Страница 70 из 126
– Вы были… с самого начала…
Касильда Виверрент – ненавидящая собственного супруга… обманувшая его, воспитавшая у него под носом маленькую королеву… Его душил безумный хохот. Планы, вертясь, улетали из разума один за другим.
– Вы и Касильда… всё это провернули тогда… возвели на престол…
– Чертовски сложно было устроить все эти знамения, – вздохнул Шеннет. – И знали б вы, сколько денег ушло! Зелье онемения для жрецов, специальный состав для плаща принца – как вам была та вспышка, а? Да я только гонца из Акантора месяц шантажировал – тот не хотел ронять корону. Но оно того стоило, правда же?
Хохот булькал и переливался у Хорота в глотке.
– Но… Правая Ночь?
Хромец кивнул понимающе.
– А. Я совершил досадную оплошность, не убрав сразу всех сторонников бывшего короля. Вот они и начали мутить воду – в основном против меня. Но тут к ним прибавились сторонники самой королевы. Позарез нужно было выиграть время и бросить собакам кость. Ну, и… – он развел руками, – перед вами лучшая сахарная косточка со времён Великого Крушения. Расчёт был на то, что, пока меня судят и казнят, все будут пропихивать своих ставленников поближе к трону… все эти интриги, знаете ли, надежда на обновление с моей смертью… Касильда и еще кое-кто верный успели бы угомонить по-настоящему опасных противников. Одно плохо: мой распрекрасный план заканчивался моей смертью. Счастье ещё, Арианта нашла выход с этим целением – в последний момент. Я уж, признаться, всех кошек на прощание перецеловал и приготовился стать министром Водной Бездони.
– Не надо об этом, карменниэ, – шепнула Арианта. – Не вспоминай.
Она плакала, – вспомнил Хорот. Ему казалось это всё игрой лунного света, но он видел тогда – прочертившую след на её щеке слезу.
Знак скорби, думали все, кто видел. Знак мягкосердечия.
Или просто тому, кто тебе дорог, делают очень больно по твоему приговору.
По щекам ползли теплые капли – целительные слёзы Премилосердной Тарры. Он так отступил, что прижался к ногам статуи, и теперь вечные слёзы неспешно падали сверху. Искрились, отливали, будто крошечные изумруды на его плечах – говорят, слёзы Целительницы превращаются в драгоценные камни…
Когда она хочет благословить кого-то на подвиг.
Разум опустел, и время планов прошло. Разящий с лязгом покинул ножны.
– Вы что, обнажили клинок в храме Целительницы, господин Эвклинг? Это не сулит вам ничего доброго.
Он усмехается и приподнимает брови, но это щит, щит и броня, – сказал Хорот себе. Там, внутри – мягкое нутро. Кровь и страх.
– Это не сулит ничего доброго тебе, – он ступил вперёд, и тихое пение стали наполнило древний храм. – Тебе и кукле, которую ты возвёл на престол. Мои люди стоят вокруг этого храма. Она пришла с единственным рыцарем, который уже мертв… как и твоя стража. Вы здесь одни.
– Калека и женщина, – Хромец приподнял трость. – Безоружные. А у Третьего Мечника Кайетты есть его клинок. Что же будет делать благородный рыцарь в такой ситуации? Что там говорят его обеты?
Защищать слабых и сберегать того, кому присягнул, и обращать клинок лишь на зло…
– Я поступлю согласно им, – улыбка вышла твёрдой и острой, как Разящий. – Обращу свой клинок на зло. Тебя давно нужно было пришибить… ещё до Правой ночи.
– Распространённое мнение. Я даже допускаю, что вы в своём благородном порыве не остановитесь и перед тем, чтобы зарубить меня прямо в храме Целительницы и на глазах у королевы. Она, может быть, будет возражать…
– Думаю, не будет.
Арианта не глядела на Хорота – глаза её вновь были подняты к лицу Целительницы. Молилась она? Может быть, просто не хотела читать в его глазах свою судьбу – принадлежать ему на этих плитах, у ног своей богини-покровительницы. А потом быть связанной с ним обетами брака – если не захочет, чтобы кто-то узнал о её бесчестье и о том, чья она ставленница.
Королева молчит, вот и хорошо. Ей нужно привыкать быть молчаливой и покорной.
– Я бы вызвал тебя на поединок, чтобы не убивать безоружного, но змея никогда не безоружна. Всегда хотел знать, что у тебя на правой ладони. Сними перчатку и вытяни руку ладонью вверх.
