Страница 4 из 71
Несмотря на то что постепенное накопление самых разнообразных материалов, сопровождавшееся их критической оценкой, должно, казалось бы, способствовать прояснению проблемы, этого, в сущности, не происходило. Здесь сказывалось не только непонимание исследователями внутренних связей между различными сторонами процесса этнокультурного развития вепсов и разнородными фактами, отражающими эти связи, но и отсутствие верных методологических предпосылок, преобладание в науке идеалистических социологических концепций как общего, так и более частного порядка, в которых нашли выражение далеко не одни лишь научные поиски и заблуждения того или иного ученого, но также интересы господствующих классов.
Так, взгляд крупнейшего русского дворянского историка H. М. Карамзина, будто древняя Весь была ассимилирована славянами и исчезла с исторической арены, не оставив после себя никакого потомства (который сам по себе, вероятно, отразил тогдашнее состояние источников),[3] оказался очень созвучен всему великодержавно-националистическому направлению государственной политики царского правительства России. Так, теория выдающегося языковеда А. И. Шегрена о происхождении вепсов от племени Емь (Ямь), переселившегося будто бы из области Заволочья на рубеже I и II тысячелетий н. э. в Финляндию и составившего ядро финского народа, оказалась очень существенным моментом в идеологии националистической финской буржуазии. Так, концепция известного шведского археолога Т. Арне о скандинавской (шведской) колонизации Приладожья в IX–XI вв. н. э. явилась немаловажным звеном в цепи давних и до сих пор не прекращающихся попы на ток обосновать антинаучную «норманнскую» теорию, отрицающую самостоятельность государственного и культурного развития Руси.
Надо ли говорить, что существуют и другие концепции, ошибочные в самой основе, идейная направленность которых проступает не столь явственно («угорская» теория Д. Европеуса, тенденциозные характеристики вепсской культуры в отдельных обобщающих работах финских буржуазных этнографов, примитивная теория вепсского этногенеза В. Н. Майнова), концепции, идущие вразрез с показаниями фактического материала, полностью игнорирующие материальные условия, в которых протекали этнические процессы. Разумеется, в работах исследователей дооктябрьского периода содержатся не только ошибочные положения. Наряду с ценным фактическим материалом в них высказываются и верные мысли (это относится в особенности к сочинениям Е. В. Барсова, П. С. Ефименко, H. Е. Бранденбурга, А. А. Спицына и др.), развитие которых составило хорошую традицию, продолженную после Октября.
Пробуждение к сознательной жизни, приобщение к самостоятельному историческому творчеству в советскую эпоху всех народов нашей страны, в том числе и малых народностей, способствовали расширению научного интереса к проблемам их происхождения, истории формирования их культур и т. д. В оживленных творческих дискуссиях широко освещаются вопросы этнокультурной истории, в частности, финно-угорских народов. Исследователи сосредоточивают свое внимание на выработке методологических основ подобных исследований. Усиливается собирательская деятельность (возрастает число экспедиций, возрождается краеведение, создаются музеи).
Все сказанное, к сожалению, не может быть в полной мере отнесено к проблеме изучения этнической истории вепсов. Если собирание эмпирического материала о них действительно стало более интенсивным (этнографические работы С. Макарьева и 3. П. Малиновской, археологические раскопки В. И. Равдоникаса и Г. П. Гроздилова, антропологические исследования Д. А. Золотарева и Г. Ф. Дебеца и т. д.), то серьезных попыток синтезировать полученные данные под углом зрения историко-этнографических задач, в сущности, не предпринималось. За неимением лучшего во многих работах находили себе место старые этногенетические схемы. Те отдельные статьи и высказывания, в которых обсуждалась безусловно плодотворная мысль о наличии прямой генетической связи древней летописной Веси с современными вепсами (например, статьи Д. К. Зеленина), носили все-таки в большой степени умозрительный характер и не выходили за рамки простого сопоставления этнонимических созвучий и географических совпадений. Громадный хронологический разрыв между крайними пунктами сопоставления (Весь и вепсы), составлявший ни много ни мало около 9 столетий, ставил под сомнение любое подобное совпадение и заставлял искать более убедительные фактические доказательства.
