Надеюсь, она не узнает

Костя

Как же я был прав, что согласился на опыт гастролей именно с этой командой!

Если честно, я был удивлён их профессионализмом, сдержанностью и готовностью работать на износ, не скатываясь при этом к классическим стереотипным способам снятия напряжения в поездках — за сексом или наркотиками вообще никого не застукал. Алкоголь был лишь в умеренных дозах и строго после концертов, а не до.

График был плотный. За два месяца проехали семь стран, отыграв в общей сложности двадцать девять концертов.

Всё это время я мало с кем контактировал вне команды. Иногда созванивался с папой и, конечно, переписывался с Верой — как Костя, а не как Хэнг, наши анонимные аккаунты мы теперь не использовали, — впрочем, мне ни с кем никакого общения больше и не нужно было, если быть откровенным.

Что касается Кира, с ним я почти не разговаривал во время гастролей, ссылаясь на большую загруженность. Зачастую так оно и было, но, по правде говоря, я всё-таки избегал его. И у меня иногда возникало ощущение, что он меня тоже.

В голове до сих пор крутился вопрос, заданный мне Верой тогда в театре:

«…ты же понимаешь, что твоей дружбе с Киром после такого придёт конец?»

Я не спешил с однозначным ответом на него. Хотел дотянуть до встречи с Верой и уже по её итогам решать, что делать дальше с Киром. В конце концов, это касается не одного меня. И если бы Вера сказала, что у нас с ней нет будущего, но при этом она не хочет рассказывать о случившемся между нами Киру, то мне пришлось бы тоже хранить молчание из уважения к ней. Не знаю, смог бы я в таком случае общаться с Киром и дальше или не смог — из-за угрызений совести. Но, к счастью, находясь в туре, можно было не решать эту проблему, как и множество остальных. Да и кто знает, что ещё может произойти в моё отсутствие. Это я тоже понимал, поэтому просто ждал своего возвращения.

С Верой мы каждый день оставались на связи. При этом у нас выработались негласные правила, которые никто ни разу ни нарушил. Мы не говорили о «нас». Кроме тех вопросов о нашем будущем, которые быстро превратились в непрекращающийся прикол. Но прикалывались мы только в переписке.

«Подумай, Вера, стоит ли менять шило на мыло или лучше остаться мамой-одиночкой и завести кого-то понадёжнее мужчины — например, большого пушистого котяру?»

И это Вера написала, а не я. Я в ответ заявил, что самый большой котяра — это тигр, а самый пушистый — манул, и поинтересовался, кого из них она собирается заводить — или, может, сразу обоих?

В общем, дурачились от души.

Мы с Верой по-прежнему общались как друзья. И лишь иногда заходили на территорию, на которой обычно случается нечто большее, чем дружеское общение. Всё-таки забота и переживания друг за друга выдавали наши чувства с потрохами.

Примерно через месяц после начала тура я не смог доиграть концерт в Новосибирске из-за мощного удара током, который прошёл через меня, когда мне пришлось собственноручно исправлять технические неполадки вместо пьяного работника концертного зала. Мне даже вызывали скорую помощь, но в итоге всё обошлось лёгким испугом.

Несмотря на то, что меня давно не било током, а до обращения к врачам после подобного и вовсе никогда не доходило, сильнее впечатлило не это, а то, как Вера переживала за меня! Я на мгновение даже подумал, а не купит ли она билет на самолёт, чтобы проверить, не занимаюсь ли я бравадой, когда говорю, что со мной всё в порядке. Мы созвонились по видеосвязи, и я стал изображать, что не могу дотронуться до кончика носа и тычу пальцем себе в глаз, а потом с трудом связываю слова и заплетающимся языком говорю в камеру:

— Ты кто такая? Я тебя не знаю!

— Вот теперь вижу, что ты в порядке, — засмеявшись, сказала Вера.

