Неверный

К счастью, разговор вновь перетекает в нужное русло совместного бизнеса. Но у меня появляется новая проблема. Ноги Айдарова. Как минимум одна из них, левая.

Почему-то она все время оказывается под столом возле моей. Брючная ткань цепляет мои щиколотки, и я вздрагиваю будто через меня пропускают электрический ток. Отодвигаю ногу как можно дальше, но я и так уже рискую выставить их прямо в проход.

— Перебирайтесь к нам, Рустам Усманович, — тем временем Олеся заливается соловьем, — ну в самом деле, туда-сюда мотаться вам будет накладно. А у нас хорошо. И цены на квартиры не то что в столице.

— Олеся права, — поддерживает ее Каменецкий, — в любом случае в первое время ваше присутствие будет более чем желательно.

— Семью тоже перевозите, — не унимается Славина, и я чуть не давлюсь салатом. — Жену, ребенка.

— Я не женат, — отвечает Рустам, при этом поворачивается и смотрит на меня. Локон, выбившийся из прически, падает на лицо, и мне страшно, что сейчас он вспыхнет как фитиль, так горят мои щеки.

Почему я так реагирую? Мне должно быть совсем, полностью, абсолютно наплевать, женат Рустам или нет.

— Правда? — Олеська даже не пытается скрыть торжествующие нотки. — А я слышала…

— У меня есть сын, — опережает ее Айдаров, — но он живет со своей матерью. А я разведен.

Я пытаюсь успокоить сердце, скачущее по грудной клетке как теннисный мячик. Айдаров не стал уточнять, что развелся он совсем с другой женой, не с матерью его сына. Со мной.

Или они были женаты и развелись?

Боже, зачем я вообще об этом думаю. Мне же все равно.

Все равно. Все равно. Все равно.

Все равно, что Рустам не женат на Лизе. Все равно, что они вместе не засыпают и не просыпаются. Что она не готовит ему завтраки, а он не вламывается к ней в ванную, когда Лиза собирается принять душ.

Что мне дает это знание? Это что-то для меня меняет? Ничего. Абсолютно.

К тому же, что мешает Рустаму периодически спать с Лизой? Тоже ничего.

Я так старательно дистанцировалась от всего, что касалось моего бывшего мужа и его новой семьи. Или любовниц. Ведь я все это могла при желании узнать у Демида. Достаточно было набрать его номер.

Нет, мы не стали с Ольшанским задушевными подружками, но уверена, что молчать бы он не стал. Я специально держалась, потому что ни меня, ни дочери это все не касается.

— Только не говорите, что вы не в отношениях, — всплескивает руками Славина, — мы же вас просто не выпустим из города!

Мне не видно лица Рустама, но почему-то уверена, что он не улыбается. Он вообще никогда терпеть не мог такие прозрачные намеки и считал их пошлыми.

Хотя, все это по его словам. Девушек типа Лизы он тоже называл исключительно неприличными словами, а теперь она мать его сына. Наследника.

— Сын это отлично, — замечает наш юрист Мишин, — у меня две дочки. Мы с женой хотим пацана, но боимся рисковать.

— А у меня наоборот парни. И я считаю, нам двоих с головой, — поддерживает разговор Каменецкий, а я нахожусь на грани обморока. Сейчас очередь дойдет до меня, потому что остальные у нас бездетные. И от моей тайны останется пшик.

Я конечно могу попросить Демида сыграть роль нашего блудного папаши, но уверена, что он меня пошлет. Даже заранее могу сказать, какими фразами.

Как бы я ни относилась к Ольшанскому, к детям у него особое отношение. Поэтому у него их нет. Да и как я уже говорила, придумывать сказки относительно отца Майи можно ровно до того момента, как Рустам ее увидит.

— Так что, Рустам Усманович, переезжаете к нам? Кстати, недалеко от нашего офиса дом построили. Квартиры все просторные, вот увидите, вы не захотите уезжать.

— Зачем квартира? Лучше дом за городом, я могу посоветовать хороший закрытый поселок. Инфраструктура отдельная, охрана сразу на въезде. Сосны, река, просто сказка, а не поселок, — поддерживает Олесю Каменецкий, и я на время выдыхаю.

О детях забыли, разговор перетекает в более безопасное русло. Но сколько мне еще так будет везти?

— Извините, мне нужно выйти, — бормочу, выбираясь из-за стола.

