Страница 23 из 40
Утро
Сжижённый луч, стекающий со лбадолгой горы Вонзается во сны.Твердь смутная (как ветошка, слаба)Вся под плотскою тяжестью луныПросела уже, звездки потая(Углится блеск лишь на одной звезде…).Кто же возьмется разом за краяИ прочь скатерку (или быть беде)?!Кто же возьмется..? Ясно, что не я —Я только здесь, а нужно быть везде(В Израиле небесном, среди тех,Кто сорным дымом вышел из земли,Кто кроткой кровью к Господу востекИз горсток обмуравленной золы,Кто – чтобы гóрам и морям помочьУзрить смятенье Божьего лица —Сгребает отработанную ночьЕдва она дотьмится до конца).(Ты знаешь всё, о Господи, отсрочь.Я сна не доглядел еще…Пицунда. IV, 1989Стихи о незримой Неве
IРеки незримой искониНеизносима кривизна.Одни лишь небеса одниТак же зеркальны дочерна.Но черноверхая странаНеотразимые огниОтводит прочь, отречена.На желтых лапочках фонарьПо дикому прыг-скок стеклуЗа угол, где клочная хмарьВ глухую переходит мглу.Россия мерзнет на углу,Блестя ногами, как Фамарь,Поднявши на лицо полу.IIДвояковыпуклой линзы отлог —Слитное тело реки,Сущего мрака светящийся клокВлачат на плечах светляки —Сердце ли? воздух? эфирная плоть?Просто ли блеска объем?Как это облако тьме расколоть?– Единственно света копьем.Вытыкнут выспрь ледянеющий свет,Воткнут в горящую гроздь,Только – как будто вообще ее нет —Проходит весь воздух насквозьИ утыкается в горний предел,В слитное тело небес,Будто себя, как иголку, проделИ в стоге зеркальном исчез.Не досягает незримой водыВоздух, отдавший объем.К небу вернулись три зябких звезды,Влачившие сердце втроем.В двояковыпуклой линзе чернаВся сердцевинная тишь…(– Двояковогнута, кстати, она,Коль скоро снаружи глядишь —)1989Новый фокус врага
Кто замкнул окамнелой печатью Этой страшной баклаги края?(Что же… сердной извилистой влаги, по счастью, Я не пил, дорогого питья) Кто огромный, округлый, тяжелый Наложил пятидырный замок?(Этот грецкий орех исполинский и голый — Что ж, я рад… надкусить я не смог) И почти что еще не початы Эти колбочки и пузырьки(И на каждой притиснутой к горлу печати Надпечаток какой-то руки, Что ворочала перстнем истертым На ключе пятиперстом сухом,Что неслышимым звукам, блаженным и мертвым Преграждала дорогу на холм). И почти что не-видя-не-слыша, Я почти что пишу и поюИ висит надо мной, среди тьмы и затишья, Ненадкушенный плод, как в раю.IV, 1989Круглы брады у русских мулл
Из поэмы «Русский ислам»
Круглы брады у русских муллИ розо-бело-ватны очеса,И стерьвом каменным лежит Москва на черномасфальте – Мертвом море сна,А все ее четыреста мечетейГромадный бледный вытрубляют газ.А в волосатой колбе – гул,Снует языковая колбаса,Толкается, сочась, и камнем истончённым(Скрип – нá зуб зуб, чмок – на десну десна)Худеет речь. Ну как не захудеть ей,Обсосанной в четырехсотый раз.Не слышу звук, но вижу зрак.И привитóе бешенство болитВ зрачках расплавленных огромной белой крысы.Мне страшно, злая полутишь,Ведь все твои четыреста имамовСвивают надо мной свои брады.Готов молиться утренний дурак,И полумесяц попранный паритНад махонькой Москвой. Изрозовелись крыши.Последняя по пояс полумышьСквозь лесопарк предутренних тумановБредет, оглядываясь на свои труды.III, 1989Стихи с примесью
Древа октябрьского сонный шар.Древа ноябрьского круглый пар.Древа декабрьского взбитый взвар. – Кажется, этим венчается год.Вычитан начерно разворот.Выскребен насеро черный ход.Высосан набело неба свод. – Так вот как я сделался стар.Кажется, споро пошли года.Кажется, я даже знаю куда.Кажется, знает в крови вода, Для чего же весь этот спех.Шестиугольно пирамидальный снегНочью был светел, к рассвету смерк,И щербат, как невидимый миру смех. – Но для чего там, вверху, звезда?XI, 1989