Страница 1 из 17
Михаил Шелест
Бастард царя Василия
Пролог
– Вот ты говоришь охота…
– Кто говорит «охота»? Я вообще ничего не говорю…
– Ну, я говорю, – усмехнулся Леший.
– Ну, говори… – сказал Санька и подумал, что мухоморы не дают нужного эффекта.
Не ощущал он ноосферы и память, словно её стёрли. Ту старую память, что, как открытая книга лежала перед ним. В той памяти хранились и книги, и другая информация в том первичном виде, в котором она поступала в мозг. Не в виде «знания», а виде образов, визуальных или звуковых. В первичном формате, как говорится.
Осталось только то, что он вытащил из «той» памяти и использовал уже здесь: карты местности, кузнечное дело, фортификация, кораблестроение. Этого тоже хватило бы на десятерых здешних учёных мужей, но Санька ощущал пустоту и это его тревожило.
Он в очередной раз вздохнул и, сделав трубочкой губы, потянул в себя горячий травяно-ягодный взвар.
– Так вот… Охота охоте рознь, – продолжил нравоучение Леший. – Понятно, что человеку нужно питаться… И пусть питается тем, что есть вокруг него. Но зачем истреблять животинку в запас, а запас отдавать другим.
– Не отдавать, а продавать. Другие продают свои запасы. Это обмен.
Этот спор длился уже почти год. С тех пор, как Санька обосновался в устье Луги и начал строить город. Скажем так… Город, какой-никакой, он до зимы построил. Царь Иван, выполнил своё обещание и не только обеспечил строительство «лесом», но и работными людьми. А к зиме приехали и Бхарма с Иваном Выродковым.
С этими инженерами-строителями дело пошло значительно… э-э-э… Не то, чтобы скорее, а значительно ладнее.
Глава 1.
– Выгребай! – Кричали с лодок сами себе и товарищам лесорубы.
Один струг уже плыл кверху днищем среди наседавших на него брёвен, а вот его гребцов нигде видно не было. Хотя, Санька находился далеко от залома и мог их просто не разглядеть. Его роль в сплаве была пассивной. Тремя связанными брёвнами особо не на лавируешь. Тогда как струги лесорубов крутились, вокруг связанных в единую цепь плотиков, бойко, направляя их по фарватеру.
Они уже шли по Луге, когда Санька, выйдя из-за очередного поворота, увидел впереди залом, а в заломе пытающиеся выбраться из него струги лесорубов.
Санька вставил шест в верёвочную петлю и воткнул его под углом в песчаное дно. Верёвка натянулась. Его связка из двадцати брёвен остановилась, а он, схватив запасной шест, спрыгнул в воду и погрёб к берегу. По жёлтому песку он быстро добежал до уходящей вправо песчаной косы, на которую накатывались и накатывались желтые сосновые брёвна. Не очень сильное течение сбивало брёвна в кучу, не наваливая одно на другое как на быстрых речках.
Его опыт сплава леса по речке Бикин в Приморском крае говорил, что пока соваться в залом не стоило. Надо подождать пока всё «устаканится», а потом уже растаскивать и разбирать. Ему это всегда напоминало игру в спички. Когда высыпаешь кучку и вытаскиваешь по одной, чтобы другие не потревожить.
Однако сейчас где-то там в лопнувших связках распавшихся плотов пропадали его временные попутчики. Совсем не друзья, нет. Но Санька вечно брал на себя чуть больше других. Его, как говорила жена, «воспалённое» чувство ответственности за всё окружающее, ведь лесник отвечал и за территорию, и за находящихся там зверей, и даже людей, не могло позволить ему сидеть, когда что-то происходит. Оттого Санька и нарывался частенько на проблемы.
Сейчас он просто поскакал как заяц по сбившимся в сплошную массу шевелящимся брёвнам к ближайшему перевёрнутому стругу у которого кто-то бултыхался. Струг то и дело притапливался напирающими стволами и чьи-то руки то хватались за всё, что плыло, то просто пропадали под водой.
Брёвен они нарубили и напилили много. Примерно по двадцать было «личных», это больше ста восьмидесяти брёвен, и двести брёвен нарубили по заданию. А речка Луга была не очень широкой. В общем то, как тот же Бикин – метров тридцать.
