Страница 60 из 76
Я поёрзал на месте, поправил очки — сквозь чуть запотевшие линзы смотрел на одноклассницу.
— Сегодня годовщина маминой смерти, — сказала Алина. — В этот день я не хожу в школу. И ни с кем не общаюсь. Даже с бабушкой: мы с ней по-разному переживаем эту дату.
Девчонка вновь прикоснулась сигаретой к краю пепельницы.
— Так было… раньше, — сказала Волкова. — Так происходит и здесь, в Рудогорске. Поэтому я не настроена разговаривать с тобой, Иван. Не сегодня. Прости. Просто… не могу.
Она дёрнула плечами.
Я откинулся на спинку дивана, поправил очки. Смотрел на замершую в кресле рыжеволосую десятиклассницу; и на тонкую струю дыма, что поднималась от кончика её сигареты и неторопливо змеилась в направлении окна.
— Сегодня я попросту не хочу слушать ни о хоккее, ни о чём-либо ещё, — сказала Алина. — Извини, Иван. Я вчера предупреждала тебя об этом. Помнишь? Ты не послушал. Так что не обижайся.
Я не обиделся.
Монотонное биение моего сердца отзывалось в висках и в затылке болевыми уколами. Запах табачного дыма щекотал в носу. Язык словно присох к нёбу: будто я испытывал жажду уже несколько дней. Заполненный мочевой пузырь не соглашался с утверждением языка: он беспрестанно направлял мозгу предупредительные сигналы, грозился уже в ближайшие минуты «расползтись по швам». Натруженные мышцы повиновались неохотно. Они постанывали, в точности как после первого «силового» занятия в тренажёрном зале. Поэтому я пока не беспокоил их: лежал, не шевелился.
Будильник не прозвенел — так ответила на мой «запрос» память. Я подслеповато огляделся. Взглянул на стены, на потолок, на тёмный силуэт шкафа. Посмотрел за окно (не прикрытое ни шторой, ни тюлем) на полыхавшее яркими цветами рассвета утреннее небо. Мне не понадобились очки, чтобы понять: я проснулся не в своей рудогорской квартире. Снова отправил в память «запрос»: будто через поисковую программу запросил доступ в интернете к нужной мне информации. Память сработала не хуже гугловского поисковика. Она рассеяла туман моего неведения. «Магия, блин…» — промелькнула мысль.
Я всё же пошевелился: приподнял руку, прижал холодную ладонь к коже на лбу — головная боль не исчезла. Уже не гадал, почему окно находилось «не на своём месте». И даже присутствие в воздухе комнаты табачного дыма — больше не удивляло. Потому что узнал и окно без штор, и силуэт шкафа, и тёмное пятно-кресло. Я вспомнил, как позвонил вчера маме: предупредил её, что заночую в квартире Алины Волковой. Вспомнил, что маму моё сообщение не порадовало: она уже по глоссу поняла, что я на момент звонка был… мягко говоря, нетрезв. «Сколько я вчера выпил?» — промелькнула мысль. Из памяти пришёл ответ: «Бутылку 'Столичной».
Нахмурил брови. Потому что чувствовал: последствия от распития пол-литра водки не соответствовали ожидаемым. Знал: ещё в студенческие годы такая доза не влияла (существенным образом) ни на память, ни на «координацию движений». Всегда считал её той «чертой», за которую не стоило «заступать». Приучил себя «не увлекаться» во время праздничных и дружеских посиделок, где на столе появлялось спиртное. И сейчас точно помнил: ограничился вчера «допустимым» количеством водки и точно не смешивал «Столичную» с вином. Но вот организм подсказал, что либо «бутылка была не одна», либо пока был совсем «не тот» я.
Ответ всплыл в голове, словно по волшебству. Я сообразил, что до сегодняшнего дня моё шестнадцатилетнее тело перерабатывало «градусы» лишь после выпитого кефира, да после «новогоднего» бокала шампанского. Даже в свой день рождения я «потреблял» лишь виноградный сок и лимонад. К «тренировкам» я в прошлой жизни приступил уже по возвращении в Первомайск: весной в десятом классе пил с приятелями на улице разливное пиво из бочки, а на выпускном попробовал и ту самую «Столичную». А уж когда перебрался в студенческое общежитие… «тренировки» стали интенсивными и регулярными.
— Идиот, — пробормотал я.
Потёр глаза, зевнул. Покачал головой, спровоцировав уколы боли в голове (и не менее болезненный плеск жидкости в мочевом пузыре). «Не снял перед сном часы», — промелькнула мысль. Сунул руку по одеяло и мысленно добавил: «Но уснул без трусов. Интересно». Посмотрел на циферблат наручных часов — положение стрелок не рассмотрел, хотя поднёс часы к самому носу. Но сообразил, что будильник не прозвенит: не только потому что я его не завёл, но и потому что он остался в маминой квартире. Приподнялся на локте, но с дивана не встал: услышал… сопение.
Повернул голову и озадаченно хмыкнул: рассмотрел рядом с собой на диване (у самой стены) скрючившуюся в позе зародыша человеческую фигуру. Женскую фигуру — без сомнения. Чтобы понять это мне не понадобились ни очки, ни много света. Узнал свою одноклассницу: Алину Волкову. Для этого мне хватило и того освещения, которое давал уже раскрасивший небо за окном рассвет. Я увидел, что десятиклассница спала без одеяла (его намотал на себя я) и без одежды. Заметил крупную родинку у неё на спине (чуть выше поясницы, рядом с позвоночником). Резко сел — нарушил тишину скрипом диванных пружин.
Потёр глаза. Но не навёл в них «резкость» и не прояснил память. Да и девчонка не исчезла.
«Что вчера было?» — подумал я.
И тут же «вспомнил» ответ: «Было».