Имя зверя

***

– Вот держи! – Тайра кинула перед приятелем полиэтиленовый пакет. – Нашла в гардеробе. Хотели выкинуть, но я не дала. Надеюсь, по размеру? Это настоящие ковбойские ботинки, и они почти новые, как выкидывать? Натуральная кожа, заклёпки, шпоры… – поставив руки в боки, возмутилась она, будто это он, Игорь, собирался выкинуть ботинки на помойку.

– Прикупить шляпу в фиксе, а затем можно и поиграть, – она прищурила глазки, растянула рот в улыбке и изобразила наездницу, раскачивающую лассо над головой. Ноги в короткой узкой юбке стояли на ширине плеч, круглые коленки рельефно подчеркивали идеальные ноги, притягивая взгляд блестящей лайкрой колгот. Так и хотелось пройтись по ножкам ладонью, погладить, ощущая упругое мясцо на внутренней стороне бедра. Как он раньше жил? Подобные мысли возникали крайне редко, считая себя выше первобытного животного. А теперь просто сорвался.

– Поиграем.

Не торопясь он вышел из-за стола, а после бросился на неё, буквально пожирая губами.

– Ай, ай… животное…

Похоже, ей нравился секс с ним. Сильный, напористый, как водопад, как горячий лавовый поток. Страсть кипела в нём, а она чувствовала себя мягкой глиной, из которой творец лепит свой идеал – свою Еву. Она явно испытывала удовольствие от того, что принадлежит ему всецело. Пусть это и временно, но Тайра жила одним днём. В жизни мало постоянства и стоит наслаждаться тем, что имеешь здесь и сейчас.

***

Когда Игорь впервые в сопровождении своей новой знакомой вошёл в узкое пространство хрущевки, заваленной под самый потолок разным хламом, у него случился приступ удушья. Он слышал, что у пожилых бывает такой бзик: запасаться вещами на чёрный день. Но здесь… На городской помойке было легче дышать, чем в тесных катакомбах Танькиной квартиры.

Девчонке пришлось на себе вытаскивать помошничка из завалов. Он слышал сквозь гул в ушах, как она отпускает в его сторону колкие словечки, но сделать ничего не мог. У него были слабости, но он методично старался от них избавляться. Как он ненавидел себя в такие минуты за то, что уязвим. Искренне считал, что у таких, как он, слабостей быть не должно вовсе. Слабость – это непозволительная роскошь, если тебя некому защитить.

Чего только не видывал Игорь, пока жил с матерью. Однажды он пришёл из школы раньше обычного, разулся, и заметил стоящие на пороге чужие туфли. Но до этого ли было? Хотелось есть. Он повесил куртку и уловил запах грязной одежды, случайно ткнувшись носом в пропахшее потом мужское пальто. Скривился и инстинктивно зажал нос пальцами.

С тех пор, как ушёл из дома отец, мужским духом там не пахло. Отец работал бухгалтером, работа чистая, да и мать следила за его одеждой. Как и за внешним видом сына, тщательно. Отец всегда выглядел ухоженным, отглаженным и пах горькими ароматами мужских духов. Бывало после походов по магазинам он возвращался взмыленный, с полными руками сумок, тогда Игорь чувствовал слабый запах потного тела. Но это случалось крайне редко.

Воспоминания об отце тогда мелькнули неяркой вспышкой в темноте коридора и погасли. Он бросил ранец на порог и, нажав на клавишу включения света, наступил на что-то в ванной комнате. На что-то мягкое и влажное. Носок моментально промок, и Игорь наклонился посмотреть, что же это.

На полу лежал маленький полиэтиленовый мешочек с беловатой жидкостью внутри. В нос ударил запах блинного теста. Странного теста. Иногда, из теста с похожим запахом соседка делала блины. Говорила, что добавляет в тесто крахмал и уксус, чтобы погасить соду. Игорь этот запах ненавидел, как и сами блины, да и соседку, к которой его периодически спихивала мать.

– Горик? Ты почему так рано? – спросила мать тогда, высовываясь из двери спальни, прикрывшись рубашкой. Она была неодета. За её спиной в кровати мальчишка заметил чужака. Обрюзгшего старого борова… Повернувшись к нему волосатой спиной, волосатый, согнувшись пополам, натягивал узкие боксеры. Щелкнула резинка и желеобразные бока незнакомца всколыхнулись…

Именно тогда Игорь впервые почувствовал мерзостность. Стал брезглив, подозрительно относясь к чужим непонятным вещам в их доме, обходил их стороной, морщился и затыкал нос пальцами.

Мать посмеивалась, наводя лоск после ухода кавалеров. Чистоту она поддерживала почти идеальную. Беспорядочной была только её половая жизнь.

