Неверный

— Что значит, не вернулась? — не могу сходу сообразить, приходится переспрашивать. — Она разве уходила?

— Да, Елизавета Максимовна попросила медсестру присмотреть за Амирчиком, чтобы спуститься в аптеку. Ее нет уже два часа, телефон не отвечает.

— Что за бред, — хмурюсь, с трудом сдерживая раздражение, — сейчас она вернется. Как она может бросить ребенка?

Беру телефон, достаю Лизу из черного списка. Одним из условий, поставленных мной, было то, что она не звонит мне напрямую. Но на всякий случай я ее еще и заблокировал.

Холодный голос сообщает, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

— Нужно заявить в полицию, Рус, — в который раз повторяет Руслан, в его голосе звучит плохо скрытый упрек, — меня поражает твоя беспечность.

— Это не беспечность, брат, — проворачиваю руль влево, и машина съезжает с проспекта в знакомый переулок, — это чуйка.

— Что?

— Чуйка, — повторяю, и он нетерпеливо передергивает плечом.

— Ее могла сбить машина, — начинает перечислять, — ей могло стать плохо. Ты сам говорил, что в кабинете врача она была белого цвета. Рус, я бы обзвонил больницы. Она ведь могла пойти куда угодно!

— Так она и была в больнице. Зачем ей куда-то идти?

— Ты бесчувственный чурбан, — кипятится Рус, — она же в неадеквате! Не представляю, что было бы с Ди, если бы с Дамиром… Да тут любая мать впадет в прострацию!

— Лиза не любая, — спокойно возражаю, — и не сравнивай ее с Ди, брат. Пойдем.

Выхожу из машины, Руслан идет следом. Он смотрит на меня с неодобрением, но я не обращаю внимания. Достаю из кармана ключ, который мне привез брат, я попросил заехать за ним к матери.

Сам не знаю, почему, но я почти уверен в своей правоте. И почти не удивляюсь, когда мы входим в квартиру, где живут Лиза с Амиром. Проходим вглубь, не снимая обуви.

На короткий миг сердце сжимается при виде детской кроватки и игрушек, разбросанных по детской комнате. Но сейчас меня больше интересует спальня матери моего сына.

По комнате ожидаемо разбросаны вещи, двери гардеробной распахнуты. Рус растерянно останавливается на пороге, а я вхожу внутрь.

Ни одного чемодана, а я точно знаю, что она покупала как минимум два. Мать каждый месяц передавала мне чеки, которые подтверждали расходы Лизы на ребенка. И я хорошо помню чемоданы, которые покупались для поездок с моим сыном на отдых.

Чемоданы тогда прокатили, расход я засчитал. А сейчас их нет, как нет одежды в шкафу и обуви на полках. Подхожу к закрытым полкам, на одной из них пустая шкатулка. Не знаю, какие у Лизы были драгоценности, но если они были, то сейчас их точно нет.

Разворачиваюсь к Руслану и смотрю прищуренным взглядом. Ну что, я оказался прав, брат?

Брат с шокированным видом смотрит на разгромленную гардеробную, переводит потрясенный взгляд на меня.

— Это правда, Рус? Она не пропала, она уехала?

Не отвечаю, продолжаю щуриться.

— Просто, сука, уехала? И бросила больного ребенка?

— Чему ты удивляешься, брат? — теперь моя очередь спрашивать. — Говорю же, не сравнивай Лизу с Ди, это разнополярные противоположности.

— Разве она все это время была плохой матерью?

— Нет, не была, — мотаю головой, — в том и дело, Рус. Она не была плохой, она была никакой. Не доводила мать до того, чтобы та жаловалась мне, но насчет большего и не думала напрягаться. Шла на грани. Поэтому я почти уверен, что когда Лиза услышала диагноз, поняла, что не вывезет.

— Разве ей пришлось бы вывозить самой, брат? — Руслан не может поверить, что такое возможно. — Ты собирался бросить ее с сыном?

— Не собирался. Но лечение лейкемии долгое и сложное. Астафьев несколько раз повторил, что нам надо набраться терпения и быть готовыми жить в клинике месяцами. Ясно, что это адресовалось Лизе, проводить все время в клинике с сыном я не смогу.

— И ты считаешь, она просто сбежала? — неверяще разводит руками Рус.

— Как видишь, — отвечаю сдержанно, — как видишь, брат.

