Неверный

Малышка задирает сияющую мордашку и кивает. Демид поднимает ее на руки, и я не могу не отметить как бережно он это делает.

Все равно сволочь…

Равнодушно отворачиваюсь, но чувствую, что вчерашний запал куда-то исчез. Уже не так хочется придушить этого улыбающегося засранца. А его внимание полностью посвящено племяннице.

— Пойдем, дядя Демид посадит тебя в кресло. Смотри, пчелка, что я тебе привез…

И кресло у него в машине установлено. И зайца с болтающимися лапами Майе купил. Ждал он мое решение, как же… Трепло…

— Соня, — он подходит ко мне, кладет руки на плечи. Передергиваю плечами, давая понять, что это лишнее.

— Поехали, Демид, — хочу повернуться к машине и открыть дверь, но он не дает. Держит крепко, заглядывает в глаза.

— Ты не представляешь, девочка, просто не представляешь как я тобой горжусь, — говорит он таким тоном, что у меня непроизвольно в горле встает ком. Впрочем, быстро исчезает.

— Да пошел ты, Демид, — шиплю сквозь зубы тихо, чтобы не услышала дочка. — Ты прекрасно знал, что я поеду.

— Не знал, — он держит, не отпускает, — честное слово, не знал.

— Ну узнал и что, легче стало? — отталкиваю его руки и сажусь на пассажирское сиденье. — К чему только был весь этот спектакль…

Демид щурится, но ничего не говорит, молча садится за руль И только когда машина трогается с места, замечает, глядя перед собой:

— Видишь ли, Соня, даже такие закоренелые циники как я время от времени нуждаются в обществе таких чистых и порядочных девочек как ты.

— Зачем? — спрашиваю уже не так сердито. Разве можно злиться, когда у него вот такое выражение лица?

Он поворачивается ко мне и отвечает предельно серьезно:

— Чтобы не потерять веру в человечество.

И в его словах столько горячей признательности, что я признаю себя проигравшей по всем фронтам.

— На дорогу смотри, Ольшанский, — ворчливо выдаю, старательно маскируя очередной ком в горле, который на этот раз сам исчезать не хочет. Приходится несколько раз сглотнуть.

Почти всю дорогу мы не разговаривали. Потом я вообще пересела на заднее сиденье — Майюша уснула и проспала почти два часа. Проснулась и началось привычное для каждой мамы «пить» и «писять».

Ольшанский свернул на заправку. Я сводила дочку в туалет, а когда мы вернулись, Демид предложил перекусить.

— Я редко завтракаю, — объяснил он коротко, — а в дороге люблю отравлять организм вредной едой.

Под вредной едой понимались бургеры и хот-доги. Я согласилась, хотя Демид меньше всего похож на человека, который в принципе склонен себя чем-то отравлять.

Я тоже с утра не позавтракала. Ребенка покормила, а сама обошлась чашкой чая. Спала плохо, поэтому аппетита не было совсем. Но стоило запаху свежесваренного кофе достичь рецепторов, желудок сразу отозвался ворчливым урчанием.

Хорошо, хоть Ольшанский не слышал. Как бы я на него ни сердилась, приходится признать, что путешествовать с Демидом приятно и комфортно.

Он взял нам по хот-догу и капучино, Майюше молочный коктейль с печеньем. При моей попытке рассчитаться посмотрел на меня как на врага.

— Что ты так смотришь? — не выдержала я. — Может, я хочу тебя угостить.

— Издеваешься? — это все, чем он меня удостоил. Но все равно пить с ним кофе и есть хоть-дог было уютно даже на заправке.

Потом мы с дочкой обе уснули на заднем сиденье. Когда я проснулась, обнаружила у себя под головой подушку. Дорожную, ортопедическую. Обернулась на дочку — малышка спала в детском кресле. Посмотрела во внутреннее зеркало и напоролась на внимательный взгляд черных глаз.

— Я всегда с ней сплю в дороге, — сказал Демид, не дожидаясь вопроса. — Подумал, что так тебе будет удобнее.

— Спасибо, — пробормотала я и обратно улеглась на подушку. С ней и правда удобнее…

Обед мы проспали, но голод не чувствовался, и Демид предложил подождать до города. На очередной заправке мы с ним заправились кофе, а ребенка покормили йогуртом и круассаном.

