Страница 24 из 41
Сайкан остался в стаде. Теперь он ходил со всеми, старался быть в самой гуще стада, безмятежно спал, пока все животные не вскакивали от тревожных криков старых рогачей. Была уже поздняя осень, самцы ожесточенно сражались между собой. Бывало, что на месте боя оставался один из поверженных противников: из-за тяжелых ран он не мог следовать за здоровыми животными и был обречен умирать в одиночестве. Раненых добивали хищники, следующие за стадом…
Пришла зима с холодами и снежными метелями. Зимой не надо было искать воду — снег всегда под ногами, не донимали жгучие слепни. Но труднее было с кормом, волки шли по пятам и не всегда удавалось убежать от них. Однажды стая голодных хищников ворвалась в стадо. Страшнее этого Сайкан ничего не видел. Он бестолково носился кругами, везде натыкаясь на пораненных или испуганных, как он сам, животных. Пробежал волк, морда зверя была в крови по самые уши. Он преследовал крупного рогача и не обратил внимания на молодого сайгака. В ужасе Сайкан побежал, сам не зная куда. Остановился он посредине белой равнины, не запятнанной ни единым следом. Только к вечеру он отыскал сильно поредевшее стадо. Вот так и шли из века в век антилопы, преследуемые хищниками, страдая от суровых ветров и морозов, с единственной заботой — найти пищу. Шли, умирали и обновляли стада новыми поколениями.
В одно холодное ясное утро Сайкан снова почуял уже полузабытые, но волнующие запахи… Вбежав на высокий бархан, он огляделся и увидел вдали на снегу черные пятна домиков нового поселка. Как он был изнурен сейчас, как устал в этом долгом походе к югу!.. И тут эти домики…
Медленно, нерешительно шел он к жилью, оставляя в снегу глубокую борозду. Сайгаки проводили его недоумевающими взглядами. Никто не последовал за ним. А Сайкан уже бежал, ровно, без прыжков, словно скользил по снегу.
Из крайнего домика вышел человек и, приставив ладонь ко лбу, посмотрел в степь, затем поспешно скрылся в доме и через несколько секунд появился снова. В руках его было что-то длинное, блестящее. Человек шел к Сайкану, как-то странно сутулясь, пригибаясь к земле. Это насторожило сайгака, и он остановился. Человек опустился на одно колено и приложил к плечу длинный предмет. Сайгак смотрел на все это с любопытством. Вдруг он подпрыгнул от сильной боли и уж потом услышал грохот выстрела. Этот звук догнал его, когда он бежал к стаду; ухо висело мокрой, смятой тряпкой, темные капли падали в рыхлый снег…
Больше он не искал встреч с людьми. Он шел со стадом, разделяя вместе со всеми трудности и лишения, ел жесткую траву и мерзлые ветки кустарников, убегал от волков и дрожал от холода в морозы.
У сайгаков, обитающих в разных областях, свои маршруты. Те, что жили в Тургае, уходили с наступлением холодов к Сырдарье и дальше — в Кызылкумы, другие поворачивали к Телекульским озерам; сайгаки, проводившие лето у Алакуля, двигались через границу в Синьцзян и пустыню Такла-Макан. Маршруты эти менялись в зависимости от погодных условий, в теплые малоснежные зимы они были короче, в суровые — длиннее… Стадо сайгаков, в котором находился Сайкан, направлялось из Бетпакдалы через Чу в пески Муюнкум. Стадо пересекло железнодорожную линию у северо-западного Побережья Балхаша. Кругом, куда ни глянь, лежал глубокий снег. Снегом завалило не только травы, но и невысокие пустынные кустарнички. Животные голодали. Много их погибло у озера Балхаш, где круглый год дуют пронизывающие ветры.
…Но живые продолжали свой путь на юг. Уже виднелись впереди горные хребты Тянь-Шаня с синими склонами. По-прежнему кругом лежал глубокий снег, и идти с каждым днем становилось трудней и трудней. Чаще стали попадаться на пути населенные пункты. Сайгаки от голода и истощения забывали осторожность и заходили прямо в поселки. Кое-где в полях стояли стога сена. Люди пытались помочь животным: расчищали машинами снег, чтобы они могли добраться до травы, разбрасывали по полям сено охапками. Но сайгаки недоверчиво относились к таким дарам: было для них в этом что-то противоестественное и непонятное. Сайкан же первым подходил к сену, начинал есть, и все стадо следовало его примеру…
Уже не за горами была весна. Снег потерял свою мертвенно-белую пушистость, стал радостно-колючим, ноздреватым, то алел, то голубел, каждой своей крупинкой отражая небо. Солнце выкатывалось из-за горизонта, желтое и ясное, и чудилось, с той стороны, откуда оно встает, наплывают теплые ветры, пахнущие землей, и скоро грянут с обрывов и косогоров веселые весенние ручьи.