Санька прыгал по брёвнам легко и буквально в пять скачков достиг первого утопающего, но выдернуть его из наваливающихся на него брёвен, как не пытался, не мог. Санька и приседал, и ложился, едва успевая сам вовремя отпрыгнуть от бревна, иногда встающих почти на попа, пальцы его соскальзывали с кистей рук утопающего, но он так и не смог захватить его так крепко, чтобы вытянуть из воды. Вдруг руки скользнули ногтями пальцев по крутнувшемуся вслед за ними бревну и пропали в глубине навсегда.
Прокрутившись несколько раз, бревно снова показало следы от ногтей. Санька ошарашенно смотрел на три светлые борозды и не заметил, как приподнявшееся бревно стукнуло его по затылку. Санька сам скользнул с бревна в воду, но сознание, слава богам, не потерял.
Он сам, так же, как и давешний утопленник, скользнул пальцами по крутнувшемся бревну, но больше не стал пытаться залезть обратно. Падая в воду Санька машинально сделал большой вдох и погрузившись под брёвна оттолкнулся от них руками и нырнул глубже.
Вода в Луге была прозрачная, потому что река текла по песку, гравию и, кое где, по известняковым плитам. Санька чётко видел под водой дно и плавающих рыб. От сотрясения в его голове немного гудело и появилось ощущение, как тогда, когда от удара по голове он в первый раз перешёл в тонкий мир.
Санька и сейчас бы, наверное, смог бы «перевернуться», но тело его находилось под водой и надо было не играться в «переходы», а выныривать. Подавив приступ тошноты, он усиленно погрёб руками против течения. Река у дна и у берегов течёт значительно медленнее и ему за несколько гребков удалось приблизиться к краю завала.
Вынырнув, Санька огляделся, увидел всего четыре лодки и поплыл к правому берегу. Залом всё увеличивался. Спасать уже было некого.
* * *
Разбирая залом, просто пускали брёвна вниз по течению. Одна из лодок поплыла перед ними. Санька после того, как оторвали от берега последнее бревно, от предложенного струга, принадлежавшего утопнувшим, отказался, а повёл свой караван, так же сидя на брёвнах. Но это случилось на следующее утро, а в ночь после катастрофы к нему пришёл Леший.
И не подумайте, что Саньке причудилось. Нет. Санька мухоморы тогда ещё не пробовал, и волчих ягод не ел. Он просто лежал возле костра, чуть в стороне от других лесников, смотрел на звёзды, да на огонь, когда услышал тихое покашливание.
Саньке сначала показалось, что это что-то хрипит в него в груди, но потом всё-таки услышал конкретное «кхы-кхы», и очнулся.
– Кто здесь? – Прошептал он.
– Кхы-кхы… То мы… Лесные жители. Хилое семейство. Я лесовичок, а тут ещё и кикиморка, жёнка моя.
Санька встрепенулся.
– Кикиморка? – Санька насторожился. – Что за кикиморка? Кто такая? Откуда?
– Так, это… Моя кикиморка… Тута живём вместе.
– Долго?
– Годов… Не считаем.
Санька вгляделся в темноту. От того, что он до этого смотрел на костёр, его глаза некоторое время ничего не видели. Потом привыкли к темноте, и Санька разглядел «сладкую парочку».
И лесовичок, и кикиморка были очень маленького росточка и какие-то слишком лесные. Одетые в непонятные лохмотья, скорее всего сотканные из мха, они так походили друг на друга, что понять, кто из них кто, Санька не смог.
Словно прочитав Санькины мысли, леший сказал:
– Муж и жена – одна сатана.
Санька вздрогнул, вспомнив, что и Гарпия читала его мысли, вздохнул и согласился:
– Это точно!
Помолчали. Санька не выдержал первым.
– Чего пожаловали? – Спросил он, как можно мягче, чтобы не обидеть.
Предыдущий опыт общения с лесовиком оставил у Саньки впечатление, что существа они обидчивые.
– Помощи просим. Водяной заел совсем.
– В смысле? – Удивился Санька.
– Ну, как?! Берега моет, дерева валит. То тут размоет, то там речка бежит. И, главное, всё просто от вредности. Не поладили мы с ним из-за моей кикиморки. Давно это было… Захотел её в жёны взять! А где это видано, чтобы кикиморы за водяного шли. Водяные вообще не женятся. Не уж-то ему русалок не хватает?! Вот и вздорим. Давно уже. Утомил он меня… И лесу от того сплошной урон.