Когда за окном потянулись узнаваемые пейзажи пригорода, я посмотрела на часы с удивлением — пятьсот километров мы пролетели чуть больше чем за пять часов. Мы сейчас по пробкам будем ехать дольше, пока доберемся до дома Демида.

Насчет пробок я оказываюсь совершенно права.

— Ты не против, если вы с Майей поедите дома? Там есть готовая еда, я распорядился, — Демид смотрит на меня в зеркало.

— А ты?

— У меня еще остались кое-какие дела.

Пожимаю плечами.

— Конечно. Делай так, как тебе удобно.

Он сразу предупредил, что поселит нас с дочкой у себя, хоть я попробовала настоять на гостинице. Стоит ли говорить, что мои попытки потерпели сокрушительное поражение?

Автомобиль Демида въезжает в знакомые ворота, и я испытываю приступ дежавю. Когда-то я уже въезжала в эти ворота на его машине, моя жизнь тогда круто изменилась. Означает ли это, что я снова на пороге перемен? Или мне просто следует нормально выспаться?

Демид выходит и распахивает передо мной дверцу. Поворачиваюсь к дочке, но она вцепилась в кресло и упрямо мотает головой.

— Демид! — требовательно зовет, и ее дядя расплывается в довольной улыбке. Обходит автомобиль и вынимает малышку из кресла.

— Ох уж мне эта айдаровская кровь, — бубню себе под нос, выбираясь из машины.

Подбегает охранник и тянет из багажника чемодан. Мне его лицо незнакомо, но он подозрительно приветливо улыбается. Похоже, парень наоборот прекрасно меня знает.

Дочка на руках у своего дяди радостно хохочет и всем видом дает понять, что слезать с его рук не собирается.

— Майя так легко перенесла дорогу, — признаюсь Демиду, когда поднимаемся по ступенькам крыльца. — Я переживала, что она будет капризничать.

— Мы с ней подружились, правда, пчелка? — подмигивает малышке Демид. И добавляет уже для меня: — Непослушные девчонки моя узкая специализация. Меня даже ты слушаешься.

Возмущенно взмахиваю руками, но он уже скрывается в дверном проеме.

В доме ничего существенно не изменилось, он все такой же стильный, дорогой и огромный. Под стать своему хозяину. Майюша принимается носиться по холлу, а я иду в кухню.

На плите стоит еще теплый плов с курицей, отбивные и молочная каша. В миске возле мойки свежевымытые овощи.

— Я сейчас быстро приготовлю салат, — говорю Демиду, — идите с Майей мыть руки.

Он начинает было говорить про дела, но еда так вкусно пахнет, что Ольшанский сдается. Его громкое «Пчелка, скорее лети к дяде Демиду» тонет в недрах громадного дома, а я достаю стеклянную миску для салата.

Надо же, помню!..

— Спасибо, Соня, все было очень вкусно, — Демид встает из-за стола и целует меня в макушку. — Я сейчас уеду, но вечером ты будешь мне нужна. Прокатимся с тобой в одно место.

Прокатимся так прокатимся. Приезжает Демид как и обещал, вечером. Вместе с ним в дом входит приятная пожилая женщина, чем-то напоминающая Полину Львовну.

— Пчелка, иди сюда, — зовет Ольшанский Майю, и когда та подбегает, усаживает к себе на колено. — Нам с мамой надо съездить в одно место. Это недолго. Ты побудешь с Галиной Алексеевной, хорошо? А когда я вернусь, мы с тобой будем строить дом.

Он показывает на коробку, на которой нарисован огромный игрушечный домик. Я такой видела в интернете. Стоит как подержанная машина и занимает полкомнаты. Но Ольшанский может себе позволить поставить такой домик в каждой спальне, поэтому я лишь вздыхаю.

Надо ли говорить, что Майюша с готовностью со всем соглашается.

— Ты балуешь мне ребенка, Демид, — ворчу, забираясь на пассажирское сиденье его внедорожника.

— Кто-то же должен ее баловать, — невозмутимо отвечает Ольшанский.

— Как у тебя так получается? — не могу сдержать завистливых ноток. — Она тебя впервые видит, а ты можешь договориться с ней практически обо всем. Может поделишься секретом?

— Легко, — кивает Демид, — тебе просто надо стать мной, и все.