Ты найдешь меня там

— Как ты мог? — Мой повышенный голос снова привлек его внимание ко мне.

Он поднял руки вверх и снова опустил их по бокам в безнадежном жесте.

— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Лу. Она просто вошла сюда, и не похоже, что я планировал что-то с ней делать. — Он в отчаянии запустил обе руки в волосы. — Она давила и давила, а я надавил в ответ, и следующее, что происходит, я прижимаю ее к…

— Прекрати! — Я зажмурилась и подняла руку. — Просто прекрати! Это не то, о чем я говорю.

— Тогда что, черт возьми, тебя так чертовски разозлило?

— Что меня так чертовски разозлило, Джеймсон? — Мой голос понизился до низкого, спокойного тона, что обычно означало, что я вот-вот сорвусь. — Что меня так бесит, Джеймсон Кинг, так это то, что ты чувствуешь необходимость делиться моими чертовыми секретами, как будто у тебя есть на это какое-то право. Какого черта, по-твоему, ты делал, спрашивая Джека, много ли я пила в последнее время? А?! — Мой голос нарастал на протяжении всей моей тирады и в конце перешел в вопль.

Понимание промелькнуло на его лице. Он перевел дыхание и выглядел так, словно собирался заговорить, но я продолжала выплескивать свой гнев. Я знала, что он был моим старшим братом и чувствовал, что защищает меня, но это нужно было прекратить. В пятницу вечером он перешел черту, которую больше нельзя было переступать.

— Нет! Ты не можешь говорить. Ты, очевидно, уже достаточно поговорил. Это было шесть проклятых богом лет назад. Когда ты забудешь об этом? Когда я смогу официально отпустить свои ошибки, свое горе и двигаться дальше? Когда ты перестанешь ожидать от меня худшего? Сомневаться во мне и ждать, что я снова облажаюсь? А? Когда ты позволишь мне двигаться дальше, черт возьми? Мы все горевали по-своему, и только потому, что тебе было легко двигаться дальше после того, как ты превратился в непробиваемую гребаную скалу, у которой не было эмоций и поэтому ты не мог совершать ошибок, не значит, что я не могла совершать свои. Это не значит, что я должна позволить тебе вечно висеть у меня на плече, изводя людей в моей жизни.

Моя грудь вздымалась от быстрых вдохов и выдохов. Я так долго держала все это в себе, чувствуя себя такой виноватой за то, через что заставила его пройти, что просто мирилась с его властными манерами. Было приятно выпустить все это наружу. Но вид Джеймсона напугал меня. Он выпрямился во весь свой внушительный рост, и его темные брови надвинулись на темные глаза. Казалось, он дышал так же тяжело, как и я. Он изо всех сил старался сдержать свой гнев, и я никогда раньше не видела, чтобы Джеймсон выходил из себя. Не в действительности.

Он сделал последний глубокий вдох, который, по-видимому, никак не успокоил его, потому что следующее, что я помню, он дал волю своему собственному гневу. — Ты думаешь, мне было легко двигаться дальше? — Он невесело рассмеялся, прежде чем начать снова, на этот раз почти крича. — Ты думаешь, мне было чертовски легко двигаться дальше? Как, Луэлла? Как, черт возьми, мне было легко двигаться дальше, когда наблюдение за твоим саморазрушением в течение того проклятого года постоянно напоминало мне о том, что мы потеряли? Да, Луэлла. Ебаные мы. Я знаю, Ашер был твоим погодкой, но он также был моим братом, моим гребаным братом! И после того, как мы потеряли и маму, и папу, и остались только втроем, было чертовски больно терять и Ашера. И было чертовски больно жить целый год на грани потери последнего ебаного члена семьи, который у меня был. Ты помнишь, на что это было похоже, когда Ашера призвали? Каждый телефонный звонок с неизвестного номера заставлял нас нервничать на случай, если этот кто-то сообщит нам худшие новости. Когда Ашер умер, тебе больше не нужно было беспокоиться об этом телефонном звонке. Но я все равно это делал. Каждый день, когда ты продолжала саморазрушаться и безрассудно относиться к своей жизни, я боялся каждого чертова телефонного звонка. И в то время когда тебе, возможно, было наплевать жива ли ты, все, чего я хотел, - это держаться за то, что у меня осталось. Я хотел держаться за тебя. Мы были всем, что у нас осталось, и тебе блять было похуй, что я все еще здесь. А я, блядь, всегда был здесь.

