Страница 1 из 4

Архитектура Дома Наркомфина вчера и сегодня

Овсянникова Елена Александровна

Елена Овсянникова, Николай Васильев

Вид с юга. Фото А. Александрова. 1963. Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Вид с востока. Фотограф неизвестен. 1948. Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Вид восточного фасада от коммунального корпуса. Фото А. Александрова. 1963. Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Фотокопия разрезов жилого и коммунального корпусов. 1929(?). Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Планы, фасады и разрезы служебного корпуса. 1930. ЦГА г. Москвы

Вид западного фасада в момент завершения строительства. Фото М. Ильина. 1931. Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Фотокопия планов 5-го и 6-го этажей. 1929(?). Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Фотокопии планов ячеек F и K. 1929(?). Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Вид последнего марша южной лестницы. Фото Н. Васильева. 2020

Вступительное слово

Дом Наркомфина – один из тех архитектурных памятников Москвы, о которых знают или слышали и профессионалы, и ценители архитектуры. В ходе многолетней реконструкции Дому Наркомфина был возвращен – насколько это возможно – первоначальный облик. И теперь в нем не только поселились новые жильцы, но и проводятся экскурсии, а также программы Музея современного искусства «Гараж» в Коммунальном блоке.

Эта небольшая книга – дань уважения Моисею Гинзбургу и его коллегам, которые в 1929 году начали осуществлять проект дома переходного типа (следующим этапом должны были стать дома-коммуны). Не все их утопические задумки были реализованы в полном объеме, но множество идей, которые они предложили для нового типа совместного сосуществования, повлияли на стратегии европейского архитектурного модернизма.

История Дома Наркомфина неразрывно связана с людьми, которые его создавали и которые в нем жили. В их судьбах отражаются все пертурбации и трагедии нашей страны за почти сто лет, которые прошли с момента его постройки. Сейчас мы проводим масштабное исследование, посвященное временным резидентам, и его результатами мы тоже обязательно поделимся.

Антон Белов,

директор Музея современного искусства «Гараж»

Вид антресоли 2-го этажа коммунального корпуса. Фотограф неизвестен. 1930-е. Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Вид с балкона 2-го этажа на коммунальный корпус. Фотограф неизвестен. Начало 1930-х

От авторов

Жилой дом для сотрудников Народного комиссариата финансов РСФСР – одна из самых известных экспериментальных построек СССР рубежа 1920–1930-х годов. Фактически это целый архитектурный комплекс, задуманный как «переходный к дому-коммуне». Тем не менее его часто называют собственно домом-коммуной, хотя на самом деле здесь жили чиновники и видные деятели культуры с семьями, а общественное обслуживание, характерное для этой типологии, не было осуществлено в полной мере.

Дом Наркомфина прославился не столько своей социальной концепцией, сколько своим неординарным архитектурным решением – именно благодаря ему он стал известен во всем мире. В данной книге мы рассказываем о создании Дома Наркомфина в широком историческом контексте и о его сегодняшнем состоянии.

Моисей Гинзбург, редактируя вместе с Александром Весниным журнал «Современная архитектура», опубликовал многие проекты и постройки группировки Объединение современных архитекторов (ОСА), в частности, собственное знаковое произведение – Дом Наркомфина, а также работы ряда выдающихся советских и самых прогрессивных зарубежных зодчих. Журнал, издававшийся в 1926–1930 годах, получил признание в Европе, был дважды переиздан в недавнее время, и его полную версию можно теперь найти в интернете. Из него мы можем узнать профессиональный контекст, интерпретированный членами группировки ОСА, которые называли себя конструктивистами. Их концепция применения в СССР новейших строительных технологий и поиск нового облика зданий как прямого следствия функциональных решений стала широко известна и за рубежом. Поэтому в 1920-е всю советскую архитектуру стали называть конструктивизмом.

Начиная с эпохи перестройки в нашу страну ринулись фанатики изучения архитектуры русского конструктивизма, хотя и ранее он привлекал внимание специалистов[1]. Дом Наркомфина был в числе главных объектов их интереса, наравне с собственным домом Константина Мельникова и построенными им клубами, Клубом союза коммунальников Ильи Голосова, домом-коммуной Ивана Николаева, Дворцом культуры Пролетарского района братьев Леонида, Виктора и Александра Весниных[2].