И в то же время, если Вера куда-то уезжала по делам и должна была возвращаться поздно вечером, мне, будучи на другом конце страны или за границей, непременно требовалось знать, нормально ли она добралась до дома. И, конечно же, в такие моменты во мне порой и ревность просыпалась, так как мы не говорили на тему личной жизни и иногда я думал, что Вера вполне могла бы уже найти себе кого-то другого. Или вновь наладить отношения с Киром — я был уверен, что, пока тут гастролирую, друг старается изо всех сил, пытаясь вернуть жену. Но всё же в первую очередь во мне включалось банальное переживание за близкого человека. Я просто хотел знать, что с Верой всё в порядке и что ночные улицы никак ей не навредили.

Несмотря на то, что тур проходил восхитительно, хоть и не без сложностей, я получил кучу опыта и эмоций, сильно сдружился с музыкантами, увидел новые города и страны и по касательной отхватил немного любви от фанатов группы, но я всё равно ловил себя на мысли, что хочу вернуться как можно быстрее.

В один из вечеров в отеле на другом конце страны я даже решил перечитать договор, который заключил перед началом гастролей. Я намеревался выяснить, могу ли вернуться до окончания тура, учитывая то, что я работаю с напарником, который уже показал себя отличным световиком, способным достойно подменить меня в случае чего.

Помимо желания поскорее увидеть Веру и расставить наконец все точки над «и», меня тянуло назад и кое-что другое — у папы появился какой-то секрет! Я не пытался его раскрыть, но по недомолвкам заметил, что какие-то перемены у отца явно случились. Он зачастил ездить на дачу и уходил от ответов на некоторые вопросы.

Было непохоже, что он скрывает что-то страшное вроде болезни, поэтому я решил дождаться возвращения, а там и выпытать, в чём тайна этого крепкого орешка. До жути было любопытно узнать, что же у него такое происходит.

Но договор, естественно, не предусматривал возможность расторжения в случае изнеможения от зуда любопытства или острой любовной недостаточности.

В общем, Костя-профессионал утихомирил Костю-романтика и сказал своё веское: «Работаем до конца тура!»

90

Вера

После случившегося в театре меня немного поколошматило, причём я не сумела определиться, от чего конкретно — причин было слишком много, — но быстро отпустило. Благодаря Кате, в детские проблемы которой я погрузилась, как только вернулась к свёкрам.

А потом Костя написал про свой отъезд, и я резко выдохнула.

Отлично! У меня есть время, чтобы всё нормально обдумать.

И я действительно много думала те два месяца, что Вершинина не было в городе. Даже перечитывала наши старые переписки — и с Хэнгом, и с Костей — и пыталась рассуждать. Порой меня разрывало на части от желания хорошенько наподдать рыжему за ложь, но… шло время, и я начала его понимать. Забавно, потому что Кира, который пока ещё значился моим мужем, понимать совсем не хотелось. Хотя в его рассуждениях была логика — не моя, а его, — но вникать в неё не было желания. Для меня это было сродни чему-то невероятному — пытаться понять предательство близкого человека. Всё равно что признать: он имел на это право. Я не могла это принять, и отсекла Кира от себя вместе с его причинами.

А вот Костя…

Да, я порой называла его рыжим предателем — но если уж быть честной с собой, то никаким предательством его поведение не было. Нехорошим поступком — да. Глупостью — безусловно. Порой трусостью — однозначно. Но что бы я стала делать, если бы была на Костином месте? Если бы это я первой догадалась, с кем разговариваю?

Мне хотелось думать, что я не стала бы обманывать Вершинина, призналась бы сразу. Но… вот только он уточнил, что понял всё после того, как впервые довёл меня до оргазма. Признаваться? После такого? Ну уж нет, я бы со стыда сгорела в процессе.

Значит, и он испытывал нечто подобное.

А ведь я помню, как мне тогда казалось, что Хэнг пытается меня избегать…

И примерно в это же время я сама начала замечать интерес Кости ко мне. Вот бедняга! Его должно было здорово колбасить. Как ни крути, на тот момент хорошего решения не было. Если бы Костя кинул меня как Хэнг, то эта ложь всё равно осталась бы между нами. Признаться он не мог — трусил. Я бы тоже не смогла, да. Вот и продолжал балансировать на грани… пока всё не зашло слишком далеко.