Страница 21 из 57
Александре было некогда размышлять над тем, как меняются настроения народных масс, поскольку она стремилась выступать всегда и везде. В конце июля она получила приказ съездить в Стокгольм для участия в конференции циммервальдцев, программу которой подготовила РСДРП. Конференция не состоялась по причине отсутствия желающих отправиться на эту «циммервальдскую встречу в верхах». Кроме того, Стокгольм в то время служил пристанищем для многочисленных эмигрантов-меньшевиков, которые оказывали бы давление на собравшихся, если бы те все же решили приехать, и ленинские тезисы рисковали быть опровергнутыми. Для Коллонтай поездка в Швецию стала настоящим вызовом, ибо в течение многих лет она являлась персоной нон грата в этой стране. Тем не менее ей разрешили въезд для участия в работе конференции, но лишь при условии ограниченности ее перемещений и контроля за ними со стороны властей.
Это не помешало Коллонтай отправиться в Стокгольм, хотя она и не собиралась оставаться там надолго. Сразу после приезда она узнала, что конференция не состоится, но для расстройства у нее времени не было. Коллонтай пристально следила за новостями из России, где ситуация стремительно менялась, предвещая бурные потрясения. Она решила вернуться. У нее имелись все основания торопиться, поскольку 5 июля из телефонного разговора с Радеком Коллонтай узнала, что в Петрограде яростные манифестации принимают революционный оборот. В свою очередь, Дыбенко известил ее о том, что в столице множатся баррикады и правительство вступило в открытое противостояние с Советами. Разве могла она остаться в стороне от намечавшейся революции? К тому же она оказалась в Швеции в невыносимом положении: на нее набросились шведские газеты, которые в связи с событиями в России допрашивали ее о причинах «столь странной командировки в Швецию». Все подталкивало ее к возвращению в Петроград. Поддержала Коллонтай в этом и подруга Зоя, присоединившаяся к ней после возвращения из ссылки.
Вдвоем им удалось вскочить в поезд, а их путешествие, по крайней мере поначалу, напоминало Александре ее апрельское триумфальное возвращение в столицу после того, как она выехала навстречу Ленину. Однако в июле все обстояло иначе, поскольку между непростым отъездом из Швеции и возвращением на родину прошло три дня, в течение которых Временное правительство сумело восстановить свои позиции. Войска сохранили верность правительству, которое возглавил Керенский. Он силился навести порядок и попытался избавиться от большевиков. Чтобы добиться своего, он объявил РСДРП вне закона, предал огласке «дело о германских деньгах» и обнародовал письма причастных к нему — Ленина, Парвуса, Ганецкого и Коллонтай.
«Позорные деньги», о которых твердил Керенский, незадолго до этого попали в Россию через Швецию, где в тот момент находились основные фигуранты дела, а именно Ганецкий, Парвус, игравший второстепенную роль, и Коллонтай. Для шведской прессы эта история послужила еще и доказательством того, что Коллонтай являлась «германским агентом», шпионом. Был отдан приказ об ее аресте наряду с Зоей, произведенном, когда их поезд оказался на границе. В Петрограде весть о германских деньгах, о «государственной измене» разнеслась со скоростью звука. Среди деятелей, отданных на съедение возмущенной общественности, Ленин и Коллонтай оказались в первых рядах, поскольку их знали лучше остальных.
После пребывания в Финляндии Ленин, ненадолго возвратившийся в Петроград для участия в событиях, сумел бежать в компании с Зиновьевым, как только разразился скандал. Дыбенко был арестован. Александру и Зою доставили под конвоем в Петроград и заключили под стражу. Совсем скоро выяснилось, что Зоя непричастна к делу о германских деньгах, и ее освободили. Александру же посадили в тюрьму «Кресты», а затем перевели в женскую тюрьму в Выборге. В Крестах она встретила большевиков, которые, в отличие от Ленина, не сумели раствориться в воздухе: Дыбенко, Троцкого, Луначарского, Раскольникова, Ганецкого. Одних обвинили в заговоре против Временного правительства, как в случае с Дыбенко и Каменевым, против других выдвинули обвинения, гораздо более серьезные в глазах общества, — в причастности к делу о германских деньгах, а значит, в государственной измене.