Итак, Дом Наркомфина всегда был в зоне пристального внимания профессиональной общественности всего мира, скоро убедившейся в том, что многие мечты авторов проекта так и не реализовались на практике. Например, как отмечали авторы первой монографии о Доме Наркомфина (к слову, не отечественной[3]), жильцы, въехав в дом в 1931 году, в первоначальной эйфории начали было общаться друг с другом на крыше-террасе, но вскоре стало ясно, что собираться группами у всех на виду опасно. Начались сталинские репрессии, о которых сотрудники советских наркоматов знали не понаслышке.

Однако надо признать, что первоначальный замысел частичного обобществления быта, задуманный архитекторами Моисеем Гинзбургом и Игнатием Милинисом, не был реализован при заселении Дома Наркомфина в силу разных причин. Затягивание сроков проектирования, а потом и отказ от строительства одного из двух запроектированных коммунальных корпусов, и, как следствие, использование осуществленного корпуса не по назначению привели к тому, что столовая продавала только готовую пищу навынос. Детский сад вместо неосуществленного отдельного здания[4] разместился там, где изначально предполагалась столовая. И главное – чиновники, проводившие весь день на работе, вовсе не стремились общаться и в свободное время. Их больше привлекал традиционный домашний быт[5].

Популярность Дома Наркомфина в течение долгого времени никак не влияла на решение проблем его реставрации. Этот жилой комплекс находился в запущенном состоянии и был искажен и жильцами, и арендаторами. Многие деятели культуры зарубежных стран предлагали варианты его спасения, не надеясь на российские органы охраны наследия. Лишь в 2010 годы удалось сдвинуть этот вопрос с мертвой точки, но для этого необходимо было отселить жильцов и арендаторов, найти средства для реставрации на фоне сомнительных устремлений коммерческих застройщиков в центре Москвы, что затянуло процесс на долгие годы.

Как отмечает Жан-Луи Коэн (см.: Le Corbusier and the Mystique of the USSR: Theories and Projects for Moscow, 1928–1936. Princeton: Princeton University Press, 1992. P. 123), Ле Корбюзье вывез «синьки» (цианотипные копии) рабочих чертежей Дома Наркомфина во Францию в свой третий и последний визит в Москву – части листов, опубликованных в книге Коэна, нет в московских архивах.

Дом Наркомфина упоминали в своих работах многие историки советской архитектуры, социологи и краеведы из России – М. И. Астафьева-Длугач, Ю. П. Бочаров, А. Ю. Броновицкая, Н. Н. Броновицкая, Ю. П. Волчок, А. В. Иконников, Е. Г. Никулина, А. В. Рябушин, Ю. Ю. Савицкий, С. О. Хан-Магомедов, И. В. Шишкина и др. – и исследователи из зарубежных стран – И. Груза, Э. Грушка (Чехословакия), А. Копп, Ж.-Л. Коэн (Франция), К. Кук (Англия) и др. Однако они не занимались специально его историей и не пользовались недавно выявленными авторами данной книги и другими исследователями архивными материалами, как и не имели доступа к самому объекту в ходе его последней реставрации.

Первая отечественная книга о Доме – Иванова Е. К., Кацнельсон Р. А. Улица Чайковского, 25. Москва: Московский рабочий, 1986. Однако самая ранняя монография появилась на итальянском языке: Pasini Ernesto. La “сasa-сomune” e il Narkomfin di Ginzburg (1928–29). Roma: Officina Edizioni, 1980.

Известный чертеж генерального плана территории содержит указание на круглый корпус детского сада посреди двора, однако ни одного его чертежа ни в первой (1928–1931), ни во второй (1930–1932; арх. Моисей Гинзбург и Георгий Зунблат; не реализована) очередях строительства не выявлено.

Виктор Бюхли, посетивший дом Наркомфина в 1990 году, в книге «Археология социализма» (Buchli V. An Archaeology of Socialism. Oxford: Berg Publishers, 2000. P. 129) утверждает, что «половина жильцов содержала домработницу», что, конечно, не может соответствовать действительности. Персонал для обслуживания дома был в его штате и жил в общежитии на втором этаже служебного корпуса, а отдельных жилых помещений для прислуги (в отличие от, к примеру, самых больших квартир дома СНК И ЦИК или дома Ленсовета на Карповке) в Доме Наркомфина не было. Известно лишь со слов жильцов, что две или три комнаты общежития на крыше были заняты прислугой – например, кухаркой Николая Милютина.