Иду в дамскую комнату и долго держу руки под прохладной водой, смотрю на закручивающиеся воронкой и исчезающие в сливном отверстии ручейки. Если бы можно было так же незаметно слиться, чтобы меня больше никто не видел!

В зал возвращаться не спешу, выхожу на террасу. Подхожу к ограждению, опираюсь на перила, вдыхаю теплый воздух, пахнущий жасмином. Вокруг террасы его целые заросли.

Может, отправить Славиной смс, что я себя плохо чувствую? Но неудобно не попрощаться с Каменецким. Надо все же вернуться в зал, поблагодарить всех за приятный вечер и тогда уже сбегать. В принципе, полтора часа моего присутствия вполне достаточно.

Разворачиваюсь и утыкаюсь в широкую грудь, обтянутую белой рубашкой. Голову кружит дорогой и мужской парфюм, смешанный с хорошо знакомым и все еще будоражащим запахом моего бывшего мужа. Его кожа всегда так пахла.

— Здравствуй ближе, Соня, — добивает негромкое, и я покачиваюсь, теряя равновесие.

Глава 19

Сам не знаю, как я сумел справиться с собой, когда ее увидел. Сначала решил, что померещилось, что она мне привиделась. Со мной было такое первое время, когда она с Демидом сбежала. То на переходе девушка похожей покажется, пока я на светофоре стою. То в ресторане за столиком мелькнет.

Бросал машину посреди улицы, бежал догонять, хватал за руку и уже видел — не она. Ошибка. Просто похожая девушка. Или наваждение…

В ресторане раз чуть не подрался с чужим мужиком. Извиняться пришлось, потому что не она это была. Не моя Соня.

Я точно узнал, что она не с Демидом после того, как Ольшанский вернулся из Штатов и заявился на прием к мэру с очередной девицей. Буквально через несколько дней, как родился Амир. Я подстерег братишку в коридоре и впечатал в стенку.

— Ты ее бросил, урод? Где она, говори?

Наша охрана осталась снаружи, и мы не стали отказывать себе в удовольствии повозить друг друга мордами о близлежащие поверхности. Пока это не надоело охране мэра.

— Где она, знать тебе не надо. И с кем она, тоже не твое дело, — сипло ответил Ольшанский, смывая кровь с губы. Я рядом над раковиной замывал ссадину на скуле.

Мужской туалет мало тянет на место, подходящее для сентиментальных разговоров, но Демид любитель похерить общепринятые стандарты.

— С ней все будет нормально, Рустам, я прослежу. Обещаю. А ты просто отпусти ее, займись своим сыном. Кстати, поздравляю. Хоть ты и гондон, — он вытер руки и вышел из туалета, а я упирался в мраморную плиту, смотрел на себя в зеркало и понимал, что он прав.

Я должен отпустить Соню. И как бы я ни относился к Ольшанскому, его словам можно верить. Пусть он подонок и ублюдок, но он все равно наш с Русом брат. И то, что он пообещал проследить за Соней, меня успокоило.

Но забыть ее не помогло.

Я подыхал без нее, каждое утро проклинал, когда без нее просыпался. Иногда хотелось сорваться и начать поиски. Землю рыть, только чтобы найти, чтобы увидеть. Но сам же себя ломал.

Не нужен ей такой как я. И чем больше проходило времени, тем больше я в этом убеждался. Она правильно сделала, что ушла от меня, что сбежала как от прокаженного.

Я такой и есть. Проклятый. И про карму я правду сказал Руслану.

Я гребаное чудовище, которому нельзя иметь семью, которое должно жить в одиночестве, периодически трахая шлюх. И которому нельзя иметь детей. Ни от кого.

Да, я херовый отец. И мне дико жаль своего сына. Когда я смотрю на него, испытываю жгучий стыд и бесконечное чувство вины.

Потому что я его не люблю.

Меня даже животным нельзя назвать, животные любят своих детей. А я нет.

И дело не в Лизе. Я свел с ней отношение к минимуму. Даже когда Амир был совсем маленький, я не приходил в их дом. Сына ко мне привозит мать с самого его рождения.

Амир пугающе похож на меня. Иногда даже не верится, что так бывает — он моя живая копия. Уменьшенная в несколько раз и в десятки лет. Но сколько я ни пытался разбудить внутри себя хоть какие-то чувства по отношению к ребенку, бесполезно.