Страница 35 из 39
Она уловила этот звук и улыбнулась мне крошечной, трепетной улыбкой в награду за мое собственничество.
— Тебе нравится, — догадалась она, снова став нахальной, и засмеялась, сверкая глазами.
Я не ответил ей, потому что слова только выдали бы меня. Вместо этого я схватил ее за руку и бесцеремонно потащил вниз по лестнице. Бьянка усмехнулась у меня за спиной, как будто моя грубость была в чем-то очаровательна.
Я стиснул зубы.
Уолкотт, Эзра, Хенрик и Брэндо стояли вместе у подножия лестницы, одинаково ухмыляясь.
— Ты никогда не целовал так маму, — заметил Брэндо со всей искренней неловкостью ребенка.
Я отбросил руку Бьянки, как раскаленный уголь, и метнул на Брэндо испепеляющий взгляд, но он уже переключил свое внимание на сестру, бормоча о том, что она похожа на Чудо-женщину, на принцессу амазонок.
— Вот, — тихо сказал Уолкотт, оттаскивая меня на несколько шагов, чтобы вложить что-то в мою руку.
Это была плоская бархатная коробочка такого же темно-сапфирового цвета, как глаза Бьянки.
— Нет, — тут же сказал я, отталкивая его. — Ни в коем случае.
— Сегодня она представляет тебя. МакТирнана, а не Морелли или Константинов. Бьянка должна выглядеть как красавица этого чертова бала, Ти, а не как нищенка. Дай ей это, — тихо, но настойчиво возразил Уолкотт, чтобы слова не долетели до ушей Бьянки.
Обычно он был самым добродушным из «Джентльменов», но сегодня Уолкотт казался упрямым, его челюсть напряглась, когда он произносил эти высеченные из камня слова.
Блять.
— Что это? — пробормотал я.
— Бриллиантовый медальон Зельды МакТирнан, — сказал он, но я уже знал, что это.
Бьянке в этом платье ничего бы не подошло лучше него. Бьянке в моих объятьях.
За испорченный медальон, который я украл у нее, когда она только приехала.
Я нахмурился, повернулся и пошел к ней, оттащив ее от восхищенных головорезов, чтобы потянуть к двери.
— Ее пальто! — окрикнул меня Уолкотт, когда я открыл дверь, и прохладный ветер овеял наши ноги, вздернув перья на плате Бьянки, словно она собиралась взлететь.
Я проигнорировал его, потянул ее к двери, по-волчьи улыбнувшись оставшимся в доме мужчинам и захлопнув дверь. Львиная голова зашипела на меня, как взволнованное животное.
— Сегодня ты кажешься… более злым, чем обычно, — отважилась сказать Бьянка, скорее с любопытством, чем со страхом, глупая девчонка.
Я хмыкнул, снова взял ее за руку и повел вниз по лестнице к своему «Астон Мартин», темная отделка которого поблескивала в свете садовых фонарей. Машина больше походила на переплывающую Стикс мрачную лодку Харона, чем на что-то достойное сказки, которой Уолкотт и Бьянка, похоже, считали эту ночь.
— Садись, — приказал я, оставив девушку у двери пассажирского сиденья и не открыв ее.
Бьянка поколебалась, затем открыла дверь и осторожно села, разложив свои перья так, чтобы они рассыпались по небольшому пространству между нами. Ее запах был таким же навязчивым, чем-то сладким, что напомнило мне вкус ее губ после того, как она съела эти ужасные «Лаки Чармс».
Она не пыталась продолжить разговор, пока я заводил машину и выезжал с подъездной дорожки, выплевывая из-под колес гравий. Вместо этого Бьянка возилась с музыкальной системой, пока не подключила к ней свой телефон, и машину не заполнила громкая музыка с резонирующим басом, похожим на биение сердца.
Я со всей силы сжал руль, мои ладони стали мокрыми от пота. Бьянка заполнила собой всё. Мои мысли, мой нос, пространство рядом со мной, как ангел, посланный на землю, чтобы меня искушать.
Мне хотелось разорвать в клочья ее платье и трахнуть среди этих перьев.
Мой взгляд все время скользил по ней, по изгибу ее профиля в кружащемся свете фонарей Бишопс-Лэндинга, по изящной линии ее горла, на котором я заметил едва видимый засос, оставленный мною на пляже и теперь скрытый под слоями макияжа.
