Страница 4 из 53
Финни.
Она свалилась как снег на голову. Совершенно чужая женщина.
Летиция посмотрела в окно, из которого видна была деловая часть Бостона.
– Мне кажется, ничего неприятного в этом нет, – произнес Джеффри, сидевший за столом, слишком громоздким для этой комнаты. Этот стол заказал Нестер, но он ему не понравился, и Нестер велел перенести стол в кабинет Аптона. А у Нестера теперь стоял новый стол, прекрасно вписывающийся в его кабинет.
Джеффри поправил на столе бумаги и перья, закрыл пробкой чернильницу, откинулся назад и продолжал:
– За два месяца пребывания здесь Финни с трудом удалось оправиться после ужасной катастрофы на железной дороге. Так в чем же дело?
Чтобы не встречаться с ним взглядом, Летиция стала разглаживать несуществующую складку на юбке из дорогого кашемира.
– Ну, она… странная.
Джеффри положил подбородок на сплетенные пальцы.
– Что же в ней странного?
– Если хочешь знать, она, едва придя в себя, отказалась от докторов и стала лечиться травами. Весь дом пропах ими. Она утверждает, что эти травы целебны.
– А ты сомневаешься?
– Не в этом дело. Но мне кажется странным, что она постоянно пьет какой-то чай и делает себе примочки и компрессы. – Миссис Уинслет вздохнула. – Впрочем, ты верно заметил: она удивительно быстро пошла на поправку. А теперь решила лечить слуг.
– Каким образом?
– Дает им какую-то бурду от зубной боли и мазь от порезов, отвар от расстройства желудка и настойки от различных заболеваний, будто она только что окончила медицинские курсы, а не вернулась из африканских джунглей. – Летиция положила руки в перчатках на подлокотники кресла. – Прислуга боготворит ее.
– Ну и что тут плохого?
Миссис Уинслет наконец подняла голову.
– Моей дочери место в гостиной, а не в прачечной, где она лечит слуг.
– Дай ей время, Летиция, – произнес Джеффри. – Пусть она привыкнет к Бостону и его нравам.
– Но у нас нет времени! В следующее воскресенье у Брэдфорда и Эммелины Готорн званый обед. Я уже послала записку, что мы будем. – Она буквально впилась пальцами в подлокотники. – Но еще не поздно отказаться от приглашения.
– Глупости. Вот увидишь: Финни докажет, что ты ошибалась. Она будет там самой красивой.
У миссис Уинслет нервно дернулась губа.
– Мне все же удалось подобрать платье, которое ей к лицу. Ведь даже после болезни она черна, как негр. Чтобы придать ей хоть сколько-нибудь приличный вид, уйдет целая банка рисовой пудры.
– Ее кожа лишь слегка отливает золотом, Летиция. И если припудрить ей лицо да еще надеть на нее нарядное платье, она будет просто красавицей.
– Я заметила, – сказала она вдруг, – что ты неравнодушен к Финни. Вчера – шоколадные конфеты, сегодня цветы!
Джеффри улыбнулся и откинулся в кресле.
– По-моему, мне пора подумать о женитьбе.
Летиция открыла от изумления рот:
– Женитьбе? На Финни?
– Почему нет? Мужчины в возрасте всегда выбирают молодых женщин. – Он слегка улыбнулся. – Но ни слова Нестеру. Во всяком случае, пока. Полагаю, ему потребуется еще немного времени, чтобы привыкнуть к ней.
– Не убеждена, что это когда-нибудь произойдет.
Джеффри пожал плечами:
– Все равно, пока ни слова. А тебе следует подумать об устройстве праздника по случаю дня рождения Финни. Он приближается, или ты запамятовала?
– Разумеется, нет! – гневно произнесла она, хотя, по правде говоря, такой грех за ней водился. – Я уже второй день ломаю над этим голову.
Приход невесты Нестера прервал их беседу. Прежде чем девушка успела вымолвить хоть слово, миссис Уинслет спросила:
– Верно, Пенелопа?
Пенелопа Мансер была неотразима: блестящие черные волосы, молочно-белая кожа, раскосые глаза.
– О чем вы?
