Страница 2 из 41
Чуткие ноздри Седого поймали сырой запах земли и болотной травы. Он торопливо повернул на этот запах. И Бурая пустилась за ним, она вся извелась от страха на этой неудобной и опасной земле, где некуда даже уйти от опасности; случись непредвиденное — пропадешь!
Лучше ли была Углинка той речки, которую оставили бобры? Вряд ли! Но бобры, уставшие, натерпевшиеся страху за время скитаний, и не помышляли о дальнейшем путешествии…
Речка, к которой случайно вывели бобров глухие звериные тропки, извиваясь, текла то по степи, то через лес. Местами она была быстрой и бурной, но в большей своей части текла медленно, огибая лесистые низины, журча по перекатам и совсем останавливаясь в глубоких омутах. В низинах росли березы, ольхи, осины.
Это была вода! Бобры плавали, плескались, ныряли, словно обезумели от радости! Успокоившись, они стали подыскивать место для поселения. Бурая ждала потомства! Бобры выбрали не очень глубокий плес. Левый берег реки здесь был крут и обрывист, правый — низкий. У самой воды теснились деревья, за ними зеленел луг.
В крутом берегу Седой и Бурая выкопали нору с выходом прямо в воду, жилое помещение располагалось выше уровня воды, в нем всегда было сухо и тепло.
Никогда прежде в Углинке не жили бобры, а теперь появились. В середине мая Бурая родила двух бобрят.
Ночью, чавкая по грязи копытами, приходил к плесу старый одинокий лось. На голове его черной корягой росли большие рога. Лось наклонялся к воде, сильно и громко дыша, пил… Напившись, долго стоял на берегу, и с губ его падали в воду звонкие капли.
Приходили табуном дикие свиньи, валялись в болотце, в самой грязи, после них плыла по воде черная илистая муть… Как-то раз Седой хлопнул хвостом по воде и свиньи, треща кустарником, понеслись в лес. Несколько раз Седому удавалось таким образом прогонять свиней, но в конце концов они привыкли к шлепкам и перестали обращать на них внимание. Напрасно старался Седой, изо всех сил бил по воде хвостом.
Под водой в любое время можно было видеть небольших рыбешек, сверкали пугливые стайки плотвичек, неторопливо ходили полосатые, черно-зеленые окуни. Иногда заплывала длинная щука, тогда Бурая очень волновалась и не спускала глаз с маленьких бобрят.
И еще здесь жил странный зверь с красивым пушистым мехом. На суше он казался неуклюжим и неловким. Лапы у него были короткие, он не шел, а как-будто перетекал с одного места на другое. Плавал же он быстро, ловко и бесшумно, как рыба. Хорошо нырял и мог подолгу оставаться под водой. Зверем этим была выдра! Вот такие соседи окружали бобров, поселившихся в речке Углинке.
Седой не только плавал, нырял, грыз деревья и шлепал хвостом. Ветки и куски тонких стволов он сплавлял и укреплял чуть выше переката. За короткое время он искусно перегородил часть реки, и зеркало воды в заводи увеличилось вдвое. Две маленькие звездочки отражались ночью в спокойной воде плеса, а в полнолуние плавал круглый голубоватый диск…
Однажды Седой уловил терпкий запах табачного дыма и видел — у поваленных деревьев то разгоралась, то меркла и падала вниз красная точка папиросы. Седой знал — пришел человек…
3
Волки явились после полудня и лежали под ольховым деревом в неглубокой западинке. Лежали тихо-тихо, будто дремали, положив головы на вытянутые вперед лапы. Даже глаза их были прикрыты веками. Волки не двигались, чтобы не привлечь ненароком внимания сорок и соек. И только влажные ноздри трепетали, вбирая идущие из леса и от реки запахи…
Стало темнеть… Волк помоложе вдруг нервно вильнул хвостом, что-то почуял! Запах был близко, где-то у самого берега. На таком расстоянии волки берут добычу наверняка. Молодой хищник весь напружинился, изготовился к броску, но он не видел, кто пахнет… Он начал медленно приподнимать голову… Старый покосился на него и молча оскалился. Тогда молодой прижал к голове уши и затих.