Имя своё он тоже ненавидел. Особенно Гарик или Горик – выдуманные матерью сокращения, совсем не подходящие ему.

Вот Игорь – серьёзное, княжеское имя. Его он услышал на уроке истории. В его окружении никого с таким именем не было. Князь Игорь! Звучит? Ему показалось, что звучит. Имя Рюриковичей. Имя скандинавского бога. Вот какое имя ему подходило больше всего. А не идиотское – Горик. «Это вообще имя?» – раздумывал он мальчишкой. Если бы не мать, и это дурацкое имя, его может быть не дразнили в школе. А относились более уважительно…

Игорь сказал Тайре, что может помочь, но он и не думал, что придётся посещать означенную в документах жилплощадь. Только он вошёл, в нос ударили запахи, а тени от завалов выше головы навалились сверху и стали давить… На него нахлынули воспоминания и разом охватила дурнота.

– Чёрт, чёрт, чёрт! – злился он, и, немного придя в себя, ударил кулаком по перилам. Ещё раз и ещё, так, что ребро ладони начало сводить от боли. Тайра, стоящая рядом, закричала.

– Больно! Отпусти, ненормальный, – почти визжала девчонка, отчаянно шлёпая Игоря рукой по запястью. Он, оказывается, всё ещё держал её за руку и в ярости сильно сжал её ладонь.

Внутри кипело. Он посмотрел на неё исподлобья, так, будто готов был убить. Будто он и не человек вовсе, а дикий зверь, которому случайно наступили на лапу.

Он подумал, что девка права. Здесь жить невозможно. Никому. Придётся, видимо, потерпеть. Такой шанс выпадает не часто. Сумасшедший старик, девка дура-дурой. Просто идеальный вариант. Теперь не в коем случае нельзя отступать. Пусть его вывернет наизнанку, но он сделает, что запланировал.

Он вдыхал запах мокрого бетона на недавно вымытой лестничной площадке первого этажа. Сейчас запах смоченной половой тряпкой цементной пыли казался милее аромата всей альпийской гряды целиком, а не только отдельно взятых её элементов для рекламы порошка.

Запахи традиционно были для него больной темой. Он принимал только запах чистоты. Всё остальное вполне могло вызвать спонтанную реакцию: от банальной тошноты до приступа агрессии.

– Вот! А я что говорила? Нормальный человек и секунды не продержится, – поставив руки в боки, констатировала Тайра.

Игорь запрокинул голову назад, стиснув зубы и гася эмоции.

– Так… так… так… – размышлял он, монотонно повторяя, одно и то же.

– Так как?

– Тайра, дочка, это ты там? – донеслось сверху.

– Да, пап.

– Иди одна, – прошипел Игорь. – Я тебя на улице подожду. Дави на жалость и расхваливай его безделушки, словно они залог его будущего процветания.

– Ладно. Если получится. У меня язык не так хорошо подвешен.

– А ты постарайся! – зло ответил он, и Тайра, сжав губы, сделала глаза щёлки.

Она глубоко вдохнула воздух подъезда и вошла вовнутрь.

– Пап, как у тебя дела? Пришла навестить своего папулечку. Ты опять мусор забыл вынести? Сейчас я приберусь, и мы поговорим.

Тайра нашла пакет и побросала в него всё, что могло так или иначе портить воздух, периодически высовывая нос в приоткрытое окно. Получилось два пакета. В ванной комнате и туалете её тоже ждал нежданчик. Но ей не привыкать. Ещё пару минут и грязные тряпки тоже отправились в мусорный пакет. Генералить в доме она уже давно не пыталась. На кой? Она не мать Тереза! Подобные подвиги выше её понимания. Лишь изредка она приходила и скрепя сердце убирала мусор. Чтобы соседи не жаловались на вонь. Сейчас момент был особый, решающий, и девушка делала быструю уборку с особым настроением. Она сбегала до мусорного контейнера и вернулась в квартиру.

– Пап. На днях я была в одной мастерской по ремонту бытовой техники и сразу подумала о тебе. Давай ты займёшься бизнесом по ремонту? У тебя должно здорово пойти. Столько запчастей ни одна фирма не имеет. Денежки потекут, и тебе в радость, и мне что-нибудь перепадёт от папулечки. А? Пап. Продадим квартиру, купим тебе мастерскую и небольшой угол для меня. Я устала ютиться, где попало, как бедная нищенка. Мне очень тяжело, пап. Ложусь спать и плачу… Нам так нелегко с тобой… А будет мастерская – и тебе, и мне станет хорошо. Мы же с тобой разбогатеем, пап! К нам, может, даже Алька вернётся. И семья снова будет вместе.