Страница 93 из 102
Это могло быть только в случае, если никто из нацболов программных документов партии не читал и всерьез к ним не относился. Так оно и было. Сам Лимонов их не читал. Только в тюрьме он нашел время прочесть программу собственной партии — и, как честно признался, пришел в ужас.
Говоря иначе, НБП изначально была не идеологической организацией, а организацией стиля жизни. В ужасной социальной действительности эпохи Ельцина (ужасной, естественно, для рядового гражданина — у самого Ельцина или, скажем, Егора Гайдара, все было хорошо) НБП оказалась психологической отдушиной для значительной части молодых людей. Их не волновала идеология, они нуждались в стиле сопротивления и в организации, утверждающей такой стиль.
Поэтому ничего не вышло у Александра Дугина, пытавшегося превратить НБП в типичную партию «новых правых». Даром что Дугин числился официальным идеологом партии, сами нацболы воспринимали его произведения как фэнтези, и даже Лимонов именовал Дугина «сказочником».
Власть не понимала, что такое НБП и что с ней делать — тем более что текучесть кадров в партии была большая, каждые два-три года лицо НБП радикально менялось. При Путине со страху против Лимонова сфабриковали уголовное дело и посадили.
С этого момента начинается та НБП, которую мы сейчас видим. Во-первых, в тюрьме Лимонов занялся «теоретической работой». «Другая Россия» и написанные в тюрьме статьи, объединенные в книги «Контрольный выстрел» и «Русское психо» — вот основа новой идеологии партии. Это уже действительно идеология, такая, какую в большей или меньшей степени все нацболы изучают и разделяют. Во-вторых, после того, как режим Путина показал, что он относится к Лимонову всерьез и боится его (а иначе зачем сажать?), в партию пришли новые кадры — и они оказались серьезнее, интеллектуальнее и романтичнее предыдущих.
Итак, у НБП появилась идеология — не разработанная пока детально, но все-таки довольно внятная. Правда, она не соответствует названию партии: идеология НБП — не национальная (националистическая) и не большевистская. Лимонов выступил яростным критиком обычаев, традиций, психологии и культуры русского народа (он назвал это «русским адатом») и, постоянно ставя русским в пример Запад, призвал к разрушению и преодолению «русского адата» и, собственно, к ликвидации русской нации и замене ее новой нацией, возрожденной, если так можно выразиться, из «пассионарных элементов» всех народов бывшего Советского Союза. Согласитесь, это не национализм. А если и национализм — то национализм еще не существующей нации. Призвав к разрушению всего, что ограничивает и подавляет индивидуум — ив первую очередь государства и семьи — Лимонов проявил себя не большевиком, а классическим анархистом (собственно, он этого и не стал скрывать, прямо написав, что в споре между Марксом и Бакуниным он выбирает сторону Бакунина). Итак, новая идеология НБП требует создания новой нации, пассионарно-анархистской, для которой нужна новая страна, способная противостоять США Империя, Сверхдержава (а вовсе не сегодняшняя Россия — страна-гигант третьего мира).
По правилам НБП надо уже называть Анархо-имперской партией (АИП) — так будет честнее. Проблема лишь в том, возможна ли анархистская Империя в реальности.
Но чем несбыточнее цель и чем дальше она от опостылевшей действительности путинской России, тем, возможно, привлекательнее. Молодежь идет к Лимонову — и будет идти. И это заслуга не Лимонова, а правящего режима. Неприятие режима растет и растет, а хоть сколько-то привлекательной оппозиции молодежь не видит. Успех НБП последних лет связан с тем, что партия заняла пустующую политическую нишу — нишу боевой по тактике и радикальной по программе молодежной левой оппозиции, условно говоря, «Движения 26 июля», сандинистов, сапатистов и «Красных бригад». Поискав вокруг себя Фиделя, или Че, или субкоманданте Маркоса, молодые их не находят и идут к Лимонову — больше некуда. Это опять-таки не заслуга Лимонова, а свидетельство убожества традиционной левой оппозиции.
