Страница 28 из 39
— Что? — прошептала я, что-то невнятное сжало мое горло.
Глядя на меня добрыми глазами, Уолкотт шагнул ближе и сжал мое плечо.
— Мы все видели, что произошло на кухне, и никто из нас не хочет, чтобы это повторилось. В ночь после эпизода с Брэндо Тирнан начал искать лучшие места для тренировок. Когда на прошлой неделе это повторилось, он заплатил, чтобы обойти список ожидания, — Уолкотт пожал плечами, как будто в этом не было ничего особенного, как будто у меня в груди не разрывалось сердце. — Следующие три недели мы все должны проходить обучение, чтобы убедиться, что знаем, как обращаться с Пикассо, но после этого он должен быть в состоянии реально изменить жизнь Брэндо.
С моими коленями было что-то не так. Они дрожали, как плохо застывший желатин. Прежде чем я успела крепко их зафиксировать, они подогнулись, и я упала на пол. Секунды спустя на меня забрался сам Пикассо, облизывая мой подбородок.
— Ты ему нравишься, — с гордостью сказал мне Брэндо, перевернувшись на спину, чтобы вклиниться между моих раздвинутых ног и прижаться к моей груди.
Он подозвал к себе Пикассо, и пес с удовольствием свернулся калачиком у него на коленях, прижавшись к груди Брэндо и высунув язык.
— Он тебе нравится, Янка? — снова спросил Брэндо, запрокинув голову, а затем хихикнул, когда собака лизнула его подбородок. — Могу я оставить его себе? Тирнан сказал, что это мой запоздалый подарок на День рождения!
Эмоции застряли у меня в горле уродливой, набухшей массой, из-за которой было трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить, поэтому я только кивнула и поцеловала кудрявую голову младшего брата.
Эзра поймал мой взгляд и медленно сказал жестами, потому что я все еще не освоила этот язык: «Тирнан в своем кабинете, если хочешь с ним поговорить».
Он имел в виду, если я хочу сказать спасибо.
Я слегка вздрогнула при упоминании его кабинета, места моих сексуальных преступлений. Медленно покачав головой, я крепко обняла брата, а затем отпустила его и вскочила на ноги.
— Я пробегусь, — объявила я, отчаянно желая выбраться из дома, пока не сломалась во всеуслышание.
Эзра и Уолкотт одновременно нахмурились, последний сказал:
— Не думаю, что Тирнану это понравится. Он, э-э, не хочет, чтобы ты слонялась по Бишопс-Лэндинг. Это может быть опасным местом.
Мой смех был жестким и глухим.
— Бишопс-Лэндинг — самый богатый район в стране. Сомневаюсь, что меня ограбят на тротуаре, Уолли.
Тем не менее, он выглядел обеспокоенным.
— Позволь мне поговорить с Тирнаном, прежде чем ты уйдешь.
Я пожала плечами, уже взбегая по правой изогнутой лестнице в свою комнату. Я не собиралась ждать, пока Тирнан «одобрит» мое желание совершить пробежку. Ради Бога, мне было семнадцать, и большую часть своей жизни я заботилась о семилетнем мальчике. Я была достаточно ответственной, чтобы отправиться на пробежку и не покончить с собой.
Я быстро сбросила форму, сменив ее на черные шорты из спандекса и спортивный бюстгальтер, который заставила меня купить Тильда, потому что, очевидно, мои старые потрепанные футболки были неприемлемы теперь, когда я стала МакТирнан. Я схватила из школьной сумки наушники и помчалась обратно через холл и вниз по лестнице, протиснувшись в дверь как раз в тот момент, когда в другом коридоре появился Уолкотт, окликая меня.
Дверь захлопнулась при моем имени, и я рванула с места, как будто это был выстрел на стартовой линии.
Пробегая через маленькие пешеходные ворота в массивных стенах, охраняющих Лайон-корт, я осознала, что еще не исследовала идеально благоустроенную территорию Бишопс-Лэндинг за готическим особняком Тирнана. Выйдя из ворот, я свернула налево и направилась по дороге вдоль океана, минуя обширные участки с дорогими домами, ухоженными лужайками, теннисными кортами и бассейнами с подогревом, из которых в прохладный весенний вечер струился горячий туман.