Однако на этом пути предстояло преодолеть немалые трудности, покончить со старыми догмами, изжить отдельные новые заблуждения. Одно из них — концепция известного советского археолога В. И. Равдоникаса об этнической принадлежности могильников юго-восточного Приладожья не древней Веси (предкам вепсов), а карелам. Требовались-новое углубление в материал, принципиально новая постановка проблемы, иная трактовка имеющихся и вновь поступающих данных. И хотя объективные предпосылки для всего этого начали складываться еще в предвоенные годы, заметно продвинуться вперед в решении проблемы удалось позднее, после Великой Отечественной войны. Этот этап в исследовании этнической истории вепсов связан с именем и деятельностью выдающегося советского языковеда Д. В. Бубриха и работами исследователей его школы (работы Н. И. Богданова, M. М. Хямяляйнена и др.).
Д. В. Бубрих обогатил науку новыми идеями и конкретными исследованиями, касающимися весьма широкого круга вопросов.
Опираясь на свое глубокое знание обширного языкового материала, привлекая многочисленные исторические факты, ученый создал стройную теорию этнического развития карельского народа и доказал, что без учета участия в этом процессе вепсов (Веси) он не может быть ни правильно понят, ни верно освещен. В этнологии народов Севера нашей страны Д. В. Бубрих отводил вепсам весьма важную роль. Он говорил и писал об этом неоднократно и по разным поводам. Так, им впервые была аргументирована мысль об участии вепсов в формировании древнего населения Заволочья, высказана смелая гипотеза о том, что русское летописное известие о Заволочской Чуди и скандинавские известия о Биармии по существу говорят об одном и том же населении, которое в этническом отношении является не чем иным, как вепсами. Нетрудно видеть, что исследованиями Д. В. Бубриха были заложены основы и намечены пути дальнейшей разработки этнической истории вепсского, народа.
Идеи Д. В. Бубриха нашли своих последователей. За последние полтора десятилетия появилось немало статей, в которых авторы так или иначе развивают отдельные его положения. Среди них имеются лингвистические исследования (В. И. Лыткина, Н. И. Богданова, M. М. Хямяляйнена, А. К. Матвеева), археологические публикации (А. М. Линевского, Л. А. Голубевой), исторические труды (С. С. Гадзяцкого, И. П. Шаскольского и др.), этнографические описания (работы автора) и т. д. Несомненно, каждая из публикаций названных авторов вносит в разработку вепсской проблемы нечто новое. Некоторые детали концепции Д. В. Бубриха нуждаются в уточнениях. Но важно другое. Изучение самых разнообразных фактов различными методами год от года приносит все больше доказательств того, что теория, созданная главным образом на основе анализа языкового материала, может быть подтверждена данными ряда смежных наук.
Глава пeрвая. ДРЕВНЯЯ ВЕСЬ
1
Обращаясь к той территории, на которой в позднейшее, «историческое», время обитали вепсы, мы, естественно, подходим к вопросам, была ли и как рано она, эта территория, заселена в довепсское время, кто были эти ранние насельники, откуда они появились, каким образом развивались здесь этнические процессы и, наконец, имеется ли возможность выявить какие-либо линии связей между древнейшими жителями и позднейшими вепсами.
Ответить на эти вопросы нелегко. Хотя все они оживленно обсуждаются в новейшей археологической литературе и многие из них уже теперь изучены достаточно подробно (первоначальное заселение территории в мезолите, существование здесь ряда неолитических культур, а также памятников раннеметаллических эпох, исследованных, впрочем, еще слабо), все же главный, наиболее интересный для нас вопрос — о связи этих древнейших культур края с позднейшими вепсами — еще очень далек от своего окончательного решения.