Страница 20 из 76
— Песни для концерта? — переспросил я.
Михаил Андреевич нетерпеливо кивнул.
— Месяц остался, — сказал он. — Мало желающих. Опять не получим вымпел. Останется в третьей школе. А это премии.
Полковник указал в потолок пальцем.
— Думай, Крылов. Вспоминай. Что вы там пели? В хоре.
Он ухмыльнулся.
— Я сам уже собирался, — сообщил Снежин. — Хотел выступить на концерте.
Он развёл руками. Плечи его пиджака приподнялись — из-под рукавов выглянули манжеты рубашки и наручные часы. Галстук на груди директора школы собрался складками.
— А что делать? — сказал Полковник. — Надо. Придут из ГОРОНО. Будут смотреть.
Указал на меня рукой.
— Заменишь меня, Крылов. Я побуду на замене. Мало ли что.
Михаил Андреевич повторил:
— Думай, Крылов. Раз уж заварил кашу.
Директор посмотрел на меня исподлобья, постучал пальцем по столешнице.
— Вызываем родителей в школу? — сказал он.
Развёл руками — будто намекал на создавшуюся ситуацию.
Он следил за моей реакцией.
Я сжал челюсти и губы — не улыбнулся.
— Или участвуешь в концерте? — сказал Полковник.
Снежин кивнул в сторону гитары.
Сообщил:
— Выбор за тобой, Крылов.
Я пригубил стакан — сделал крохотный глоток. Посмотрел на лицо директора. Убедился, что Полковник не пошутил: Снежин глядел на меня строго, серьёзно. Я опустил взгляд, рассматривал полосатый галстук Михаила Андреевича (у папы видел похожий). Оправил мысленный «запрос» в каталог своих воспоминаний — не только в поисках подходящих песен. Узнал, что в этом году День учителя будет в воскресенье четвёртого октября. Концерт состоится в этот же день: в воскресенье. «Тогда» на концерте в честь Дня учителя я не был. Потому не представлял сейчас, кто именно примет в нём участие, и какой будет концертная программа. Не вспомнил и судьбу того вымпела, о котором упомянул директор школы: в десятом классе меня такие вещи не заботили. Я поставил стакан, поправил очки.
— «Ваши глаза» из фильма «Чехарда» могу спеть, — озвучил я.
Полковник приподнял брови.
— Напомни, — скомандовал он.
Махнул рукой.
— Будет покой или гроза — с нами всегда ваши глаза… — напел я начало припева.
— Хватит.
Снежин кивнул.
— Добрые, добрые, добрые… — сказал он слова из песни. — Годится. Что ещё?
Я потёр подбородок.
Продолжил:
— «Прощальный вальс» из фильма «Розыгрыш» знаю.
Снежин сказал:
— Погоди.
Полковник вскинул руку — призвал меня замолчать.
Он выдвинул ящик стола, вынул исписанные «пляшущим» почерком листы бумаги. Разложил их на столешнице, провел пальцем по неровным строкам. Покачал головой.
— «Вальс» не годится, — заявил он. — Ансамбль Рокотова из десятого «Б» его уже репетирует.
Михаил Андреевич указал на список.
— Ещё у них будет «Журавлиная песня» и «Золотая осень». Ребята молодцы. Очень меня выручат. Но весь концерт не потянут. Сами. Вспоминай, Крылов!
Я пожал плечами.
— Ладно.
Поправил очки, спросил:
— А как вам «Некогда стареть учителям» Юрия Чичкова на слова Михаила Пляцковского?
Полковник задумался, будто проигрывал в уме песню, проверял её на соответствие теме концерта.
Я заметил, как вздрагивали его пальцы — словно проигрывали мелодию на гитаре.
Снежин хмыкнул.
— Сойдёт, — сказал он. — Что ещё?
Михаил Андреевич выдвинул предназначенный для посетителей кабинета стул, уселся на него — не согнал меня со своего места. Я поводил взглядом по стене: исследовал на ней трещины, изучил едва заметные пятна на красном знамени. Память буквально засыпала меня «предложениями». Но большинство текстов показались мне скучными и неинтересными. А те композиции, что я хотел бы исполнить, лишь очень отдалённо соответствовали заявленной теме. Я перебирал выданный памятью плейлист. Отметал те позиции, где упоминалась лишь школа — не учителя. Браковал и такие песни, которые в советской школе точно не одобрят. Не обращал внимания на совсем уж скучные вещицы. Увидел, что Снежин вынул из пачки сигарету, вертел её в руке, посыпая столешницу табачной крошкой.
— Как насчёт… «С Днём учителя»? — предложил я.
— Это что такое? — спросил Полковник. — Не помню такого. Что-то новое? Подробнее.
Я задумался.
— Ну, как вам сказать…
Не обнаружил в памяти имена авторов песни и дату её создания. Но извлёк её текст и мелодию. И вспомнил, когда и где я исполнял эту песню в своём пока не наступившем прошлом.
Начало припева уже вертелось на языке. Я кашлянул, сделал глубокий вдох. Почувствовал покалывание в лишённых доступа к струнам пальцах. Сжал кулаки, положил их перед собой на столешницу.
Пропел:
— Учителя, для нас вы — свет в окошке, свет знаний, свет ума и теплоты…
— Стоп! — скомандовал Полковник.
Повторил команду жестом, бросил сигарету, вскочил со стула.
Я замолчал. Запрокинул голову, взглянул на лицо директора школы. Поправил очки.
— Под музыку, — сказал Снежин.
Он прошёлся по кабинету — принёс гитару, вручил её мне.
Я погладил струны, взглянул на часы.
— Михаил Андреевич, скоро начнётся урок.
Полковник на секунду задумался.
— У тебя сейчас что? — сказал он. — По расписанию. Литература? Ведь так?
Я кивнул.
— Замечательно, — сказал Снежин. — Пропустишь. Я всё объясню Галине Николаевне. Вечером. Не переживай.
Михаил Андреевич уселся на стул, забросил ногу на ногу — продемонстрировал мне ярко-красные носки. Словно нехотя, он вернул сигарету в пачку. Махнул рукой.
— Слушаю тебя, Крылов, — сказал директор школы.
Полковник откинулся на спинку стула — посмотрел мне в глаза. Гитара царапнула мои подушечки пальцев и послушно выдала первые ноты.
Задребезжал школьный звонок. На его зов не среагировал ни я, но Михаил Андреевич. Снежин сложил на груди руки. Я наигрывал вступление — дождался, пока звонок стихнет.
И лишь тогда запел:
— Мы любим вас, родные ваши лица…