338
Петр Абанский (1250—1316), Чекко д’Асколи (Франческо Стабили, 1269—1327), Антонио де Фантис (1460—1523) здесь упомянуты как знаменитые чернокнижники. Петр Абанский и Антонио де Фантис упомянуты в том же качестве в: Piazza, disc. XLI (Garzoni 1605, 419).
339
Ключик Соломона (clavicula di Salomone) — амулет, используемый в магических ритуалах (в частности, вызывающих любовь или ненависть), ср.: Piazza 1605, 251, 425. Кроме того, «Малый ключ Соломона» — известное пособие по магии, которое приписывалось библейскому Соломону.