Страница 75 из 76
Первое исполнение «Котёнка» будто и не впечатлило школьников. Лишь к середине песни те разобрались, как (а главное, с кем) танцевать под эту песню. Да и овации по окончании композиции показались мне «жиденькими». Меня этот факт слегка разочаровал: он будто бросил тень на моё исполнительское мастерство, как музыканта (пусть и «доморощенного»). Рокотов тогда вернулся на сцену, забрал у меня гитару — постучал меня по плечу и заявил, что я «молодец». «Хорошо исполнил, Ваня, — сказал он. — Но не расслабляйся». А через четверть часа на сцену буквально ворвался Руся Петров (дружинник проморгал его рывок — бросился за парнем вдогонку). Петров положил Рокотову на плечи руку и о чём-то попросил. За его спиной, будто тень (или телохранитель), застыл дружинник.
Уговаривал Петров Рокота не так долго, как Белла Корж. Он обошёлся без жалобных причитаний и истеричных выкриков. Лишь цыкнул на дружинника, чтобы тот «не мешал» — дружинник внял просьбе: сделал вид, что заинтересовался открывшимися со сцены видами на танцплощадку. Сергей кивнул в ответ на просьбу Русика. И тут же подошёл ко мне и спросил: «Слабаешь?» Я не отказался. Не засвистели и школьники при виде меня с гитарой. Повторное исполнение «Котёнка» они встретили уже более эмоционально — по завершении композиции буквально искупали меня в овациях. Третьего и четвёртого «Котёнка» заказала снова Изабелла — при этом она указывала в зал, будто передала лидеру ВИА чужие просьбы.
Уже с третьего раза плясавшие около сцены девчонки мне активно подпевали.
—…Я люблю тебя.
Музыка стихла сразу же, как только замолчал я (парни из ВИА в этот раз не проворонили момент). Из колонок доносилось лишь тихое потрескивание. По ступеням на сцену уже взбирался Рокот, высвободившийся из объятий Беллы Корж — я слышал грохот его шагов.
Оставленное подпевавшими мне девичьими голосами эхо ещё несколько секунд звучало под потолком танцевального зала.
Его заглушил рёв оваций — подо мной снова задрожал пол.
— Котёнок, я люблю тебя! — прокричали сразу несколько женских голосов.
Я улыбнулся, поправил очки. Бросил в сторону танцплощадки воздушный поцелуй. Вернул притихшую гитару Сергею Рокотову.
— Осталось немного, Ваня, — шепнул Рокот. — Потерпи.
Ближе к двадцати двум часам я уже не поглядывал на наручные часы. К тому времени мои губы будто онемели от улыбок, а сам я словно превратился в музыкальный аппарат. Рокотов мне вновь и вновь сигналил: «Поехали». Парни из ВИА играли вступление — все четверо по прежнему выглядели весёлыми и свежими. Я подходил к микрофону, воскрешал в памяти слова очередной песни. Снова напрягал свои неутомимые голосовые связки. Но уже не наслаждался пением. Не прислушивался к звучанию своего голоса. Не выискивал взглядом в толпе около сцены знакомые лица. И не мечтал о том, чтобы этот концерт закончился. Просто пел — соблюдал темп композиций, избегал фальши. Но чувствовал себя при этом не звездой эстрады, а рабом на плантации. По спине то и дело катились холодные капли пота. Влага скапливалась и на бровях — я смахивал её в перерывах между песнями.
Крики и визг школьниц превратились в привычный фон (несмотря на то, что количество толпившихся у сцены девиц стало вдвое больше, чем в начале концерта, а их голоса многочисленнее). Я уже не понимал, когда завершал очередную песню: чувствовал ли я дрожь в коленях, или то вздрагивала подо мной сцена. После новых всплесков оваций я всё ещё бросал девчонкам воздушные поцелуи. Но делал это уже по привычке, а не в порыве искренней благодарности. Улыбался. Следил за состоянием голосовых связок — не напрягал их излишним старанием. Поправлял часто сползавшие к кончику носа очки. Выдерживал дистанцию до микрофона. Не подсчитывал количество исполненных песен. Не искал в репертуаре ансамбля «лидеров» и «аутсайдеров». И не предугадывал, номер какой композиции Рокотов назовет следующим. Лишь кивал Сергею в ответ и возвращался к своему «месту» у стойки с микрофоном.
После очередной песни, я снова поблагодарил школьниц за овации. Выждал, пока крики слегка стихнут. Снял очки — провёл ладонью по лицу. И снова взглянул на Рокотова. Заметил, что на сцену взобралась Белла. «Неужто опять попросили 'Котёнка»?«, — подумал я. В зале вдруг вспыхнул яркий свет. Он растворил в себе лучи освещавших сцену прожекторов. Я зажмурился, прикрыл глаза ладонью. Услышал разочарованный гул со стороны танцплощадки. Ко мне подошёл Рокот — пожал мою руку. Сергей сказал, что я 'хорошо справился», поблагодарил «за помощь». Похлопал меня по плечу и Веник. Чага сдвинул на бок гитару, кивнул мне и пробормотал: «Молодец». Бурый подмигнул мне и поковылял к выходу со сцены (неуклюже, словно едва переставлял ноги). Поздравила меня «с первым концертом» и Белла Корж. Она поцеловала меня в щёку, чем спровоцировала недовольные выкрики из зала.
Со сцены я ушел следом за ВИА Рокотова: через служебный ход. Наше отступление «прикрывал» бесстрашный дружинник, ставший на пути у самых отчаянных поклонниц ансамбля. Хотя поначалу… я планировал «смешаться с толпой». Но «опытные» товарищи покрутили пальцем у виска, когда я заикнулся о том, что «только заберу куртку из гардероба». Они посоветовали мне выждать четверть часа, пока «всё успокоится». Рокотов мне пояснил, что после концерта «девчонки слегка… агрессивные». Сергей настойчиво посоветовал мне «не соваться к гардеробу», пока школьники не покинут Дворец культуры. Сказал, что между «детской» и «взрослой» частью танцевального вечера был тридцатиминутный перерыв, на это время вход в танцевальный зал оставляли открытым (проветривали помещение) — лишь перегораживали дверной проем двумя стульями и шваброй (изображавшей шлагбаум).
— Вот под конец этого антракта и совершишь марш-бросок, — посоветовал Рокотов. — Пройдёшь через зал. А старичков, что явятся трясти костями, не опасайся. Они тебя не знают. Им даже мы с парнями не интересны.