Страница 117 из 117
PPS. Интересно, сколько лет этой практике и как она выглядит».
«Дорогой Лев Симонович!
Ужасно странно, что я вам пишу. Ваш mail мне удалось узнать с большим трудом, помогли новые друзья, программисты. На это ушел целый месяц. Папа рассказал мне по телефону о ваших обстоятельствах. Даже не знаю, с чего начать.
Наверное, с самого главного. Лев Симонович, вы не волнуйтесь, ради бога, это не ваш ребенок. Не ваш, не ваш. Честное слово. Мне, конечно, очень тяжело и неприятно, что вы узнали об этой глупой истории, которая произошла со мной здесь полгода назад. Моя неудачная шутка обернулась очень странными последствиями. Мне пришлось переехать, вообще всячески замаскироваться, теперь у меня даже другая фамилия. Поскольку официально я замужем. Но дело не в этом. Я очень сильно волнуюсь, поэтому простите мне этот сбивчивый тон. Я, конечно, не писала никакую книгу (хотя мой адвокат и отбил в суде у издательства аванс, который они мне сами навязали, правда, две трети забрал себе). Но самое главное, что вся эта шумиха улеглась и успокоилась, дело замяли.
Лев Симонович, я пишу вам, чтобы сказать не только это. Просто я хочу, чтобы вы знали: ни один человек в мире так мне не помог, как вы (вы и моя дочь Лена). Без вас и без нее я бы не выжила, простите за громкие слова. О ее отце писать не хочу, в общем, заурядная женская история. Главное, что в результате появилась она.
И еще. Когда папа мне рассказал, что вы в больнице, я чуть с ума не сошла. Я решила, что это из-за меня. Мне было очень плохо.
Простите.
И, пожалуйста, будьте всегда здоровы. Катя».
«Привет! У нас все в порядке, не волнуйся. Хочу тебе завтра позвонить, по-вашему около восьми вечера. Будь дома, и один, если это конечно, в твоих силах.
Лева, не пиши мне такие письма, а то возникает противоестественное желание купить билет в Москву. А ведь это не входит в наши планы. Или нет?
Имей в виду – спасать утопающих, ухаживать за немощными, утешать алкоголиков – мне как-то плохо удается. За этим не приеду. И вообще у тебя, как я поняла, с армией спасения все в полном порядке.
Дети после Москвы какие-то загадочные. Об этом и хочу поговорить с тобой. Как с психологом.
Короче, сиди дома и жди. Л.»
Я стоял в подъезде и смотрел на дождь. Дождь лил уже второй или третий день. Мама не пускала меня гулять. Тогда я пообещал ей, что буду стоять в подъезде, а на улицу не пойду.
– Нет, ну ты можешь, конечно, надеть капюшон, резиновые сапоги и постоять на улице пять минут! – недовольно сказала мама, отпуская меня. – Но вряд ли ты захочешь! Льет как из ведра…
Я послушно напялил капюшон, резиновые сапоги и даже взял зонтик. Но стоять в таком виде на улице мне совершенно не хотелось. Гораздо интереснее было наблюдать за дождем из подъезда. На улице дождь был холодный, мокрый и противный. А здесь, в подъезде – шумный, большой, веселый. Только его было плохо видно. Я все время приоткрывал дверь – не настежь, а так, наполовину, и смотрел на дождь, придерживая дверь одной рукой или одной ногой. Вошел дядя Паша со второго этажа.
– Ты чего тут делаешь? – спросил он, отряхиваясь и удивляясь.
– На дождь смотрю, – сказал я, опять приоткрывая дверь наполовину.
Дядя Паша стал смотреть вместе со мной. Он закурил и задумался. Вошла Ольга Алексеевна, участковый врач.
– Вы что, ключ от квартиры забыли? Идемте ко мне! – взволнованно обратилась она к дяде Паше, который курил и стряхивал пепел – туда, на улицу.