Арестованная, посаженная в тюрьму по позорящему ее обвинению, Коллонтай именно тогда достигла таких высот, о которых никогда раньше не мечтала. Прежде всего в РСДРП(б), которая приняла в отношении Коллонтай решение на своем VI съезде, проходившем при странных обстоятельствах, поскольку партийные руководители, составлявшие костяк президиума (Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Луначарский и Коллонтай), отсутствовали, находились в бегах или в тюрьме. Когда пришло время избирать Центральный комитет, присутствовавшие ввели в его состав отсутствовавших, в числе которых оказалась и Коллонтай. Это был триумф для нее, хотя она и не могла им насладиться в тюремной камере.
Но участь Коллонтай выпала не столь ужасная, как она могла опасаться. Прежде всего потому, что режим содержания в женской тюрьме был не особенно строгим, отношение к заключенным щадящим, и Александру могли навещать близкие — Миша и даже Зоя. Александра страдала от того, что ее держали взаперти, в стороне от событий. Кроме того, ее стала беспокоить болезнь сердца, которая до конца жизни будет омрачать ее существование. 21 августа, после семинедельного заключения, Александра, проснувшись, узнала новость, наполнившую ее радостью: она свободна. Ей сказали, что залог за нее внес Максим Горький.
Вместе с Зоей она поселилась в квартире, в которой Владимир Коллонтай и его вторая жена Мария Ипатьевна раньше жили вместе с Мишей. Владимир умер в тот самый момент, когда Александра возвратилась в Россию, но его вдова, женщина благородная, открыла двери своего дома Александре, предложила ей кров и дружбу, а подлинное уважение друг к другу сблизило двух женщин. Александра была признательна той, что заняла ее место подле Владимира, за внимание и любовь, которыми она окружила Мишу. И по глубоко укоренившейся традиции Зоя Шадурская, поселившись в квартире Коллонтаев, дополнила собой новую семью.
«Известия» 22 августа сообщили об освобождении Александры как о «сенсационной новости» дня. Возмущенный этим Керенский распорядился, чтобы Коллонтай поместили под домашний арест и держали под надежной охраной. Содержание под стражей в собственном доме было точно предпочтительнее тюремного заключения, тем не менее, обрекая Александру на такую участь, Керенский вызвал настоящий скандал, в котором пресса встала на сторону Коллонтай. Горький, который ранее внес залог за освобождение Александры, выразил негодование, а Троцкий в своих выступлениях критиковал неумолимость Керенского. Поднялся такой шум, что главе Временного правительства пришлось отменить свое решение. 9 сентября Коллонтай окончательно вышла на свободу, и для нее это означало, что она могла заняться подготовкой революции. Поскольку политическая обстановка неуклонно ухудшалась.
Генерал Корнилов, видя, как ослабло Временное правительство после июльских событий, решил, что настал час для переворота. Его план заключался не в реставрации Романовых, а в создании контрреволюционного правительства, достаточно мощного для восстановления порядка и перестройки армии. Его мятеж продлился совсем недолго. Корнилов подготовил его в конце июля, приступил к действиям 27 августа, а через три дня дело обернулось катастрофой. Расплатой за мятеж для Керенского стала необходимость считаться с большевиками или, по крайней мере, перестать бороться с ними. В свою очередь, РСДРП(б) приобрела большую популярность среди масс рабочих.
Что же касается оценки мятежа, то Керенской извлек из него назидательный урок: «Без корниловского мятежа не было бы Ленина». Хронология событий соответствует данному суждению. Летом 1917 года, накануне мятежа, складывалось впечатление, что революция забуксовала и никто в нее по-настоящему не верит. Повсеместно в армии, в деревне и даже в Петрограде, столице революции, у верхов появилась надежда, что кошмар должен вот-вот закончиться. Милюков выразил это чувство словами: «Революция кончена». Добавим к этому, что созыв Учредительного собрания затягивался. Наконец, большевики практически исчезли с политической сцены, ибо находились в тюрьме или бегах. Кадетская газета заключала: «Большевизм мертв».