– О том, что уже второй день я только и говорю, что о праздновании дня рождения Финни, – произнесла она, выразительно взглянув на будущую невестку, и добавила: – Устроим торжественный прием. – Летиции хотелось, чтобы все считали ее образцовой матерью, как будто много лет назад она не оставила маленькую Финни с отцом в далекой Африке, лишив ее материнской ласки. «Мне пришлось уехать из Африки, – говорила она. – У меня не было выбора: Нестер захворал».
– Разумеется, дорогая Летти. Праздник для Финни. Будет просто чудесно! – Розовые губки Пенелопы изогнулись в милой улыбке. – Вы готовы? Нестер прислал экипаж, и матушка Ханна ждет нас.
– Прекрасно. Пошли, дорогая, – произнесла Летиция, вставая и беря Пенелопу за руку. – Пора наконец составить список всего того, что нам еще предстоит сделать. То есть продолжить начатое, – поправилась она, быстро взглянув на Джеффри. – Праздник выйдет на славу. Пока, Джеффри, увидимся у Готорнов в воскресенье.
В дверях она обернулась:
– Надеюсь, ты окажешься прав и выход в свет Финни пройдет гладко.
При первом появлении в бостонском обществе Финни Уинслет узнала две вещи: во-первых, старинный город в Новой Англии отделен от Африки не только географически, и, во-вторых, семейные узы тут значат гораздо больше, чем кровное родство.
Однако ни одна из этих бесконечно сложных граней новой жизни не испугала ее. А вот при виде длинного, изысканно накрытого обеденного стола она оторопела.
Финни сидела в богатой столовой среди самых влиятельных граждан Бостона и пристально смотрела на блюдо с выложенными лесенкой отбивными, что стояло на белой льняной скатерти. Ни разу в жизни ни на одном столе ей не доводилось видеть столько ножей, вилок и ложек, не говоря уже о персональных приборах.
Город, казалось, впал в оцепенение. За окном валил снег, который был Финни в диковинку и вызвал у нее суеверный восторг, поразив своей красотой. Вокруг стояла звенящая тишина. Белые хлопья осыпали, точно сахарной пудрой, улицы и кусты.
В Африке ничего подобного не увидишь.
Больше всего Финни радовала мысль, что Бостон совершенно не похож на ее любимую Африку. Два разных мира. Целая вечность, казалось, отделяла ее от еще не присланных вещей. От резных деревянных игрушек и собственноручно сшитых крошечных платьев. Целая вечность пролегла между ней и воспоминанием о тонком голоске, нежном и сладостном, словно сливочная карамель.
«О, Изабель, – пронеслось в голове, – твоя мать так истосковалась по тебе!»
Ком подкатил к горлу, глаза защипало. Но она прогнала воспоминания прочь и стала изучать нравы этого неведомого, чужого города, полного странностей и загадок.
Одной из них было блюдо с отбивными.
Ей стало легче, когда сцены из африканской жизни поблекли и она могла сосредоточить все свое внимание на приборах. Одному Богу и здешней хозяйке известно, что делать с этими серебристо поблескивающими вилками, ножами и ложками. Но тут она огляделась и обнаружила, что, кроме нее, это никого не волнует. Все болтали и смеялись как ни в чем не бывало.
И тут ее взор остановился на Мэтью Готорне. Сердце гулко застучало. Он по-прежнему был сильным и стройным, жестоким и воинственным – таким, каким она его запомнила. Девушка помнила, как в поезде упала на его мускулистую грудь.
Она часто задышала, губы раздвинулись, на щеках выступил румянец при воспоминании о нескольких часах, проведенных рядом с ним после крушения.
«Не смей умирать на моих руках!» – приказал он ей, и она выжила.
Она часто думала о том, куда он подался после появления спасателей, которые вынесли ее из джунглей. О том, что было раньше, мисс Уинслет не решалась вспоминать, боясь, что не справится с волнением.
Уже потом, в больнице, крытой лианами, когда к ней вернулось сознание, ей сказали, что Готорн неоднократно справлялся о ее самочувствии. На следующее утро она покинула больницу, не желая встречаться с ним. Это было выше ее сил. Она боялась воспоминаний о джунглях. О той долгой ночи.
– Постарайся, Финни. Ну же, попробуй.
– Оставьте меня, – простонала она.
– Черт подери, Финни, не будь такой трусихой! Позволь мне помочь тебе.