Но к сегодняшнему дню власть уже поняла, зачем ей НБП и что она будет с нацболами делать. Нацболы сегодня — это «мальчики для битья», на них режим проверяет, как сильно можно «закрутить гайки», какие репрессивные меры общество уже готово терпеть, а какие — еще нет. Так, опытным путем выяснилось, например, что посадить в тюрьму по сфабрикованному делу писателя с мировым именем и французского гражданина Лимонова — это пока еще слишком. А сделать то же самое с «простым» нацболом Голубовичем можно — общество не всколыхнулось…
Итак, роль для НБП найдена. Вырваться из этой роли можно, только уйдя в подполье. А в подполье уйти невозможно — поздно, слишком все «засвечены». Придется соответствовать роли.
3 марта 2005
ЧАСТЬТРЕТЬЯ
У них
[Введение]
Сытые клоуны
Было бы нелепо думать, что только у нас квазиреволюционеры есть, а на Западе их нет. Разумеется, это не так: как раз в благополучных странах первого мира их — пруд пруди.
Причем среди западных квазиреволюционеров есть даже именитые. Например, ситуационисты.
Сегодня ситуационисты на Западе интересуют — помимо собственно квазиреволюционеров — только буржуазную академическую науку. Эта классовая продажная наука давно уже поставила ситуационистов на их законную полочку с биркой «безопасные художники-фантазеры, паразитировавшие на модных у среднего класса в определенный исторический период (конец 50-х — начало 70-х гг. XX в.) антибуржуазных настроениях». Правда, официальные правила игры так прямо говорить не разрешают. Поскольку задача западной гуманитарной академической науки — это еще и морочить голову обществу (и уже — читателю), в своих статьях и книгах академические научные работники пишут о ситуационистах, конечно, что те были «интересными», «нестандартными», «нетривиальными», а то и прямо — «бунтарями», «критически мыслящими личностями», «революционерами» и т. п.
В конце прошлого века активной пропагандой ситуационизма в нашей стране занялся — внутри анархистской тусовки — Михаил Цовма. Особенно ему нравился Ги Дебор (которого он, правда, именовал «Дебордом»), Со стороны «новых правых» Цовме активно ассистировал Александр Дугин.
Можно было предположить, что с изданием на русском «Общества спектакля» («Общества зрелища») Ги Дебора ситуация изменится: любой желающий сможет прочитать одного из двух теоретиков Ситуационистского интернационала — и убедиться в том, насколько малопродуктивна ситуационистская мысль и насколько она вторична (собственно, у Дебора, как и у других ситуационистов, нет ничего нового, отличного от предшествующих троцкистских, анархистских, рэтекоммунистических и т. п. текстов, кроме типичной для всех западных левых критики культурной политики и культурной ситуации позднего капитализма; все, что сделал лично Дебор, — это внятно изложил, что в «обществе потребления» культура также становится товаром, существующим по законам «общества потребления», — но открыл это не он: это независимо друг от друга поняли и написали между делом практически одновременно десятки марксистов и неофрейдистов, опиравшихся на Грамши, Лукача и Франкфуртскую школу). К тому же русское издание Ги Дебора было переведено чудовищным языком, что также должно было, по логике вещей, оттолкнуть читателя.
Но этого не случилось. Тоненькая книжечка Дебора, изданная в 2000 г. пятитысячным тиражом, не распродана до сих пор. А ситуационистский миф продолжает гулять по квазиреволюционной российской левацкой тусовке.
Была надежда, что выпуск «Революции повседневной жизни» второго ситуационистского теоретика — Рауля Ванейгема — наконец раскроет нашей квазиреволюционной публике глаза: уж на что Дебор не гений, но Ванейгем ему и в подметки не годится! Ничуть не бывало: выходит в свет газета «Что делать» — и там вполне вроде бы вменяемые люди всерьез восхищаются ситуационизмом. Художественная ячейка Движения сопротивления им. Петра Алексеева, прославившаяся плакатом «Мутин — пудак», провозглашает себя «наследником ситуационистов»…