Достаточно, чтобы увидеть Печать, но недостаточно – чтобы произвести пас. Впрочем, они стоят слишком далеко, чтобы можно было нанести хороший удар – Разящий легко рассечёт и отразит любой магический поток, а потом Хорот двинется вперёд – и лезвие безошибочно найдёт цель, перерубит глупую тросточку, прорежет ещё одну улыбку, пониже первой… И они не успеют сбежать: стоят слишком далеко от Хорота, но ещё дальше – от выходов. Особенно для женщины и калеки.
Слёзы Целительницы с запахом весны разбивались, покрывали его волосы и плечи благодатной, искрящейся изумрудной пылью. Разящий казался золотым клинком из легенд.
Рыцарь в зелёных доспехах и с золотым клинком – тот, из древней баллады. Который сразил ядовитого змея у ног испуганной Люонны Златовласой.
Эвальд Шеннетский вздохнул, неспешно начиная стягивать перчатку.
– Вот за что я терпеть не могу Мечников, – говорил он, будто продолжая начатый давно разговор, – это за их веру, что знак на ладони определяет тебя с ног до головы. Даже когда они пытаются хоть немного шевелить мозгами… Поскреби малость – отыщешь всё того же рыцаря, самоотверженность с жертвенностью пополам. А между тем…
Чёрная перчатка взлетела в воздух, и Хорот Эвклинг на миг проводил её взглядом. На ладонь он взглянуть не успел.
Что-то скользнуло по коже, падая сверху. Хорот ощутил будто бы лёгкий удар по плечу, прикосновение холодного к шее и лёгкий укол под подбородком – словно булавкой.
– …вы бы лучше по сторонам смотрели, пока я вам зубы заговариваю. Иначе давно бы уже догадались, что Целительница нынче плачет отнюдь не исцеляющими слезами, а с ладоней у неё не благословения падают.
Холодное пробежалось вокруг шеи, царапнуло кожу, и Хорот передёрнулся, схватился за это ладонью – ладонь тоже укололо, раз, два, и он швырнул в воздух проклятую, юркую тварь. Разящий взметнулся, разрубая маленькую ящерку напополам.
– Один из ваших, – заметил Шеннет, надевая перчатку опять. – Возвращаю, так сказать, хозяину – впрочем, вы же вряд ли видели их близко.
Хорот, оцепенев, смотрел на две части радужно-перламутровой ящерицы. Части еще жили, не понимая, что вышло время: одна сучила лапками и разевала рот, вторая дергала хвостом и извивалась.
«Мелочь, – стучало в висках. – Пыль, мелочь, блеф».
Смерть от лезвия – чиста, от яда же – позорна, и она не для истинного Мечника.
– Вы же не ожидали, что я, например, с мечом на вас брошусь, – говорил Шеннет, и его голос казался назойливым, тягучим. – Даже если бы у меня и был клинок – с детства всего этого не выношу, да и потом, вы же сами сказали – яд моё оружие.
Мелочь. Седой калека не может одолеть Истинного Мечника. Собраться с мыслями, нужно… меч, он ещё успеет…
Ему нужен был его Дар – и он воззвал к нему, но по венам вместо приятного жара растекся ледяной холод, и магия не пришла. Ему нужен был меч – но Разящий потяжелел во много раз, и тёплая рукоять покинула ладонь, звук падения донёсся – дальний и глухой, будто бы из бездны. Нужно было его тело – ловкое, гибкое тело мага Меча – и он потянулся за кинжалом, раз меч его покинул – и рукоять отказывалась подворачиваться негнущимся пальцам, а времени было так мало. Да ещё трескотня Шеннета, от неё раскалывалась голова, а ему, Эвклингу Хороту Разящему было так нужно что-то, так… нужно…
– … о ваших людях, конечно, тоже позаботились… Милая, не стоит смотреть, я же говорил. Господину Эвклингу ты ничем не поможешь, и мы же не хотим, чтобы у тебя опять начались кошмары. Будь умницей, отвернись. Давай я кликну кого-нибудь, они тебя проводят к выходу.
Хорот поскользнулся на мраморе, залитом слезами Целительницы. Качнулся, опустился на одно колено. Он видел теперь их очень ясно: седовласый Хромец встревоженно выговаривал что-то, Арианта, в золотом сиянии волос, оперлась о его плечо и смотрела печально.