Вдоль берега у кромки воды шел бобр, останавливался, приседал на задние лапы, вертел головой и принюхивался!.. Схватил зубами осиновую ветку и поволок ее в воду. И такой соблазнительный запах исходил от бобра, что по шкуре молодого волка пробежала нервная дрожь. Старый хищник все медлил, никогда еще не приходилось ему встречаться с таким странным зверем, это его и сдерживало…
Бобр уже шлепал по воде, под откосом берега торчала его круглая голова.
Молодой волк оттолкнулся задними лапами и взлетел в воздух! Еще один прыжок! Волк угодил в воду, как раз в то место, где разошлись круги. Но зверя нигде не было… Хищник с яростным недоумением вертелся и прыгал в воде — зверь исчез! Волк выбрался на берег, торопливо отряхнулся, отскочил от старика, скалящего зубы, и бросился бежать. На круглой лесной поляне он остановился, задрал голову вверх и завыл…
4
Если бы Ефим не косил, не сгребал, не складывал сено в копны, и если бы не зависело в какой-то степени от всего этого его благополучие, то он бы, пожалуй, просто очень удивился тому, что увидел… Вода разлилась по всей луговине! Несколько копешек еще стояли, скособочившись, насквозь пропитанные водой, другие повалились, кое-где у кустов и коряг плавали ошметки сена. Увидев это, Ефим не просто удивился, а расстроился и обозлился.
— Ну сейчас я вам задам! — сказал он скорее жалобно, чем грозно. Он понимал, что никакая месть ему не поможет, сено все равно придется где-то доставать, чтобы прокормить зимой скотину. А была уже осень…
— Дурак! Дурак! — выругал он себя. — Надо было думать раньше. Не догадался, что к чему…
Он вышел на берег, постоял, повздыхал, покачал головой… Плотина была построена недавно, об этом говорили свежие погрызы на ветках и коротких бревнах, что лежали сейчас поперек реки, скрепленные илом, глиной и травой, и сдерживали натиск воды.
Ефим наклонился и потянул за комель бревна — оно подалось довольно легко. Поднатужившись, он сбросил его в реку. Короткое бревно шумно упало, окатив берег и кустарник брызгами, и тронулось вниз по течению. Ефим примерился к другому комлю и вдруг услышал плеск воды и чей-то вдох. По лесу в зыбких струях пара плыл бобр, голова его походила на человеческую и отливала сединой. Бобр плыл прямо на него с какими-то угрожающими намерениями.
— Кыш! Поди отсюда! — замахнулся Ефим на зверя, но тот не нырнул, не повернул назад, а громко шлепая по воде хвостом, злобно сверлил маленькими глазками непрошеного гостя. Бобр считал здесь хозяином себя, и не без оснований.
Оглядываясь на бобра, Ефим сбросил второе бревно.
— Ничего, — говорил он торопливо. — Построишься в другом месте! Эту полянку тебе не отдам!
Ефим швырял куски древесины и коры, сталкивал руками и ногами. Ветки, пружиня, хлестали его, брызгали в лицо липкой грязью. Через плотину хлынула вода, помогая разрушительной работе, нехитрое сооружение бобров разваливалось под ее напором.
Седого бобра нигде не было видно. Ефим смотрел на мутный водопад, устремившийся вниз по Углинке, и подумал, что таким потоком унесет не только плотину, но и самих бобров. Но мысли эти не радовали Ефима. Он присел покурить, с сожалением смотрел на ошметки уплывающего сена и опять обругал себя:
— Дурак! Ну дурак же!
Вконец расстроенным возвращался домой Ефим Шабуров, что-то бормотал про себя. И бобров жалко, и погубленного сена, вообще было очень нехорошо и обидно…
Приснился Ефиму странный сон, будто идет он ночью по лесу, выходит на поляну, где косил сено. Поляна вся залита, как море блестит под луной, — глазам больно! Копны по воде плывут, а на них бобры сидят и скалят зубы, будто смеются.
Обычно сны к утру забываются, а этот не забылся.
— К чему бы это? — подумал Ефим. — Схожу, посмотрю, что там делается.
Пришел, глянул — вода кругом! Снова построили бобры плотину… Он даже обрадовался на этот раз.
— Бог с ней, с плотиной… Буду косить в другом месте. Но добыть одного-другого надо… Дорогой зверь, кто тут про что узнает…