Из моих наушников лилась музыка, мои уши заполняли гулкие меланхоличные мелодии Имоджен Хип, а чувства эхом отдавались в моем сердце. Я убегала от Тирнана, от бури эмоций, которые он с каждым днем выбивал из моей груди. Последние несколько недель я провела, задаваясь вопросом, почему такой жестокий человек, как Тирнан, взял на воспитание двух сирот, и я знала, что это не просто по «доброте душевной». Он был насторожен и груб, явно желая получить что-то от нас с Брэндо, возможно, что-то связанное с Аидой, но более вероятно, что-то связанное с моим отцом.
Только Лейн не оставил нам ничего, что можно было бы найти.
Ни денег, ни имущества, ни последнего письма, наполненного любовью.
Только медальон, который он мне подарил, а Тирнан украл, и брата, которого я буду любить и защищать до конца времен.
Я заставила себя напрячься сильнее, пот выступил у меня на лбу, грудь тяжело вздымалась.
Тирнан был нашим опекуном, потому что решил стать им по каким-то причинам, хотя я сомневалась, что это было потому, что он не мог смириться с тем, что дети Аиды остались без присмотра. Сейчас более, чем когда-либо прежде, было очевидно, что Тирнан никогда не любил мою мать. Меня кольнуло, что я любила ее за то, что она была моей мамой, но потеря ее не отозвалась болезненным эхом в моей жизни. При жизни ее чаще всего не было дома, мама почти не участвовала в жизни нашей семьи, за исключением моментов, когда она только что порвала с парнем и испытывала к нам необычайную нежность.
Тем не менее, я завела интрижку с бывшим парнем моей мамы.
Стыд набросился на меня, как бешеный пес.
Это напомнило мне о Пикассо, который заставил Брэндо смеяться в Лайон-Корте. Он был в безопасности, потому что Тирнан потратил кучу денег на лучшую служебную собаку, которую смог найти.
Значит, по крайней мере, не бессердечный, не настолько, чтобы полностью списать его со счетов, что было опасно.
Не ради моей безопасности как таковой, а ради моего сердца.
Оно стучало, когда я бежала слишком быстро, и с каждым ударом вопросом звучало имя Тирнана.
«Кто он?»
«Монстр или человек?»
«Может ли он быть и тем, и другим?»
Могли ли меня привлекать обе его стороны, темная и светлая, с небольшим зазором между ними? Он был не столько спектром, сколько двумя сторонами монеты, не отделимыми одна от другой. Каждый день, каждое мгновение были как подбрасывание монетки, чтобы увидеть, какой стороной он повернется.
Но я могла признать, что мне нравился риск.
Подлость будоражила мою кровь и заставляла ее нагреваться.
Доброта… ну, доброта разнесла в щепки броню вокруг моего сердца.
Было совершенно неправильно хотеть его так, как хотела я. Он был моим опекуном, бывшим парнем моей матери, на двенадцать с половиной лет старше моих семнадцати. Табу даже не подходило к нашим отношениям.
Это не имело значения.
Теперь, попробовав кусочек, я не могла забыть вкус этого запретного плода.
Я настолько погрузилась в свои мысли, в которых на первом плане стояло покрытое шрамами лицо Тирнана и выбеленные солнцем нефритовые глаза, что не заметила, как на роскошную подъездную аллею въехала машина, пока не стало слишком поздно.
Удар оказался не таким ужасным, каким мог бы быть, когда ворота распахнулись, машина проползла вперед, но этого было достаточно, чтобы я перекатилась по капоту машины и сильно ударилась о лобовое стекло.
Дыхание сорвалось с губ, легкие сжались так сильно, что в тканях не осталось кислорода. Правая сторона моего тела тупо пульсировала, а я лежала неподвижно, отчаянно пытаясь втянуть воздух.
Невнятные звуки заполнили мои уши под грохот проносящейся в них крови, а затем кто-то осторожно поднял меня с лобового стекла и помог сесть на капот.
— Бьянка? — раздался знакомый голос.
В поле моего зрения поплыл какой-то человек, видимо, водитель, а затем возник другой.
— Бьянка.
Я зажмурила глаза, затем попыталась сфокусироваться. Как в калейдоскопе, меняло свои очертания красивое лицо Элиаса.