Страница 10 из 15
— Извините, что без приглашения, — обратился он к старосте. — Хотел предупредить о сегодняшней ночи.
У Митьяны перехватило дыхание. Сердце заколотилось в груди, как сумасшедшее, и, забыв попрощаться с хозяевами, она соскочила с крыльца и побежала в сторону дома.
Голос волколюда она тоже узнала. Его она слышала там, на берегу реки.
Мита смогла остановиться, только когда очутилась в сенях и захлопнула за собой дверь. Горло перехватило; хотелось закричать и заплакать, но вместо этого она молча сползла спиной по двери и поджала под себя дрожащие ноги.
Он тоже узнал Миту. Иначе бы не разглядывал ее руку.
Прошло немало времени, прежде чем травница успокоилась и выровняла дыхание. Сейчас ей не стоит высовываться. Волколюд наверняка зол на нее за то, что она нарушила запрет и сунулась в лес. А если сложить два и два, то получится, что этот Лик — не абы кто, а сын самого главы клана Лииш. А если он прямо сейчас рассказывает старосте о том, что она ушла в лес, а не на равнину, как говорила всем? Староста точно разозлится.
Во рту у нее пересохло. Мита сунулась в бочку с водой и обнаружила, что не наполнила ее с утра. Обругав себя за непредусмотрительность, она поднялась и на ватных ногах вышла на улицу. При мысли о том, что ей нужно было сходить к роднику рядом с домом старосты, ей даже поплохело.
Краем глаза Митьяна уловила движение. Она обернулась и чуть не упала: волколюд возвращался в лес и проходил аккурат мимо ее ворот. Мита вжалась спиной в стену дома и проследила за ним взглядом, и на короткий миг ей показалось, что он заметил ее и слегка повернул голову. Это заставило ее отпрянуть в тень дома.
«А если это он, значит, он мне тогда помог, — вдруг подумала травница. — Из воды вытащил и на равнину вынес. А я его даже не поблагодарила».
От этой мысли Мите стало стыдно. Он, между прочим, и сам рисковал, помогая человеку. А она боится выйти и сказать «спасибо». А потом еще удивляется, почему волколюды недолюбливают деревенских.
Мита заставила себя отлипнуть от стены и дойти до калитки. Широкая спина Лика уже скрылась за поворотом, и, чтобы догнать его, ей пришлось перейти на бег. Коса хлестала Миту по плечам, и она перехватила ее дрожащими руками, прижав к груди. Нагнать волколюда ей удалось только у самого выхода из деревни, где уже начиналось душистое море равнинных трав.
Волколюд остановился. Мита тоже. Сердце ее продолжало бешено колотиться.
— Ты чего-то хотела? — холодно поинтересовался он, даже не обернувшись.
Травница моментально растеряла все слова. К горлу подкатил ком.
— Я… — Она сглотнула. — Извини… Я хотела сказать… хотела поблагодарить.
Лик, наконец, повернул голову. Его темные глаза смотрели прямо на Миту, и та с трудом удержалась, чтобы не броситься наутек.
— За что?
Она даже удивилась.
— Как за что? За помощь… там, у реки… Это ведь ты был? Я не ошиблась?
Лик ответил не сразу. Он внимательно изучал ее лицо, руки, сжимавшие косу, дрожащие ноги, а потом неожиданно усмехнулся.
— Я выдал себя взглядом на твою руку?
— Голосом, — призналась она. — Я слышала твой голос там…
— Слышала… — эхом повторил волколюд. — Зачем вообще туда сунулась?
Мита не ждала расспросов, а потому растерялась.
— Ну… я… мне ягоды нужны были… на отвар.
Лик махнул рукой, и она замолчала.
— Тебе повезло, что там оказался я, а не кто-то другой из клана. В следующий раз может повезти меньше. Не лезьте, куда вас не звали. — Последние слова он произнес резче прочих, и Митьяна вздрогнула.
Когда девушка запоздало кивнула в ответ, Лик отвернулся и направился в лес. Мита проследила за тем, как он исчезает среди трав, а потом поплелась домой. День только начался, а ей уже хотелось без сил рухнуть на лавку и проспать до следующего утра.