Что-то животное во мне взревело от первобытного удовлетворения.
Я представлял, как трахаю ее перед балом, чтобы, когда представлю ее обществу как свою, из нее вытекала моя сперма.
Нет, нет.
Не как мою.
Как выродка Лейна.
Ошибку Лейна и позор Кэролайн.
Бьянка пошевелилась, переплетя руки. Я мельком увидел татуировку, наконец-то зажившую на внутренней стороне ее запястья.
Я схватил ее пальцы одной рукой и перевернул ладонь, чтобы лучше разглядеть татуировку. Она не сопротивлялась.
Это был летящий голубь, стилизованный под знаменитую белую птицу Пикассо, символизирующую мир.
Когда я посмотрел ей в глаза, они были темными, в них отражались улицы, по которым мы проносились, направляясь в Нью-Йорк.
— Мой отец, — тихо объяснила Бьянка. — Он называл меня своей голубкой.
Конечно, так оно и было.
В таком контексте «Ребенок с голубем» приобретал еще больший смысл.
— Ты говоришь о нем так, будто он был добр к тебе, — жестко сказал я, слишком быстро свернув за угол, от чего ее откинуло к двери. — И все же он оставил тебя и твою семью ни с чем.
Бьянка долго молчала, между нами пульсировали только музыка и взаимное напряжение.
— У него были свои причины.
— И откуда ты это знаешь? — спросил я, внезапно разозлившись на ее веру, на ее непоколебимую веру в отца, когда он в конечном счете подвел ее, как и все родители.
Бьянка пожала обнаженным плечом, длинные рукава ее платья сверкнули серебром.
— Отец был озабочен тем, чтобы обеспечить нам безопасность. Возможно, мы и были бедны, но в конце концов оказались в безопасности.
— В безопасности от кого? — не унимался я, выпытывая ее секреты, как лом, вклинивающийся в стенку сейфа. Я покончил с сантименами и хотел, чтобы ее тайны рассыпались по моим коленям, как бриллианты.
Бьянка прикусила губу, все еще покрасневшую от моего предыдущего поцелуя. Я надеялся, что у нее болит губа, что она ранена моим поцелуем.
— Он был… могущественным человеком. Когда я была маленькой, когда мы жили на севере штата Нью-Йорк, один из его деловых конкурентов нашел нас. Нашел меня. Он загнал меня в угол в школе, сказал, что меня хочет видеть отец, но я никогда раньше его не встречала, и у него был такой взгляд, — Бьянка сделала паузу, подыскивая слово, как будто оно было написано у нее на ладони. — Жутко отчаянный. Когда я не пошла добровольно, он заставил меня сесть в машину и отвез в какой-то дом в другом городе. Я помню, как он разговаривал по телефону, говорил кому-то, что я у него.
Я понял, что задержал дыхание, так как во мне, как зажженный фитиль, пронеслась слепая ярость.
— Кто это был?
— Не знаю, — сказала Бьянка. — Я так и не поняла. Он продержал меня там два дня в комнате с кроватью и кастрюлей, в которую я ходила в туалет. В конце концов, за мной приехал отец. Я знала, что он приедет, — она посмотрела в окно и провела рукой по основанию горла, где когда-то был ее медальон. — Он был моим героем.
Если бы меня не приводила в ярость мысль о том, что Бьянку преследовал и похитил неизвестный, я бы фыркнул при упоминании о том, что Лейн Константин может быть чьим-то героем. Он был таким же дикарем, как и все мы, под тонкой позолоченной оболочкой хороших манер. Вместо этого я так крепко сжал руль, что обтянутый кожей пластик зловеще скрипнул.
Я прикажу Хенрику найти этого ублюдка так же, как приказал ему разыскать бывшего парня Аиды, который ударил Бьянку по заднице. А потом сам покончу с ними обоими.
— После этого он перевез нас, чтобы мы были в безопасности. Перестал тратить на нас столько денег.
Пауза, похожая на икоту.
— Перестал проводить с нами так много времени.
— По мне, так он просто мудак, — проворчал я, когда мы пронеслись по мосту и наконец-то выехали на внешнее кольцо Манхэттена. — Ты романтизировала призрака, превратила его в то, чем он никогда не был.
— Что ты можешь знать об этом? — спросила Бьянка, в ее тоне сквозило подозрение. — Ты говоришь так, как будто знал его.
— Нет, — мрачно пробормотал я. — Я его не знал.