Он молча обходит квартиру, заглядывая в каждый угол, как будто там может прятаться Лиза, а я продолжаю.

— Ты так и не понял, что мать моего сына далеко не бедная овечка, которая нуждается в защите? Так вот ты ошибаешься, брат. Это для Ди Дамир — любимый ребенок. Для Лизы Амир — средство достижения цели. Источник существования. Выгодное приобретение. Список можно продолжать до бесконечности.

— Ты так спокоен, брат, — недоверчиво тянет Руслан, — я бы на твоем месте уже землю рыл.

— Все разроем, брат, — заверяю его, — только я вряд ли справлюсь лучше.

— Лучше кого? — он недоуменно зависает.

— Лучше того, кто сделает эту работу лучше, — отвечаю расплывчато, потому что сам далеко не уверен в положительном ответе. Скорее наоборот.

Набираю номер, который у меня давно есть и который я стараюсь не использовать без серьезных на то оснований. На мой взгляд, сейчас основания серьезные более чем.

Слышу длинные гудки и подношу телефон к уху. Я не уверен, что он возьмет трубку. Вообще не знаю, захочет ли он со мной разговаривать. Я бы на его месте не стал. На одном гектаре поссать бы с Айдаровыми не согласился. Особенно со мной.

Но пролетаю сразу по нескольким пунктам когда из динамика доносится пронзительное «Слушаю». Прокашливаюсь и говорю в микрофон гаджета:

— Здравствуй, Демид. Я по делу. Мне нужна твоя помощь. Постой, не отключайся, это не связано с Соней. Мой сын серьезно болен, у него лейкоз, а он ведь и твой племянник тоже, — говорю быстро, стараясь не смотреть на Руса, чтобы он не успел меня остановить. — Я отдам тебе папку, ты понимаешь, о чем я. Только помоги.

И выдыхаю, услышав отрывистое:

— Хорошо. Говори. Только не развози и не лей из пустого в порожнее. Коротко и по делу.

Мы точно братья. Я тоже люблю, когда коротко и по делу.

И хоть я по прежнему считаю Демида Ольшанского говнюком, в глубине души чувствую признательность. И облегчение. Если он сказал, что поможет, значит поможет. И его слово стоит не меньше, чем слово любого из Айдаровых. Разве что самую малость.

Глава 33

— Ты далеко, Рус? — голос брата вырывается из динамика вперемешку с городским шумом. — Мы с Ди на месте.

— Подъезжаю, — сбрасываю скорость и выворачиваю на парковку клиники.

Семья брата ждет у входа. Руслан сосредоточенный и собранный, Диана держит на руках Дамира. Даже издали видно, как она испугана и напряжена. Ди прижимает к себе сына с видом хищницы, готовой оберегать своего ребенка даже от его отца.

Молча обнимаюсь с братом, обнимаю невестку с племянником. Это моя семья, не знаю, что бы я без них делал.

— Дай мне его, милая, — поворачивается Рус к жене, но она упрямо мотает головой.

Брат кладет руку ей на талию и гладит сына по голове. Он очень хороший отец, они с Ди верная любящая пара, поэтому их сын здоров. Наверное это справедливо, только сердце все равно сжимается при мысли о моем собственном ребенке.

Он платит за всех нас. А должен платить только я.

— Ди хочет, чтобы нас с Дамиром тоже всех проверили на совместимость. Если ты конечно не против, — обращается ко мне Руслан. Я быстро киваю.

— Конечно не против, брат, зачем спрашиваешь? Но я уже сто раз сказал, эта болезнь незаразная, она не передается.

— Я знаю, Рустам, — подает голос Ди, — но я теперь так боюсь, так боюсь… Я как только подумаю про Амирчика, так сразу…

— Диана, прекрати, — хмурит лоб Руслан, — ты испугаешь ребенка.

Ди послушно кивает, быстро вытирает щеки.

— Прости меня, Рустам, я сейчас успокоюсь. Просто это так неожиданно и так близко. Всегда думаешь, что твою семью это страшное горе обойдет, а когда оно совсем рядом, я… Я не могу. Бедный наш малыш…

Ди жалко кривится, ее голос дрожит, и мне хочется обнять невестку. Вот так настоящая мать переживает о своем ребенке, который даже не болен. И о чужом, которого настигла беда.