Вслед за весной спешило лето… И сайгаки, повинуясь инстинкту, устремились на север, чтобы набираться сил и растить новое поколение. Желтыми лавинами проносились их стада по холмам и равнинам, и стелилась за ними тонкая белесая пыль…
И снова осень в пустыне Бетпакдала. Холодный ветер раскачивает причудливые стволы саксаула, со свистом прорывается сквозь редкие ветки, катится дальше, ничем не сдерживаемый, по гладким такырам, несется вслед за быстрыми антилопами, которые опять где-то в пути…
Сайкан теперь трехлетний сильный самец с красивыми длинными, похожими на лиру, рогами. Все его стадо удобно расположилось на отдых. Кто знает, что снится сайгакам, когда они ложатся после трудного пути… Они и понятия не имеют, что предки их были современниками мамонтов, что едва не вымерли, преследуемые человеком за вкусное мясо и целебные рога. Правда, люди потом опомнились и прекратили на время охоту за сайгаками. И снова появились тысячные стада.
Проснулся Сайкан от какого-то жужжания, словно жук запутался в траве и никак не может выбраться. Он поднял голову, всхрапнул — сразу заколыхалось, поднимаясь, стадо. В той стороне, откуда доносились странные звуки, двигался столб света, то упираясь в заросшие кустами курганы, то чертя звездное небо. Словно гигантское белое щупальце, луч приблизился и охватил стадо. В глаза ударил яркий свет. Он ослеплял, околдовывал, вызывал ужас, но животные стояли, не шелохнувшись. Глаза их горели зеленым огнем и издали казались огнями далекого города…
Машина приближалась, а стадо будто окаменело. Ужас животных передался Сайкану. Он рванулся вперед, стоящие за ним антилопы устремились следом…
Сайгаки бежали в кругу света, сбившись плотным косяком. Фарщик на машине был опытный, умело держал сайгаков, заставляя их бегать вокруг машины. Там, за светлым кругом, стояла тьма, плотная, как стена, и повернуть туда было так же страшно, как прыгнуть в пропасть. После первых выстрелов несколько сайгаков осталось на такыре. Остальные побежали быстрее — миллионы лет сайгаки спасались от врагов бегством, и этот способ был самым верным в борьбе за существование, благодаря ему сайгаки сохранились со времен глубокой древности до наших дней.
…Охотники таились в темноте, неслышно крались наперерез, мелькали огоньки, хлопали выстрелы. Стадо рассеивалось, сайгаки выходили из смертельного круга, неслись, безумные, ослепшие, натыкались на кусты, выпутывались и вновь бежали…
Сайкан мчался по буграм и сухим травам. Осколок того страшного враждебного света разгорался в нем все жарче и жарче, становился невыносимым. Ничего больше не чувствуя, кроме заполнившей его боли, ткнулся он со всего бега в колючий, как проволока, куст. Он долго лежал с открытыми глазами, но ничего не видел, кроме вздрагивающей перед зрачками сухой веточки. Опять, как когда-то, уныло и монотонно гудел ветер, пошевеливал длинную шерсть на боках сайгака, унося с собой его последнее тепло. Медленно выплывала большая красная луна, выпутываясь из цепких пальцев саксаула…
II. ВСТРЕЧИ
МАСТЕРСКАЯ ЗВОНКИХ КАПЕЛЬ
День солнечный и ветер слабый, но такой пронзительный, дунет — словно уколет холодом.
В тени обрыва на стеблях и корнях травы повисли сизые бугристые сосульки: большие и маленькие, одни длиннее, другие короче. Ветер легко шевелит их, будто настраивает ледяные гусли…
А на солнечной стороне — ручеек, даже не ручеек, а струйка бежит, торопится среди плотного, видавшего и морозы, и оттепели, снега. Бежит, позванивает тревожно и весело. А снег — берег этого ручейка — колюч и тверд, и будто даже угрюм. Не тает, не отвечает на звонкий призыв воды.