– Да… нет, мы просто на дождь тут смотрим с Левой! – подумав пару секунд, твердо отказался дядя Паша.
– Можно я с вами? – кокетливо спросила Ольга Алексеевна. Мы с дядей Пашей пожали плечами – мол, пожалуйста, подъезд общий. Ольга Алексеевна прислонилась к батарее и стала смотреть – то на дождь, то на дядю Пашу. Я пытался сосредоточиться. Эти двое, конечно, мне немного мешали – но с другой стороны, и дождь стал как-то повеселее. Он падал отвесно, как скала, в воздухе стояла мокрая пыль, и желтые листья превращались в текучую желтую труху и текли потоком куда-то прочь.
– Просто кошмар! – вздохнула Ольга Алексеевна. – Столько больных! Все сморкаются, чихают! Тихий ужас!
– Ну почему же кошмар… – сказал дядя Паша. – Просто осень. – И зачем-то повторил: – Просто осень, и все тут. Ну, мне пора.
Он выбросил сигарету, вежливо поклонился нам с Ольгой Алексеевной и медленными шагами поднялся на второй этаж.
– Просто осень, – повторила Ольга Алексеевна. – Простудишься! Хотя бы дверь закрой… Дует.
– Я на дождь смотрю, – повторил я. – Вы что, мне не верите?
– Верю-верю! – сказала Ольга Алексеевна и еще раз заглянула туда, где второй или третий день падал бесконечный дождь. В подъезде было сумрачно, сыро и уютно. Вошел Серегин папа, шофер.
– Вы что тут делаете? – спросил он. – Зачем дверь держите? Случилось что-то? «Скорую помощь» ждете?
– Нет-нет! – сказал Ольга Алексеевна. – Мы на дождь смотрим!
– Чего-чего? – не понял Серегин папа. – А… Гуляете?
– Смотрим! – сказала Ольга Алексеевна.
Серегин папа тоже стал смотреть.
– Да… – сказал неопределенно. – Стихия!
Тут спустилась моя мама, в тапочках и в халате.
– Лева! – строго сказала она. – Ты сказал: пять минут.
– Сейчас-сейчас, – виновато откликнулась Ольга Алексеевна. – Тут дождь. Мы просто смотрим. Как он идет…
– А как он идет? – удивилась моя мама. И тоже стала смотреть, подойдя к нам поближе.
Тут с последнего этажа спустился студент. Никто не знал, как его зовут, потому что он переехал недавно.
Студент решительно направился к двери.
– Вы куда? – с ужасом спросили все мы.
– Я туда! – сказал он и захлопнул за собой дверь. И исчез в дожде.
– Ну ладно! – сказала моя мама. – Погуляли, и хватит.
– Ой, мне тоже пора! – спохватилась Ольга Алексеевна.
А Серегин папа просто молча затопал наверх.
Но я открыл дверь и снова стал смотреть на дождь. За это время он изменился. Потемнел. Или позеленел?
Это люди включили фонари.
– Я еще посмотрю! – прошептал я. – А вы идите…
– Может, ему стул принести? – посоветовалась с мамой Ольга Алексеевна.
– Может, ему подзатыльник дать? – ответила мама. – Сколько можно мое терпение испытывать? Ну нельзя сейчас гулять, русским языком же сказала…
– Да ладно, пусть смотрит… Все-таки свежий воздух… – попросила вместо меня Ольга Алексеевна.
И я опять остался один. Вместе с дождем. Он как-то облегченно вздохнул и постепенно стал уменьшаться. А потом совсем уменьшился. Я натянул капюшон и вышел на улицу. Стемнело почти совсем – зажглись окна в нашем доме. Но дождя не было.
– Спасибо! – сказал я. Гулять мне оставалось, наверное, минуты две.
– Пожалуйста! – вздохнул дождь.
И под фонарем пробежала кошка. Быстрая, как жизнь.
Август 2005 – май 2006