К вечеру у Миты разболелась голова. Она наводила порядок на чердаке, расставляя короба и мешки с остатками трав, развешивая свежие пучки полевых цветов под крышей, когда поняла, что от слабости у нее трясутся руки. Солнце садилось, последние его лучи заглядывали на чердак через небольшое окно, подсвечивая пылинки и сухую труху. Мита сложила остатки в коробку, пообещав разобраться с этим завтра, умылась, натянула рубашку для сна и упала на лежанку, которую соорудила из соломы и мехов в углу чердака.
В сон Мита провалилась почти сразу, но он был беспокойным. Поначалу вокруг нее царила липкая темнота. Она шла наугад и спотыкалась о невидимые преграды. Чем дольше Мита бродила, тем сильнее уставала: тело горело и плавилось, ее била дрожь, как в лихорадке, и Мита даже сквозь сон подумала о лекарстве. «Неужели все-таки простудилась в реке? — размышляла она. — Или устала просто?» Травница пыталась проснуться, чтобы дойти до полок с травами, но тело не хотело слушаться.
Постепенно темнота стала меняться. Она уже не была такой липкой и душной, в ней появились странные отблески, похожие на чьи-то цветные тени. Митьяна невольно потянулась за ними. Тени постепенно складывались в силуэты. Незнакомые люди, в несколько рядов обступившие пылающий костер, покачивались в такт языками пламени, и свет плясал на их смуглых лицах. Темнота наполнилась гортанной песней, и от нее у Миты внутри все задрожало. Она зажала уши, но звуки продолжали проникать в ее голову. Травница зажмурилась и побежала прочь со всех ног. Песня не отставала.
Силуэты у костра сменились могучими елями, чьи верхушки серебрились в свете луны. Гортанная песня затихла, а вместо нее темноту разрезал пронзительный вой. Миту окружили звери. Они рассекали темноту вокруг словно стрелы, оставляя за собой желто-рыжие шлейфы. Где-то вдалеке раздался рев, и испуганная травница шарахнулась в сторону. Рядом с ней возникла цветная дымка, и в ней она разглядела двух животных — волка и лося с раскидистыми рогами, над которыми рваной тенью металась птица, похожая на огромного ворона.
Увиденное так потрясло Миту, что она попятилась и поскользнулась босыми ногами на чем-то склизком и мокром. Тело окутал холод, как будто она снова упала в быструю реку. Она замахала руками и ногами, пытаясь подняться; цветные блики смешались перед глазами в один пестрый ком. Мита замотала головой, попыталась встать, но почему-то не смогла и уперлась руками в твердую землю…
Когда Мита распахнула глаза, на чердаке было темно. Через небольшое окошко лился ровный лунный свет, оставляя на полу синеватые тени. Все вокруг было каким-то серым и блеклым, но знакомая по снам цветная дымка окутывала весь чердак. В нос ударил резкий запах сушеных трав.
Мита поднялась со своей лежанки. Солома и меха сбились в кучу, и теперь ее самодельная постель отчего-то казалась слишком маленькой. Тело все еще хранило остатки странного жара и ломоты, и травница решила на всякий случай заварить травы и выпить.
Травница попыталась подняться на ноги, но спина отдалась резкой болью — она никак не могла распрямиться. Ноги тоже не слушались. Травница часто заморгала, чтобы избавиться от надоедливой пелены, но та не желала исчезать. Отчаявшись, девушка опустила лицо на руки. Нос почему-то столкнулся с полом раньше, чем она ожидала.
Митьяна открыла глаза и некоторое время тупо таращилась на свои руки, которые уже руками не были. Это были лапы. Волчьи лапы, от которых исходила тонкая золотистая дымка.
Травница закричала, но вместо крика из ее горла вырвался испуганный вой.
Где-то в деревне залаяла собака.
«О, боги, что это? Что происходит?»
Мита запаниковала и попятилась. Раздался треск: с ближайших полок повалились корзины, и она не глядя наступила на них, переломав плетеные каркасы и растоптав травы в труху. Мита взвизгнула и отпрыгнула в сторону. Теперь чердак наполнился грохотом падающих мисок и глиняных чашек. Окончательно перепугавшись, Мита отпрянула к окну, споткнулась о мешки с сеном, кувыркнулась и больно ударилась челюстью о деревянный пол. Каждое ее движение сопровождалось шумом: чердак был слишком тесный для волчьего тела, и она то и дело что-нибудь задевала.