— А потом раздался телефонный звонок. Это было все равно что потерять последнюю гребаную ниточку надежды. Так что, нахрен, извини меня за то, что я держусь за тебя слишком крепко. Извини меня за то, что я хочу убедиться, что ты больше не попытаешься меня бросить. — Он наклонился ближе ко мне, подчеркивая каждое предложение тычком пальца себе в грудь. — Мне жаль, что я показался тебе непробиваемым, но все, что я пытался сделать - это быть достаточно сильным для нас обоих. Если ты не думала, что я умирал внутри с каждой нашей смертью, то ты чертова дура.

Слезы текли по моему лицу, а дыхание сбивалось в груди. Я понятия не имела, и теперь Джеймсон стоял в футе передо мной и кричал на меня. Я думаю, у него был свой собственный гнев, который он сдерживал. И хотя он был неправ, сказав то, что он сказал Джеку, но я так долго была эгоистичной сукой, думая, что я единственная, кто скорбит. Я хотела сказать ему эти слова, но я слишком сильно рыдала, чтобы выдавить что-либо из себя. Я чувствовала себя такой маленькой и такой дурой, как Джеймсон и назвал меня.

— Мне жаль, — выдохнула я между всхлипываниями. — Мне очень, очень жаль. — Мои плечи опустились вперед, и я закрыла лицо руками. Следующее, что я помню - это как руки крепко обхватили меня и притянули к твердой груди, у которой я всегда буду чувствовать себя как дома, независимо от того, насколько он разозлился на меня. Его грудь вибрировала от того же выброса эмоций, который прошел через меня.

— Черт возьми, Лу. Мне жаль. Мне не следовало так на тебя кричать. Мне очень жаль. — Его рука лежала у меня на затылке, в то время как другая успокаивающе поглаживала меня вверх и вниз по спине. — У меня выдалась дерьмовая неделя, и ты застала меня врасплох, и я потерял самообладание. Мне жаль. Прости меня. Пожалуйста.

— Джеймсон, я понятия не имела, что ты так к этому относишься, потому что я дура. Я эгоистичная дура, и мне очень жаль. Тебе не за что извиняться. — После паузы я откинула голову назад, чтобы посмотреть на него. — На самом деле, тебе действительно нужно извиниться за то, что ты рассказал Джеку. Ты не можешь этого делать. Ты можешь поговорить со мной. Как ты думаешь, почему мы устраиваем эти семейные обеды каждое второе воскресенье? Чтобы мы могли поговорить. Так что ты не можешь больше так вмешиваться. В конце концов, я бы рассказала Джеку, но я была вынуждена рассказать ему раньше, чем хотела, из-за того, что ты сказал. Это были мои ошибки и моя история, которую я расскажу в свое время.

Сделав глубокий вдох, он извинился.

— Мне жаль, Лу. Я знаю, иногда я захожу слишком далеко, и я постараюсь этого не делать. — Он наклонился, чтобы поцеловать меня в макушку. — Я люблю тебя. Как я уже сказал, мы - вся семья, которая у нас осталась. — Мы оба успокоились, и я вытерла лицо. Он отступил назад и спросил, что я хочу на обед, разрушив эмоциональный момент.

— Просто салат с ранчо. (прим. Ранч - американский соус/заправка на основе майонеза) — Он вопросительно приподнял бровь, зная, что обычно я ем больше. — Хорошо, салат с крабовым пирогом и гарниром из сладкого картофеля фри. — Шеф-повар, который поступил мудро, проигнорировав крики, раздавшиеся ранее, и остался в подсобке, принес нам еду. Мы ели в основном молча, ведя светскую беседу о баре и моих исследованиях. Он ничего не понимал в моих молекулярных исследованиях, но слушал и всегда задавал вопросы. Мы избегали дальнейших тяжелых разговоров о нашей ссоре и Эви. Честно говоря, я не хотела знать. Пока он не причинял ей вреда, а она не причиняла вреда ему, со мной все было в порядке. Мне не нужны были подробности. Кое-что, что я должна была бы очень доходчиво объяснить Эви, когда увижу ее в следующий раз.

В конце концов, он спросил о другой теме, которой я надеялась избежать: о Джеке. Я пыталась быть уклончивой и делать вид, что ничего не произошло, но даже при том, что мы не были так близки, как с Ашером, он все равно знал, когда я говорила не всю правду. Итак, не вдаваясь в подробности, я рассказала ему, что Джек впервые за долгое время заставил меня почувствовать себя счастливой и полной надежд. Он казался одновременно довольным и обеспокоенным таким ответом. Я решила, что до тех пор, пока он ничего из этого не не одобряет и не расстраивается, я буду принимать его беспокойство.